Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи (СИ)
Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи (СИ) читать книгу онлайн
На примере переводной бразильской литературы я хотела рассмотреть проблему вхождения иностранных произведений в континуум русской литературы. Почему в одних случаях появляются "русский Гете", "русский Байрон", "русский Бернс", а другие авторы не оставляют никакого следа в умах и душах русских читателей? Вот на эти вопросы я и попыталась ответить данной книгой. Я старалась быть объективной, однако это не всегда удавалось: я слишком вовлечена.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Кто такая Матильда Престос из Каракаса? Какое отношение она имеет к Пабло Неруде? Может быть, речь идет о Матильде Неруда? И фамилия генерального секретаря БКП - ПрестЕс, а не ПрестОс, как пишет Ю.Чупрынина. И бразильский фрукт, между прочим, называется жака, а не жако. После такого количества несуразиц как можно верить прочей информации Ю.Чупрыниной?
Ну, нельзя же так, господа журналисты. Бразильских ниспровергателей Жоржи Амаду еще понять можно (принять нельзя), ими движет элементарная зависть, ну не может пережить тот же Кристалдо, что не он, такой умный, с докторской степенью, полученной в Сорбонне, а Амаду известен во всем мире. И в партии-то Кристалдо не состоял, и домов на американские деньги не покупал, а читают не его, а Жоржи. А его самого знают только благодаря подметной статье все про того же Амаду. Разве не обидно? - Конечно, обидно.
С бразильцами, по крайней мере, все ясно. Но наши - то зачем пишут все эти гадости? - Неужели из любви к искусству? Глава 18 Жоржи Амаду и русская переводческая традиция
В традициях русской культуры относиться к переводу не как к ремеслу или толмачеству, а как к искусству. "Высоким искусством" назвал перевод Чуковский. Такое отношение к переводу предъявляет переводчику определенные требования:
Переводчик должен ответственно подходить к выбору произведения. Критерием следует считать не материальное вознаграждение или возможность удовлетворить творческие амбиции, а совпадение личностей, родство душ автора и переводчика.
Переводчик наравне с автором несет ответственность за судьбу произведения, за то, каким оно придет к читателю. Плохой перевод - клевета на автора. Переводчик обязан с максимальной точностью передать информацию, заложенную в книге: не только кропотливо работать над текстом, над каждым словом, проверяя и перепроверяя себя по словарям и энциклопедиям, но и изучать жизнь страны, о которой говорится в произведении, реалии, быт, историческую эпоху.
Переводчик обязан передать не только объективно-логическую, но и субъективную информацию, чтобы русский читатель видел перед собой те же образы, испытывал те же чувства и уловил то же настроение автора, что и читатель оригинального текста. "Близость подлиннику состоит в передаче не буквы, а духа произведения. Надо, чтобы внутренняя жизнь перевода соответствовала внутренней жизни оригинала".
Переводчик обязан сохранять чистоту и красоту русского языка. А для этого его творческой лабораторией должен стать не кабинет, а весь мир. Слово надо искать не в словарях, а в водовороте самой жизни, в гуще живого разговорного языка. "Если ты не видишь красок родной земли, не ощущаешь ее запахов, не слышишь ее звуков, ты не воссоздашь пейзажа иноземного".
Все эти принципы отстаивали в своих статьях и переводах такие выдающиеся литераторы как Пушкин, Лермонтов, Белинский, Горький, Чуковский, Маршак и многие другие.
Рассмотрим в этом контексте переводы книг Жоржи Амаду на русский язык. Как уже было сказано, первый перевод - "Земля золотых плодов" - был сделан не с оригинала, а с испанского перевода и сильно сокращен. Впрочем, издательство иностранной литературы этот факт и не скрывало. На третьей странице издания прямо сказано: "сокращенный перевод с испанского". Кроме сокращений, в издательстве, вероятно с целью усиления революционного воздействия на советского читателя, поменяли местами главы. В оригинале книга заканчивается гибелью Антонио Витора и Раймунды, защищавших свою землю. Скорее всего, такой конец посчитали слишком пессимистичным, поэтому русский перевод заканчивается словами коммунистического лидера Жоакина: "Сначала земли принадлежали завоевателям-плантаторам, потом хозяева сменились - земли перешли в руки экспортеров. Но придет день, товарищ, когда не будет и этих хозяев земли.
