Последняя мистификация Пушкина

Впро­чем, по­эт не сра­зу со­гла­сил­ся по­ды­грать про­тив­ни­ку. Со­хра­нил­ся чер­но­вик пись­ма, на­пи­сан­ный, ве­ро­ят­но, до по­лу­че­ния за­пис­ки от Сол­ло­гу­ба, в ко­то­ром Пуш­кин со­би­рал­ся вы­ска­зать­ся по су­ще­ст­ву:

Гос­по­дин ба­рон Гек­керн ока­зал мне честь при­нять вы­зов на ду­эль его сы­на г-на ба­ро­на Ж. Гек­кер­на. Уз­нав слу­чай­но? по слу­хам?, что г-н Ж. Гек­керн ре­шил про­сить ру­ки мо­ей своя­че­ни­цы ма­де­муа­зель К. Гон­ча­ро­вой, я про­шу г-на ба­ро­на Гек­кер­на-от­ца со­бла­го­во­лить рас­смат­ри­вать мой вы­зов как не быв­ший. За то, что он вел се­бя по от­но­ше­нию к мо­ей же­не так, как мне не по­до­ба­ет до­пус­кать (в слу­чае, ес­ли гос­по­дин Гек­керн по­тре­бу­ет ука­зать при­чи­ну вы­зо­ва)...

Еще чуть-чуть и на­стоя­щая при­чи­на кон­флик­та бы­ла бы на­зва­на, но по­эт ос­та­но­вил­ся, по­ни­мая, что тем са­мым за­тро­нет честь На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны. И тут по­дос­пе­ла за­пис­ка от Сол­ло­гу­ба, из ко­то­рой сле­до­ва­ло, что Дан­тес не на­стаи­ва­ет на лич­ной встре­чи, а, зна­чит, от­па­да­ет не­об­хо­ди­мость вся­ких объ­яс­не­ний. К то­му же Гек­кер­ны уже при­нес­ли свои из­ви­не­ния…

А ес­ли не при­нес­ли? Ес­ли все это – фан­та­зия, и ни­ка­ко­го объ­яс­не­ния ме­ж­ду же­ной по­эта и Дан­те­сом на ба­ле у Фе­кель­мо­нов не бы­ло? Что то­гда? То­гда от­каз Пуш­ки­на вы­гля­дит чу­до­вищ­ным ка­при­зом, похожим на бе­зу­ми­е. Сна­ча­ла он по­сы­ла­ет се­кун­дан­та до­го­ва­ри­вать­ся о са­мой жес­то­кой ду­эли, а спус­тя не­сколь­ко ча­сов с лег­ко­стью удов­ле­тво­ря­ет тре­бо­ва­ни­ям про­тив­ни­ка. «Это­го дос­та­точ­но,— ска­зал д'Аршиак» - вспо­ми­на­ет Сол­ло­губ -

от­ве­та Дан­те­су не по­ка­зал и по­здра­вил его же­ни­хом. То­гда Дан­тес об­ра­тил­ся ко мне со сло­ва­ми: - Сту­пай­те к г. Пуш­ки­ну и по­бла­го­да­ри­те его, что он со­гла­сен кон­чить на­шу ссо­ру. Я на­де­юсь, что мы бу­дем ви­дать­ся как бра­тья.

По­здра­вив, с сво­ей сто­ро­ны, Дан­те­са, я пред­ло­жил д'Аршиаку лич­но по­вто­рить эти сло­ва Пуш­ки­ну и по­ехать со мной. Д'Аршиак и на это со­гла­сил­ся.

Мы за­ста­ли Пуш­ки­на за обе­дом. Он вы­шел к нам не­сколь­ко блед­ный и вы­слу­шал бла­го­дар­ность, пе­ре­дан­ную ему д'Аршиаком.

- С мо­ей сто­ро­ны,— про­дол­жал я,— я по­зво­лил се­бе обе­щать, что вы бу­де­те об­хо­дить­ся с сво­им зя­тем как с зна­ко­мым.

- На­прас­но, - вос­клик­нул за­паль­чи­во Пуш­кин. - Ни­ко­гда это­го не бу­дет. Ни­ко­гда ме­ж­ду до­мом Пуш­ки­на и до­мом Дан­те­са ни­че­го об­ще­го быть не мо­жет.

Мы гру­ст­но пе­ре­гля­ну­лись с д'Аршиаком. Пуш­кин за­тем не­мно­го ус­по­ко­ил­ся.

- Впро­чем, - до­ба­вил он,— я при­знал и го­тов при­знать, что г. Дан­тес дей­ст­во­вал как че­ст­ный че­ло­век».

