Последняя мистификация Пушкина

От­ло­жен­ная ду­эль

По­лу­чив пись­мо дру­га, Пуш­кин срав­нил его с но­вым пред­ло­же­нием Дан­те­са, ко­то­рое дос­та­вил ему Ар­ши­ак. Оба до­ку­мен­та го­во­ри­ли о том, что Гек­кер­ны вы­год­но ис­поль­зо­ва­ли ат­мо­сфе­ру та­ин­ст­вен­но­сти и не­до­мол­вок, ко­то­рые ок­ру­жа­ли ду­эль­ную ис­то­рию. Вме­ша­тель­ст­во Жу­ков­ско­го, его уг­ро­за ос­те­речь по­слан­ни­ка, мог­ли серь­ез­но ос­лож­нить де­ло. Те­перь уже от Пуш­ки­на тре­бо­ва­лись ре­ши­тель­ные дей­ст­вия, и он не за­мед­лил с ни­ми.

В пя­том ча­су дня 16 но­яб­ря по­эт вме­сте с На­таль­ей Ни­ко­ла­ев­ной и ее се­ст­ра­ми при­шел к Ка­рам­зи­ным на день ро­ж­де­нья Ека­те­ри­ны Ан­д­ре­ев­ны, вдо­вы ис­то­рио­гра­фа, и за обе­ден­ным сто­лом сре­ди об­ще­го ве­се­лья, на­гнув­шись к си­дев­ше­му ря­дом с ним Сол­ло­гу­бу, вдруг ска­зал ско­ро­го­вор­кой:

Сту­пай­те зав­тра к д'Аршиаку. Ус­ловь­тесь с ним толь­ко на­счет ма­те­ри­аль­ной сто­ро­ны ду­эли. Чем кро­ва­вее, тем луч­ше. Ни на ка­кие объ­яс­не­ния не со­гла­шай­тесь.

По­том он про­дол­жал шу­тить и раз­го­ва­ри­вать как бы ни в чем не бы­ва­ло.

Сол­ло­губ, вспо­ми­ная этот раз­го­вор, пи­сал:

Я ос­тол­бе­нел, но воз­ра­жать не ос­ме­лил­ся. В то­не Пуш­ки­на бы­ла ре­ши­тель­ность, не до­пус­кав­шая воз­ра­же­ний[118].

Позд­но ве­че­ром то­го же дня со­сто­ял­ся бал у Фи­кель­мо­на, упо­мя­ну­тый Жу­ков­ским в кон­спек­те. Сол­ло­губ кос­нул­ся и это­го со­бы­тия:

На рау­те все да­мы бы­ли в трау­ре по слу­чаю смер­ти Кар­ла X. Од­на Ка­те­ри­на Ни­ко­ла­ев­на Гон­ча­ро­ва, се­ст­ра На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны Пуш­ки­ной (ко­то­рой на рау­те не бы­ло), от­ли­ча­лась от про­чих бе­лым плать­ем. С нею лю­без­ни­чал Дан­тес-Гек­керн.

Пуш­кин прие­хал позд­но, ка­зал­ся очень встре­во­жен, за­пре­тил Ка­те­ри­не Ни­ко­ла­ев­не го­во­рить с Дан­те­сом и, как уз­нал я по­том, са­мо­му Дан­те­су ска­зал не­сколь­ко бо­лее чем гру­бых слов. С д'Аршиаком, стат­ным мо­ло­дым сек­ре­та­рем фран­цуз­ско­го по­соль­ст­ва, мы вы­ра­зи­тель­но пе­ре­гля­ну­лись и ра­зо­шлись, не бу­ду­чи зна­ко­мы. Дан­те­са я взял в сто­ро­ну и спро­сил его, что он за че­ло­век. «Я че­ло­век че­ст­ный,— от­ве­чал он,— и на­де­юсь это ско­ро до­ка­зать». За­тем он стал объ­яс­нять, что не по­ни­ма­ет, че­го от не­го Пуш­кин хо­чет; что он по­не­во­ле бу­дет с ним стре­лять­ся, ес­ли бу­дет к то­му при­ну­ж­ден; но ни­ка­ких ссор и скан­да­лов не же­ла­ет[119].

Об этом про­ис­ше­ст­вии, ве­ро­ят­но, и на­пи­са­ла На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на Жу­ков­ско­му, уз­нав от се­ст­ры о стран­ном по­ве­де­нии му­жа. Но бы­ло это на сле­дую­щий день - 17 но­яб­ря - на пи­ке ду­эль­но­го обо­ст­ре­ния, а по­то­му в па­мя­ти друга по­эта от­ло­жи­лось в од­ну це­поч­ку:

Сно­ва ду­эль. Се­кун­дант. Пись­мо Пуш­ки­на. За­пис­ка Н.Н. ко мне и мой со­вет. Это бы­ло на (ба­ле) рау­те Фи­кель­мо­на[120].

