История всемирной литературы Т.5

Тему любви Джурджевич продолжает в «Эклогах, или Пастушеских беседах» (I—VIII, IX не закончена). Помимо античных образцов (упоминается Вергилий), поэт опирался на богатую пасторальную поэзию Дубровника XVI—XVII вв. (более всего — на И. Гундулича). Любовь молодых пастухов, пастушек и лесных вил (дриад) на фоне идиллической природы описана прежним изысканным слогом, а любовные притязания сатиров, их диалоги даны в нарочито заниженных тонах. К последнему виду эклог примыкает шуточная поэма «Слезы Марунко» о любовных страданиях неуклюжего деревенского парня. Девять небольших поэм «Приключения несчастной любви» являются переработкой («локализацией») некоторых античных и ренессансных сюжетов. Внимание к фольклору, зародившееся в литературной среде Дубровника первой трети XVIII в., нашло отражение в использовании им помимо 8-сложника дубровницких классиков образного строя и метрики народной поэзии (эпический 10-сложник и размеры лирических песен) в «Гусельных песнях», «Песне на смерть королевича Марко», «Жалобной песне». Джурджевичу принадлежат также стихотворения «на случай» («Пиршественные песни, или Зачины»), духовные и нравоучительные стихи, полный поэтический перевод псалмов — «Псалтирь словинская» (1729).

Наибольшую известность И. Джурджевичу принесла поэма «Вздохи кающейся Магдалины» (1728). Взявшись за обработку новозаветного сюжета об обращении прекрасной блудницы, поэт соединил в художественное целое «науку страсти нежной» и псалмодический пафос покаяния. В повествовании о прежней жизни героини он невольно отразил быт и нравы своего времени, создав портрет типичной «дамы рококо». Этапы грехопадения героини следуют сюжету любовного романа: поначалу она робка и стыдлива, но опытная наперсница учит кокетству, знакомит с галантным кавалером, который лестью и подарками склоняет ее к взаимности, и героиня предается тайно, а затем явно любовным утехам. Внезапно ее постигает раскаяние, земная любовь сменяется божественной. Удалившись в «пустыню», «невеста Христова» в экстазе обращает к небу свои вздохи, наполняя их идущими от автора богословскими рассуждениями и нравоучительными сентенциями.

Наследник поэтического искусства XVII в. и в этом жанре, Джурджевич стремится превзойти своих предшественников изысканностью формы и глубиной элегической мысли. Он поражает читателя контрастами: жизнь в распутстве безмерно роскошна, в пустыне — предельно сурова; несметное богатство в прошлом — неисчислимые трудности и лишения в отшельничестве; контраст — излюбленный способ передачи чувств (ад и рай, жизнь и смерть, огонь и лед), — автор выстраивает длинные синонимические ряды, в целой строфе обыгрывает одно слово. Украшательство и виртуозность становятся самоцелью. Горячий патриот, И. Джурджевич гордился родным словинским языком и пытался раскрыть его богатство и благозвучие. Вместе с тем в его творчестве старый поэтический язык дубровчан исчерпывает свои выразительные возможности.

Жанр стихотворной легендарно-исторической драмы XVII в. с характерной для нее крайне запутанной интригой и невероятными приключениями продолжал в начале нового века А. Гледжевич («Зорислава» и др.). В конце XVII — начале XVIII в. в Дубровнике были популярны народные комедии и фарсы на местном диалекте, а в первой половине XVIII в. — комедии Мольера в адаптации разных авторов. Сохраняя гуманистическую и сатирическую направленность оригинала, переводчики перенесли действие пьес в Дубровник, дали персонажам местные имена, дополнили сюжет деталями местного быта и обычаев.

Во второй половине XVIII в. латинский, оставаясь языком науки, вернул себе на некоторое время позиции в дубровницкой поэзии. В это время появляется целая плеяда неолатинских поэтов. Дубровницкие поэты на латинском языке разрабатывали античные жанры — дидактические поэмы, эпиграммы, послания, элегии, оды, сатиры; частым явлением были многоязычные варианты (латинский, итальянский, хорватский) одного и того же произведения. В последнем десятилетии в творчестве отдельных писателей Дубровника заметны новые веяния — просветительства и романтизма, не имеющие, однако, далеких последствий для развития местной литературы. Дж. Ферич (1739—1820), помимо латинских сочинений, составил сборник басен на основе народных пословиц (1794, тоже на лат. яз.) и перевел на родной язык басни Федра, а на латинский — народные песни.