В то вре­мя как се­кун­дан­ты на­но­си­ли от­вет­ный ви­зит Пуш­ки­ну, Гек­керн от­пра­вил­ся к За­гряж­ской и от име­ни сво­его при­ем­но­го сы­на по­про­сил ру­ки ма­де­муа­зель Гон­ча­ро­вой.

Ве­че­ром то­го же дня, 17 но­яб­ря, на ба­лу у С. В. Сал­ты­ко­ва бы­ло объ­яв­ле­но о по­молв­ке Жор­жа Гек­кер­на с Ека­те­ри­ной Гон­ча­ро­вой. Но сам Пуш­кин, по сви­де­тель­ст­ву Сол­ло­гу­ба, Дан­те­су не кла­нял­ся, на се­кун­дан­та сер­дил­ся, что, не­смот­ря на его при­ка­за­ние, тот всту­пил в пе­ре­го­во­ры:

Свадь­бе он не ве­рил. - У не­го, ка­жет­ся, грудь бо­лит,— го­во­рил он,— то­го гля­ди, уе­дет за гра­ни­цу. Хо­ти­те бить­ся об за­клад, что свадь­бы не бу­дет. Вот у вас тро­сточ­ка. У ме­ня ба­бья страсть к этим иг­руш­кам. Про­иг­рай­те мне ее. - А вы про­иг­рае­те мне все ва­ши со­чи­не­ния? - Хо­ро­шо. (Он был в это вре­мя как-то желч­но ве­сел).

По­сле ба­ла За­гряж­ская чирк­ну­ла Жу­ков­ско­му ту са­мую мно­го­зна­чи­тель­ную за­пис­ку, упо­мя­ну­тую при об­су­ж­де­нии до­б­рач­ных от­но­ше­ний Дан­те­са и Ека­те­ри­ны:

Сла­ва Бо­гу ка­жет­ся все кон­че­но. Же­них и поч­тен­ный его ба­тюш­ка бы­ли у ме­ня с пред­ло­же­ни­ем. К боль­шо­му сча­стию за чет­верть ча­са пред ни­ми прие­хал из Мо­ск­вы старший Гон­ча­ров и он объ­я­вил им ро­ди­тель­ское со­гла­сие, и так все кон­цы в во­ду. Се­го­дня же­них по­да­ет прось­бу по фор­ме о по­зво­ле­нии же­нить­бы и зав­тра от не­вес­ты по­сту­пит к им­пе­рат­ри­це. Те­перь по­зволь­те мне от все­го мое­го серд­ца при­нес­ти вам мою бла­го­дар­ность и про­сти­те все му­че­ния, ко­то­рые вы пре­тер­пе­ли во все сие бур­ное вре­мя, я бы са­ма при­шла к вам, чтоб от­бла­го­да­рить, но пра­во сил не­ту.

Но ра­дость бы­ла не­дол­гой. В ду­эль­ной ис­то­рии уча­ст­во­ва­ло еще од­но влия­тель­ное «ли­цо», дей­ст­вий ко­то­ро­го жда­ли оба про­тив­ни­ка, од­но­вре­мен­но и рас­счи­ты­вая на не­го, и стра­шась его си­лы и свое­во­лия. Так ждут про­бу­ж­де­ния сти­хии, на­де­ясь на очи­ще­ние, и га­да­ют, во что мо­жет обой­тись ее не­обуз­дан­ный нрав. Этим «ли­цом» бы­ло об­ще­ст­вен­ное мне­ние. Ред­кий че­ло­век мо­жет ска­зать, что не за­ви­сим от не­го. Мы дей­ст­ву­ем в ок­ру­же­нии чу­жих инте­ре­сов, и за­час­тую ему – «об­ще­ст­вен­но­му мне­нию» - обя­за­ны осу­ще­ст­в­ле­ни­ем сво­их же­ла­ний или пол­ным их кру­ше­ни­ем. На не­го упо­вал Пуш­кин, его за­кли­на­ли Гек­кер­ны. Но по­лу­чи­лось так, что оно рас­пра­ви­лось с обо­и­ми: поды­грав про­тив­ни­ку по­эта, оно за­тем вы­ки­ну­ло его из Рос­сии са­мым бес­це­ре­мон­ным и жал­ким образом, за­ста­вив весь ос­та­ток дол­гой жиз­ни раз­мыш­лять над пре­врат­но­стью судь­бы.

