Русский Амаду, или русско-бразильские литературные связи (СИ)

      Следующий пример к политике никакого отношения не имеет, речь идет о друге Амаду, Доривале Каимми. Это имя мало что говорит русскому читателю, хотя с творчеством его знакома вся (без исключения) страна. Это музыка Доривала звучит в "Генералах песчаных карьеров", "Рабыне Изауре" и еще нескольких сериалах, демонстрировавшихся на Первом канале. Вот как говорил о нем Амаду в 1976 году в книге "Бухта Всех Святых":

      "Поэт, композитор и певец Доривал Каимми является сегодня ключевой фигурой народной бразильской музыки, можно сказать, что он - сам бразильский народ с его чистым голосом, с его глубокой и нежной мелодией... В его жилах смешалась негритянская и итальянская кровь, он родился у моря в Баии. Баия - это проматерь Бразилии, где метизация определяла и определяет генеральную линию национальной культуры. Каимми стал певцом народной жизни, певцом красоты, драмы и тайны земли и людей Баии. С юношеских лет он в гуще народной жизни, которая кипит на улицах, склонах и переулках волшебного города, среди народа, который способен выжить и идти вперед, несмотря на ужасные условия жизни, побеждая нищету и гнет, чтобы смеяться, петь и танцевать, преодолевая смерть, чтобы творить праздник. Каимми не понаслышке знаком с трагедией, душой и магией несравненного города, с его народом, отбросившим предрассудки и сделавшим смешение крови и рас своей жизненной философией. В этом городе, среди этого народа истоки его творчества, реалистичного, иногда даже жестокого, и одновременно исполненного такой магической силы...

      Лично я воспринимаю творчество Каимми как родную сестру своего. Они дополняют друг друга и наверняка составляют единое целое. Мы описываем одни и те же события, одни и те же чувства. Если бы я был музыкантом, я писал бы его музыку, как, без сомнения, он бы писал, конечно, лучше меня, книги, которые пишу я. Поэтому я говорю об этом композиторе с такой свободой, словно, я говорю о самой Баие. Она встает у меня перед глазами вся, целиком, каждый раз, когда я слушаю песни Доривала.

      Много, много раз за полвека нашей братской дружбы, я был свидетелем того, как Доривал Каимми сочиняет. Не прошло и двух недель, как он был здесь, и в этой деревенской тишине сочинял песни об Ильеусе и крае какао. Волшебные руки гитариста сотворили чудо: на моих глазах рождалась и обретала свои очертания Баия. Дома, улицы, народ-метис, улыбающиеся сильные негры, старики с их легендами, моряки с бронзовой кожей, женщины редкостной красоты, и такая воля к сопротивлению, и такое несокрушимое стремление к свободе" (98, С.144).

      А вот так он писал о том же Каимми в "Каботажном плаваньи":

      "Этот сеньор Доривал Каимми, мой подельник и сообщник..., признался, что этой коробкой хотел компенсировать мне те многочисленные трости, палки и посохи, которые он у меня украл... Много чего еще похитил у меня певец байянских красот, но никогда не прощу ему радиоприемник, вывезенный из Москвы и подаренный мною дочери Паломе, в ту пору еще не вышедшей замуж. Доривал попросил одолжить его, он, дескать, хочет послушать репортажи с чемпионата мира по футболу - как раз начинались игры 1970 года - и, разумеется, заиграл. Никогда больше не увидела Палома своего маленького транзистора" (105, С.39).