В «Вос­по­ми­на­ни­ях» Сол­ло­гу­ба, ци­ти­ро­ван­ных вы­ше, со­дер­жит­ся наи­бо­лее пол­ное опи­са­ние ду­эль­но­го кри­зи­са. С не­боль­ши­ми ого­вор­ка­ми им мож­но до­ве­рять. Соз­дан­ные в 1865 го­ду, они все же со­хра­ни­ли дух 1837 го­да, по­сколь­ку пи­сал их че­ло­век, с од­ной сто­ро­ны, ли­те­ра­тур­но ода­рен­ный, а с дру­гой - об­ла­даю­щий не­по­сред­ст­вен­ной и бес­хит­ро­ст­ной на­ту­рой. Со­че­та­ние ред­кое и ма­ло по­лез­ное для пуб­лич­но­го ус­пе­ха. В од­ном из пи­сем к бра­ту от 19 ок­тяб­ря 1936 го­да Со­фья Ка­рам­зи­на на­зва­ла его «бес­тол­ко­вый Сол­ло­губ». Мо­ло­дой че­ло­век, по­хо­же, не от­ли­чал­ся осо­бой про­ни­ца­тель­но­стью и лов­ко­стью, хо­тя был чес­тен и добр. То, что он ви­дел, или о чем до­га­ды­вал­ся, все­гда ле­жа­ло на по­верх­но­сти. В его вос­по­ми­на­ни­ях мно­го кра­сок и точ­ных за­ме­ча­ний, но са­ми со­бы­тия не име­ют яс­ных очер­та­ний и пред­став­ля­ют со­бой на­гро­мо­ж­де­ние ко­ло­рит­ных пя­тен. Как ни стран­но, об­щей кар­ти­ны это не пор­тит, ве­ро­ят­но, по­то­му, что Сол­ло­губ ни­че­го не до­мыс­ли­вал. Бу­ду­чи со­вер­шен­но сво­бод­ным в вы­бо­ре на­строе­ния, он лег­ко ме­нял точ­ку зре­ния и ха­рак­тер сво­их па­фос­ных обоб­ще­ний.

Срав­ним, на­при­мер, его вос­по­ми­на­ния то­го же со­бы­тия - рау­та у Фи­кель­мо­нов - со­став­лен­ные де­ся­ти­ле­ти­ем рань­ше по прось­бе пер­во­го био­гра­фа Пуш­ки­на Ан­нен­ко­ва:

Я взял Дан­те­са в сто­ро­ну.— «Что вы за че­ло­век?» — спро­сил я.— «Что за во­прос»,— от­ве­чал он и на­чал врать.— «Что вы за че­ло­век?» — по­вто­рил я.— «Я че­ло­век че­ст­ный, мой до­ро­гой, и ско­ро я это до­ка­жу». Раз­го­вор наш про­дол­жал­ся дол­го. Он го­во­рил, что чув­ст­ву­ет, что убь­ет Пуш­ки­на, а что с ним мо­гут де­лать, что хо­тят: на Кав­каз, в кре­пость,— ку­да угод­но. Я за­го­во­рил о же­не его.— «Мой до­ро­гой, она же­ман­ни­ца». Впро­чем, об ду­эли он не хо­тел го­во­рить.— «Я все по­ру­чил д'Аршиаку. Я к вам при­шлю д'Аршиака или мое­го от­ца». С д'Аршиаком я не был зна­ком. Мы по­гля­де­ли друг на дру­га. По­сле я уз­нал, что Пуш­кин по­до­шел к не­му на ле­ст­ни­це и ска­зал: — «Вы, фран­цу­зы,— вы очень лю­без­ны. Вы все знае­те ла­тин­ский язык, но ко­гда вы де­ре­тесь, вы ста­но­ви­тесь за три­дцать ша­гов и стре­ляе­те. Мы, рус­ские,—чем ду­эль... (про­пуск в ру­ко­пи­си Ан­нен­ко­ва), тем жес­то­че долж­на она быть[121].

Оче­вид­но, оба фраг­мен­та не ис­ка­жа­ют смыс­ла про­ис­хо­дя­ще­го, но как эмо­цио­наль­но они да­ле­ки друг от дру­га. В пер­вом слу­чае Дан­тес про­сто го­во­рил, а во вто­ром - врал. Упу­ще­ны оцен­ка На­та­льи Ни­ко­ла­ев­ны и весь­ма важ­ное пред­чув­ст­вие Дан­те­са, что он убь­ет по­эта. Чем даль­ше от тра­ге­дии, тем «объек­тив­нее» су­дил Сол­ло­губ - все мень­ше пом­нил слу­чай­ные де­та­ли про­ис­ше­ст­вия. Но пуш­ки­ни­стов при­вле­ка­ет, имен­но, ран­няя часть вос­по­ми­на­ний Сол­ло­гу­ба, где он, за­час­тую стре­мясь к пре­дель­ной ис­крен­но­сти, по про­сто­ду­шию, дра­ма­ти­зи­ро­вал со­бы­тия.