За три дня но­вость о сва­тов­ст­ве ка­ва­лер­гар­да обош­ла все свет­ские са­ло­ны и вер­ну­лась к Пуш­ки­ну в не­ве­ро­ят­ном, чу­до­вищ­ном ви­де. Дан­тес был объ­яв­лен ге­ро­ем – за­щит­ни­ком чес­ти ок­ле­ве­тан­ной жен­щи­ны! Об­ще­ст­вен­ное мне­ние все рас­су­ди­ло по-сво­ему. Во­пре­ки же­ла­нию са­мих уча­ст­ни­ков ду­эль­ной ис­то­рии, оно про­воз­гла­си­ло: ни­че­го еще не кон­чи­лось - все толь­ко на­чи­на­ет­ся!

Да и как признать окон­чание?! Пре­рвать­ся на са­мом ин­те­рес­ном?! Бле­стя­щий ка­ва­лер­гард же­нит­ся на бес­при­дан­ни­це! Пусть да­же из влия­тель­но­го ро­да – но то­го ли дос­то­ин пер­вый же­них Пе­тер­бур­га?! Не будь у сва­тов­ст­ва та­ин­ст­вен­ной при­чи­ны - ее сле­до­ва­ло бы вы­ду­мать. А тут она ле­жа­ла на по­верх­но­сти: о ней го­во­рил Пуш­кин, а дру­зья по­эта под­твер­жда­ли су­ще­ст­во­ва­ние за­га­доч­ной ано­ним­ки.

Боль­шин­ст­ву лю­дей нра­вит­ся, ко­гда соз­да­ют­ся «кра­си­вые» па­ры. В них фи­зи­че­ская при­ро­да бе­рет верх над ду­хов­ной. Обы­ден­ность ус­по­каи­ва­ет, от­во­дя гру­ст­ные раз­мыш­ле­ния о веч­ном. По­яв­ле­ние На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны ря­дом с не­ка­зи­стым Пуш­ки­ным то­же раз­дра­жа­ло, сви­де­тель­ст­во­ва­ло о дру­гой жиз­ни - о внут­рен­нем, не­ви­ди­мом бо­гат­ст­ве по­эта. Но с этим еще мож­но бы­ло как-то ми­рить­ся, по­ла­гая, что жен­щи­на поль­сти­лась на сла­ву пер­вой по­эти­че­ской да­мы. Но что­бы кра­са­вец муж­чи­на же­нил­ся на «не­кра­си­вой, чер­ной и бед­ной» де­ви­це – та­кую «ре­аль­ность» труд­но бы­ло принять!

У слу­хов свои за­ко­ны. Вы­зван­ные к жиз­ни, они на­би­ра­ют не­ве­ро­ят­ную силу и не­ред­ко гу­бят сво­его соз­да­те­ля, со­вер­шая тай­ное пра­во­су­дие. На­ив­но думать, что лю­бая сплет­ня, бро­шен­ная в свет­ской гос­ти­ной, спо­соб­на об­рес­ти раз­ру­ши­тель­ную мощь. Для это­го ей на­до ока­зать­ся на пе­ре­кре­ст­ке мно­гих интересов и очень по­хо­дить на прав­ду - ту са­мую, ко­то­рая рас­па­ля­ет воображение.

Спус­тя не­де­лю, по­сле объ­яв­ле­ния по­молв­ки, гра­фи­ня С.А. Боб­рин­ская со­об­ща­ла в пись­ме к му­жу о глав­ной пе­тер­бург­ской но­во­сти:

Ни­ко­гда еще с тех пор как сто­ит свет, не по­ды­ма­лось та­ко­го шу­ма, от ко­то­ро­го со­дро­га­ет­ся воз­дух во всех пе­тер­бург­ских гос­ти­ных. Гек­керн-Дан­тес же­нит­ся! Вот со­бы­тие, ко­то­рое по­гло­ща­ет всех и бу­до­ра­жит сто­ус­тую мол­ву. Да, он же­нит­ся, и <...> это брак, ре­шен­ный се­го­дня, ко­то­рый на­вряд ли со­сто­ит­ся зав­тра. Он же­нит­ся на стар­шей Гон­ча­ро­вой, не­кра­си­вой, чер­ной и бед­ной се­ст­ре бе­ло­ли­цей, по­этич­ной кра­са­ви­цы, же­ны Пуш­ки­на. Ес­ли ты бу­дешь ме­ня рас­спра­ши­вать, я те­бе от­ве­чу, что ни­чем дру­гим я вот уже це­лую не­де­лю не за­ни­ма­юсь, и чем боль­ше мне рас­ска­зы­ва­ют об этой не­по­сти­жимой ис­то­рии, тем мень­ше я что-ли­бо в ней по­ни­маю. Это ка­кая-то тай­на люб­ви, герои­че­ско­го са­мо­по­жерт­во­ва­ния, это Жюль Жа­нен, это Баль­зак, это Вик­тор Гю­го. Это ли­те­ра­ту­ра на­ших дней. Это воз­вы­шен­но и сме­хо­твор­но[130].