Его голос взмыл к звездам, затмил огни города:
- ... И не будет больше рабов..." (70, С.433)
Только в переводе Инны Тыняновой главы заняли то место, которое определил им автор. Понятно, что такой перевод не мог донести до русского читателя ни своеобразия стиля автора, ни его образной системы. Однако читатели второго романа, "Красные всходы", уже имели возможность познакомиться с настоящим Амаду. Перевод этой книги, как и большинство других произведений Жоржи Амаду, был сделан Юрием Александровичем Калугиным. Несколько книг перевела Инна Тынянова. Усилиями этих переводчиков романы Жоржи Амаду вошли в контекст русской культуры и стали неотъемлемой частью отечественного литературного процесса 40-80 годов XX века. Их переводы передавали дух подлинника и душу автора. Благодаря труду этих переводчиков как живая вставала перед нашими глазами волшебная Баия, мы могли вдыхать ее воздух, бродить по ее улицам и склонам, слышать, о чем говорят ее жители - герои Амаду. Усилиями этих переводчиков и появился русский Амаду.
Теперь говорят, что книги Амаду в советское время выходили с купюрами. Действительно, сокращению подвергались те самые "натуралистические" сцены, на избыток которых указывала дооттепельная критика. Однако мне думается, что эти сокращения делались не столько из ханжества, сколько ради сохранения традиций русской литературы. Классической русской литературе свойственно целомудрие в описании отношений между мужчиной и женщиной. Поэтому то, что для бразильцев - легкая эротика, для русских - крутая порнография. В русском языке отсутствует целый пласт общелитературной лексики, касающейся подобных отношений. То, что по-португальски называется стилистически нейтральными и в то же время общеупотребительными словами, по-русски можно назвать либо медицинским термином, либо откровенной бранью. Приходится о чем-то умалчивать, что-то смягчать, но это отнюдь не искажало восприятие Амаду советскими читателями. Напротив, оно было необходимо ради сохранения образа автора, для того, чтобы русские читатели испытывали при чтении книг Амаду те же чувства, что и бразильцы.
Положение с переводами Амаду резко изменилось в худшую сторону, когда этой деятельностью занялись два новых переводчика - Александр Богдановский и Лилиана Бреверн. Естественно, что у этих переводчиков прямо противоположное мнение по этому поводу. Так, Александр Богдановский в интервью на сайте издательства "София" говорит, что переводы его предшественников были плохие: "Я думаю о том, до чего же могутным писателем был Жоржи Амаду, если сумел снискать такую любовь русских читателей, которые получали его в сильно искаженном виде. И дело тут даже не в бесчисленных ошибках... С одной из его книг, "Габриэла, корица и гвоздика", вообще связана анекдотическая ситуация. В переводе сказано: "Эуфорикос, капитан и доктор вошли в ресторан", - дальше описывается пирушка, а вышли после нее только капитан и доктор. Эуфорикоса они, очевидно, съели. А на самом деле, "euforicos" - это обособленный причастный оборот: имеется в виду, что капитан и доктор были в прекрасном расположении духа, эйфории. А переводчик состояние эйфории превратил в персонажа. Впрочем, о покойниках - или хорошо,
или ..."
Всем понятно, что Богдановский говорит о Юрии Александровиче Калугине. Вот уж точно, в чужом глазу соринку видит, а в своем бревна не замечает. К счастью, Александр Богдановский жив - здоров, и я могу говорить о нем все, что хочу. Он выискал у Юрия Калугина одну-единственную ошибку, а его собственный перевод "Капитанов песка" буквально изобилует ими, так что даже не знаешь, плакать или смеяться над очередным перлом.