Антон-Горемыка

- Кацу.

- Ну, слушай, душенька, я тебе дам много, много сахару, ступай потихоньку, - смотри же, потихоньку, - к тятьке, посмотри, не даст ли ему чего-нибудь мельник... ступай, голубчик... а мамка много, много даст сахарку за то... да смотри только, не сказывай тятьке, а посмотри, да и приходи скорее ко мне... а я уж тебе сахару приготовлю...

- Ты обманешь...

- Нет, душенька, вот посмотри... я сюда сахарок положу... как придешь, так и возьми его...

- Ты мало положила... еще...

- Экой... ну, вот еще кусочек...

- А еще положи...

- Довольно, душечка: брюшко заболит...

- Нет, еще... еще, а то не пойду, - закричал ребенок, топая ногою.

- Ну, ну... на вот тебе еще два куска... - отвечала мать, боязливо взглянув на дверь, - ступай же теперь.

Ванюшка сполз со стула и потащился из комнаты, оборачиваясь беспрестанно к матери, которая одной рукой указывала ему на порог, другою на кучку сахару.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

- Здравствуй, брат Аксентий, - сказал управляющий, подходя к мельнику и глядя ему пристально в глаза.

- Здравствуйте, батюшка Никита Федорыч, - отвечал тот, низко кланяясь.

- Что скажешь? а?..

- Да к вашей милости, батюшка, пришел.

- Ну, ну, ну... - проговорил заботливо управляющий и сел на лавочку.

- Что, батюшка Никита Федорыч, - начал мельник, переминаясь, но со всем тем бросая плутовские взгляды на собеседника каждый раз, как тот опускал голову, моргал или поворачивался в другую сторону, - признаться сказать... вы меня маненько обиждаете...

- Как так?

- Да как же, батюшка: прошлого года, как я поступил к вам на мельницу, так вы тогда, по нашему уговору, изволили сверх комплекта получить с меня двести пятьдесят рублев; это у нас было по уговору, чтоб согнать старого мельника... я про эвти деньги не смею прекословить, много благодарен вашей милости; а уж насчет того... сделайте божескую милость, сбавьте с меня за... вино.

- Э! ге, ге, ге... так вы вот зачем, батюшка, изволили пожаловать! произнес управляющий тоном человека, возмутившегося неблагодарностию другого. - Э! я тебе позволил держать вино на мельнице, беру с тебя сотню рублишков, а ты и тут недоволен, и этого много... Да ты знаешь ли, рыжая борода, что за это беда! вино не позволено продавать нигде, кроме кабаков, а уж я так только, по доброте своей, допустил это тебе, а ты и тут корячишься... Еще нынешнею весною допустил тебя положить с наших мужиков лишний пятак с воза, и это ты, видно, тоже забыл, а? забыл, что ли?..

- Нет, батюшка Никита Федорыч, мы много благодарны вашей милости за твою ласку ко мне... да только извольте рассудить, если б, примерно, было такое дело на другой мельнице, в Ломтевке или на Емельяновке, так я бы слова не сказал, не пришел бы тревожить из-за эвтого... там, изволите ли видеть, батюшка, место-то приточное, по большей части народ-то бывает вольный, богатый, до вина-то охочий; а вот здесь, у нас, так не то: мужики бедные, плохонькие...