Кста­ти, кон­цов­ку по­след­не­го фраг­мен­та - про­пуск в ру­ко­пи­си - мож­но рас­шиф­ро­вать так: «У нас, рус­ских, ина­че: чем мень­ше объ­яс­не­ний, тем по­еди­нок бес­по­щад­нее».[122] Этой фра­зой Пуш­кин да­вал по­нять се­кун­дан­ту Гек­кер­нов, что на­стро­ен ре­ши­тель­но и не­пре­клон­но, и за­став­лял про­тив­ни­ка быть сго­вор­чи­вее. Но ви­ди­мо, Гек­кер­ны, пре­ду­пре­ж­ден­ные Сол­ло­гу­бом («Я взял Дан­те­са в сто­ро­ну»), и так по­ня­ли, что от них тре­бу­ет­ся.

Нет, они не со­би­ра­лись из­ви­нять­ся пе­ред по­этом. Это бы­ло бы для них «совер­шен­ней­шим уни­же­ни­ем», а вот по­про­сить про­ще­ние у да­мы, во­круг ко­то­рой, соб­ст­вен­но, и раз­во­ра­чи­ва­лась дра­ма – от­че­го же, нет! Впол­не современ­но и да­же вы­иг­рыш­но для чес­ти. А за од­но пред­ло­жить ей об­ра­тить­ся к уча­ст­ни­кам ду­эли (к му­жу уст­но, а к Дан­те­су пись­мен­но) с прось­бой ос­та­но­вить дра­ку.

И ско­рее все­го тут же, на ба­ле у Фи­кель­мо­нов, вос­поль­зо­вав­шись от­сут­ст­ви­ем Пуш­ки­на, к На­та­лье Ни­ко­ла­ев­не по­оче­ред­но по­до­шли ка­ва­лер­гард и послан­ник, один с из­ви­не­ния­ми за не­лов­кое по­ве­де­ние у из­вест­ной им да­мы – ко­неч­но, не без иро­нии и на­пу­ск­но­го сму­ще­ния, дру­гой - с тем са­мым не­обыч­ным пред­ло­же­ни­ем, ко­то­рое в опи­са­нии Вя­зем­ско­го, со­став­лен­ном по­сле ги­бе­ли по­эта, при­об­ре­ло зло­ве­щий от­те­нок:

Бы­ло бы слиш­ком дол­го из­ла­гать ва­ше­му им­пе­ра­тор­ско­му вы­со­че­ст­ву все лу­ка­вые про­ис­ки мо­ло­до­го Гек­кер­на во вре­мя пе­ре­го­во­ров. При­ве­ду толь­ко при­мер. Гек­кер­ны, ста­рый и мо­ло­дой, во­зы­ме­ли дерз­кое и под­лое на­ме­ре­ние по­про­сить г-жу Пуш­ки­ну на­пи­сать мо­ло­до­му че­ло­ве­ку пись­мо, в ко­то­ром она умо­ля­ла бы его не драть­ся с му­жем. Ра­зу­ме­ет­ся, она от­верг­ла с не­го­до­ва­ни­ем это низ­кое пред­ло­же­ние ¹²³.

Вя­зем­ский не знал ни со­дер­жа­ния пись­ма, ни то­го, как по­ве­ла се­бя На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на. Он поль­зо­вал­ся слу­ха­ми, и, в от­ли­чии от Сол­ло­гу­ба, мно­гое до­мыс­ли­вал и вы­да­вал за ре­аль­ность. На са­мом де­ле, На­та­лья Ни­ко­ла­ев­на вы­пол­ни­ла прось­бу Гек­кер­нов, пред­ва­ри­тель­но по­со­ве­щав­шись с Жу­ков­ским. Она на­пи­са­ла пись­мо Дан­те­су – и он в по­след­ст­вии на не­го ссы­лал­ся, а Пуш­ки­на по­про­си­ла не на­стаи­вать на ду­эли. Тут ока­за­лись к мес­ту и из­ви­ни­тель­ное пись­мо ка­ва­лер­гар­да, на­пи­сан­ное по по­во­ду за­пи­со­чек, и до­ве­ри­тель­ные от­но­ше­ния ме­ж­ду суп­ру­га­ми, по­зво­ляв­шие же­не об­ра­щать­ся к му­жу с не­лов­кой прось­бой.