      Почувствовали, как говорится, разницу? И таких примеров можно привести еще много. Что все это значит? Когда Амаду был настоящим: в "Каботажном плаваньи" или во всех своих предыдущих книгах? Неужели в 1992 году он снял, наконец, маску? Или, напротив, по какой-то причине натянул ее? Возможно, если бы "Каботажное плаванье" стало последней книгой Амаду, то эти вопросы так бы и остались без ответа, но после воспоминаний он еще написал "Открытие Америки турками" и "Чудо в Пираньясе". И там мы видим родного нам, прежнего Амаду. Да и в книге Алис Райяр "Беседы с Жоржи Амаду" (458), изданной всего лишь двумя годами раньше, в 1990 году, он говорит о том же самом, но - по-другому, как "прежний" Амаду. Что же произошло за эти два года, разделяющих "Беседы" и "Каботажное плаванье"? Что заставило Жоржи играть (без особого успеха) не свойственную ему роль? Объяснение одно - крах Советского Союза в 1991 году. Жоржи Амаду, как и все бразильцы, не отличался патологическим постоянством. Но с нашей страной его связывали действительно неразрывные узы. Он был совсем юным, пылким и впечатлительным, когда любовь к СССР запала в его душу. Вот как он сам об этом говорил: "С сердцем, полным благодарности, вспоминаю я сейчас глубокое, неизгладимое впечатление, которое произвел на меня первый прочитанный мною советский роман. Было это в далеком 1931 году. Я был тогда молодым писателем, страстно и трагически искавшим свой путь гражданина и стремившимся найти верное направление для своего творчества. Маленькое бедное издательство "Пас", созданное усилиями прогрессивных людей того времени, начало свою деятельность публикацией романа "Железный поток" Серафимовича. До сего дня сохраняю я в памяти моей огромное впечатление от этой страстной книги. Ее страницы донесли до нас горячее дыхание революции, картину шторма и созидания нового мира.

      С тех пор я чувствовал себя связанным с романом и писателем, связанным с этим миром, рождающимся в буре; я чувствовал свою связь с идеями, которые дают людям, защищающим их, эту героическую силу гигантов" (145).

      И как бы позднее ни пытался Амаду выглядеть независимым, как бы ни сердился на нас, связь эта не прерывалась. И вдруг в 1991 году оказывается, что его любимая страна пересела (если использовать метафору бразильского критика) не просто в другой трамвай, но и едет в обратную сторону! И вот он лихорадочно пытается догнать новую Россию, прерывает работу над очередным романом и пишет "Каботажное плаванье", хотя всего лишь два года назад в беседе с французской журналисткой уверял, что не собирается писать воспоминания, чтобы не переоценивать свою жизнь (458, Р.142).

      Но поезд, или в данном случае трамвай, уже ушел. Если бы книга была напечатана в 1974 году, она произвела бы фурор. Но к 1994 году, когда впервые были опубликованы отрывки из книги воспоминаний, Россия уже устала от разоблачений сталинизма, а в 1999, когда книга вышла отдельным изданием, пожалуй, была бы не против "реставрации".

      В общем, тираж в 5 тысяч экземпляров долго стоял на полках книжных магазинов. В нашем городе книга не распродана до сих пор.

      Рецензии на это произведение были соответствующие. Если для итальянского журналиста Кьериги "Каботажное плаванье" - это история целого поколения писателей, поэтов, интеллектуалов, многие из которых бегут из Латинской Америки или из франкистской Испании и ищут прибежища в утопии социализма, но попадают в ледяной холод, который еще сильнее отчаяния, побудившего их бежать. "Здесь тоже слышны тяжелые шаги в ночи, здесь тоже их подстерегает страх" (235); то наши рецензенты обратили внимание только на перси актрисы Серовой, да на некие зоофилические воспоминания. Этот эпизод особенно потряс российских критиков. Одна рецензия так и называется: "О хорошем отношении лошадей" (209). Как ни печально, но надо признать, что автор сам в этом виноват. Попытка понравиться "новой" России не удалась.

      Последнее свое произведение, рассказ "Чудо в Пираньясе", Амаду написал в 1995 году. В 2002 году этот рассказ был напечатан в моем переводе в специальном выпуске "Нашего современника". Сомневаюсь, что журнал стал доступен широкому кругу читателей, и поэтому маленький шедевр Амаду остался практически неизвестным широкой публике. И очень жаль. Это произведение доказывает, что Жоржи Амаду до конца жизни сохранил свой блистательный писательский талант, не утратив ни его силы, ни глубины, ни гуманизма, ни жизнелюбия, ни изящества стиля, ни тонкой своей иронии.