Проза, и ранее не занимавшая заметного места в дубровницкой литературе, в XVIII в. ограничена предисловиями поэтов к изданиям своих произведений, религиозной и морально-поучительной литературой для народа. В течение всего столетия в Дубровнике продолжалась деятельность по собиранию литературной старины, которая завершилась изданием (на ит. яз.) первой истории дубровницкой литературы (1802) и первой грамматики дубровницкого литературного языка (1808) Ф. Аппендини. С приходом наполеоновских войск в 1806 г. Дубровницкая республика прекратила свое существование (1809).

Уже в середине XVIII в. в хорватской литературе наметились важные сдвиги. Фактически исчез из общественной жизни и литературы чакавский диалект, некогда первым проявивший себя в хорватской письменности. Кайкавский и штокавский (вне Дубровника) диалекты выступили на путь кодификации. Однако штокавский диалект, охватывая сербов и занимая большую территорию у хорватов, постепенно теснил кайкавский на периферию. Этому способствовало включение в культурную жизнь новых областей со штокавским населением, освобожденных от турок в конце XVII — начале XVIII в., значительной части Далмации (отошедшей к Венеции) и Славонии (присоединенной к Хорватии). До половины столетия эти земли находились в запустении после двухсотлетнего османского владычества. Единственными очагами образованности были францисканские монастыри, где действовали духовные школы, составлялись хронографы, сочинялись религиозно-дидактические произведения для народа. Однако постепенно возрождалась культурная жизнь, и к концу столетия все более заметную роль в литературе начинают играть северные хорватские области — Хорватия и Славония.

Начало нового этапа в развитии хорватской литературы обозначили два произведения на штокавском диалекте, появившиеся в Далмации: «Цвет беседы народа и языка иллирийского, или же хорватского» (1747) Ф. Грабоваца (1695—1750) и «Приятная беседа народа славянского» (1756) А. Качича-Миошича (1699—1760). Оба писателя — францисканцы и следуют религиозно-просветительским традициям ордена, однако их книги выходят за рамки конфессиональной письменности прежде всего благодаря проявлению национального самосознания.

Сочинение Ф. Грабоваца, как более раннее, теснее связано с религиозно-дидактическими и хронографическими памятниками предыдущей эпохи. Первая часть книги — собрание разного рода поучительных рассказов и наставлений на духовные темы с популярным изложением символов веры, фрагментов церковной истории и библейских преданий; вторая — история всех веков и народов от «сотворения мира» до ближайших писателю событий. И лишь заключительный раздел книги — сказания в стихах и прозе о древней истории Далмации, о битвах с османскими завоевателями в XVI — первой половине XVIII в. придают ей черты Нового времени. Патриотическими чувствами пронизаны его стихотворения «Слава Далмации» и «О характере и нравах хорватов». В первом писатель обращается к родине с напоминанием о времени расцвета (до османского нашествия), скорбит о нынешней ее печальной участи, призывает воспрянуть от векового сна и вернуть себе былое величие. Во втором он корит своих современников за пороки, которые привели, по его мнению, отечество в упадок: хорваты, храбрецы на поле боя, легко поддаются раздорам и междоусобицам. В предисловии писатель ссылается на пробудившийся у соплеменников интерес к родной старине и сожалеет об отсутствии соответствующих книг на народном языке. Обращение к историческому прошлому и доступная форма изложения («беседа» на родном языке) — первые признаки складывающейся национальной литературы.

А. Качич-Миошич приводит в своем предисловии те же мотивы, которые побудили его взяться за перо, но замечает при этом другую, позитивную сторону народной жизни: память народа запечатлела в устном предании и песне великие деяния предков. В преддверии новой эпохи писатель впервые указал на народную песню как фактор сохранения национального самосознания в условиях порабощения, а отделив во втором издании книги (1759) довольно обширный хронографический материал в прозе от песен, сделал важный шаг в обретении художественности хорватской литературой (за пределами Дубровника). Книга стала поэтическим сборником, который именно благодаря героическим песням об эпохе османского нашествия — частью народным, а в большинстве случаев сочиненным по их образцу самим писателем — завоевал огромную популярность и у хорватов, и у сербов.