Антон-Горемыка

руженный возами и мужиками, задвигался по реке, противоположный берег которой заслонялся совершенно серым, мутным туманом; в кузницах подле постоялого двора загудели меха, зазвенело железо. Ярмарка снова начиналась, кому на горе, а кому и на радость. В самое короткое время двор наполнился постояльцами, приезжавшими из заречья; кое-кто из пешеходов подходил и со стороны города. Последние располагались кучками подле ворот и вокруг избы; в числе их особенно много было баб-проходимок, богомолок, нищих. Между последними нельзя было не заметить Архаровны. Она, по-видимому, не принадлежала ни к какой кучке и одиноко бродила туда и сюда. Никто из присутствующих не знал побирушки; но одна ее одежда, состоящая на этот раз исключительно из лохмотьев, связанных узлами и укутывавших ее с головы до ног, так что снаружи выглядывало только сморщенное, темное лицо старухи и несколько пучков серых, желтоватых волос, в состоянии уж была обратить на себя всеобщее внимание. К тому также немало способствовали: сапоги вместо лаптей, непомерно длинная суковатая клюка, а наконец, и широкая сума, набитая вплотную и которую Архаровна держала на сгорбленной спине своей так же свободно, как любой бурлак. Три молодые парня, стоявшие у ворот, были первые, которые ее заметили. "Ишь, - сказал один, - вот так старуха; ну уж, баба-яга, подлинно что баба-яга". - "Да, - подхватил другой, - повстречаться с такой-то ночью, так испужаешься: подумаешь, нечистого встретил..." - "Ишь, старая, старая, - продолжал насмешливо третий, - а шутка каку штуку наворошила себе на спину... и нашему брату не под моготу..."

Архаровна подошла, припадая с одной ноги на другую, к окну избы, постучалась легонько по рамке клюкою и произнесла жалобно нараспев: "Кормилицы наши, батюшки, подайте милостинку во имя Христо-о-во..." Окно отворилось, из него высунулось рябое лицо дворничихи. "Бог подаст, много вас здесь шляндает... ступай-ка, ступай..." - сказала она грубо и без дальних рассуждений захлопнула окно. Архаровна перекрестилась, потупила голову и подошла тем же точно порядком, припадая и прихрамывая, к толпе, стоявшей у ворот.

- Что, бабушка, - сказал один из молодых парней, ударяя ее по плечу, умирать пора!..

- Ась, касатик!..

- Умирать пора, что шляешься...

- По хлебушко, кормилец, хлебушка нетути...

- А вон это что у тебя в мешке? ишь туго больно набито, - заметил он, подходя ближе и протягивая руку, чтобы пощупать суму; но старуха проворно повернулась к нему лицом и никак не допустила его до этого.

Другой молодой парень, стоявший поблизости, ловко подскочил в это время к ней сзади, и та не успела обернуться, как уже он обхватил мешок обеими руками и закричал, надрываясь от смеха:

- Старуха, мотри, эй, крупа-то высыпалась... право, на дне прореха... дорогой, того и гляди, всю раструсишь...

- Оставь!.. каку тут еще крупу нашел... - бормотала сердито Архаровна, стараясь высвободить мешок из рук парня, - экой пропастный, полно, оставь...

Но парень одним поворотом