История всемирной литературы Т.5

Фазекаш нисколько не идеализирует своего Мати. У него сугубо земные, даже утилитаристские склонности. Он не прочь приторговать, ловко провести, откровенно заботится о своем кошельке, выгоде, для чего изучает ремесла и разные прикладные науки. Все это, так сказать, его житейские таланты и одновременно практически «буржуазные» рецепты самого автора, как реально выйти крестьянину из зависимости у помещика: одержав прежде всего «экономическую» победу над ним.

Но в то же время Фазекаш, конечно, наслаждается, любуется непокорностью, силой, достоинством Мати. Кроме бесспорно плутовских качеств, в Мати Лудаше живут и жажда борьбы, ощущение социальной несправедливости — дух народного бунтарства. И хотя трезвый автор избегает в своей фольклорной по корням поэме всякой свойственной фольклору же, но нелюбезной его сердцу здравомыслящего горожанина фантастики, этот воюющий за свое человеческое достоинство и свободу народный герой прямо связывает «Мати Лудаша» с «Толди» Я. Араня и «Витязем Яношем» Ш. Петефи.

Просвещение дало венгерской литературе выдающегося драматурга — Йожефа Катону (1791—1830), чье известнейшее произведение, тираноборческая трагедия «Бан Банк» (изд. 1820) дышит почти шекспировской глубиной и мощью. До этого Катона написал несколько более слабых драм — антиклерикальных, в защиту веротерпимости («Клеменсия Обиньи», «Жижка») и патриотических, против иноземного гнета («Гибель Иерусалима»). Построением действия, разработкой напряженных душевных состояний они подготавливали главное произведение драматурга. Сюжет «Бана Банка» воскрешал трагические события венгерского средневековья (из эпохи короля Эндре II, 1205—1235), которые были обработаны также Гансом Саксом и Грильпарцером. Но сюжетное обрамление, наполненное злободневнейшим для тогдашней Венгрии содержанием, привлекало внимание к национальному неравенству и вопиющей народной нищете.

Герой трагедии Банк, оставленный королем на время своего отсутствия наместником, не может в душе не склоняться на сторону венгерских дворян, которые ропщут, возмущенные развращенностью и произволом иноземных вельмож (во главе с королевой Гертрудой). Не может он не признать и справедливости крестьянских жалоб на поборы, на безнаказанное тунеядство за народный счет. Вступаясь за поруганную честь жены, Банк волей обстоятельств сам становится отмстителем за унижение страны и народа: в порыве гнева он убивает королеву-чужестранку, но нравственно, душевно не в силах разрешить для себя прямое противоречие между своим долгом наместника и патриота, гражданина. Страсть не любовная, а прежде всего гражданственно-патриотическая, которая противится традиционно-сословной верности престолу, — вот какой стороной обернулся в литературе порабощенной Габсбургами Венгрии характерный конфликт классицизма.

Разрешить его призваны были уже романтики. Не случайно глубокая драматическая сила, психологическая выразительность характеров и свободолюбивый пафос обусловили огромную популярность трагедии Катоны позже, в канун и в дни революции 1848 г.

На ее романтически переосмысленный сюжет была сочинена Ференцем Эркелем одноименная опера (она с успехом ставится сейчас и у нас). Творчество Чоконаи, Фазекаша, Катоны — вершина Просвещения в венгерской литературе, делающая понятными и объяснимыми как направление ее дальнейшего развития (романтизма, реализма), так и позднейшие художественные достижения.

Литературе венгерского Просвещения начало кладет творчество Бешенеи, а конец — романтическое литературное движение 20-х годов XIX в. Бросается в глаза известная сдвинутость этапов сравнительно с Западной Европой, обусловленная задержкой исторического развития в результате татаро-турецких завоеваний и растущей зависимости от Австрии. В 1690 г. она захватывает и восточную Венгрию (Эрдейское княжество), сохранявшую при турках самостоятельность. Неудачей кончилась попытка отделения северной Венгрии (война Ракоци).

Постоянная борьба с завоевателями требовала огромного напряжения народных сил и, внося в венгерскую литературу социальный драматизм, патриотический пыл, глубокие чувства и мысли, вместе с тем затрудняла ее всестороннее развитие. Классицизм выступает в ней в XVIII в. в позднейшей, вольтеровской и гетеанской интерпретации (именно в такой форме приобрел он значение поэтического идеала и образца для Бешенеи, Казинци). Барокко с его дисгармонично-фаталистскими нормами и представлениями сохраняло вплоть до последней трети века долю власти над пробуждающимися к более гармоничному, рациональному миропониманию умами. Наконец, вследствие позднего, сдерживаемого извне национального самоопределения и освобождения формой антифеодального просветительского движения становится филологическое «обновление» языка, которое подготовляло более широкие творческие начинания.

Вместе с тем одни и те же обстоятельства и мешали, и помогали, давая своеобразные преимущества (хотя в полной мере они обнаружились лишь позже, в XIX в.), обещая быстрый и бурный подъем. В Венгрии отсутствовала своя сколько-нибудь сложившаяся буржуазия — задачи буржуазного прогресса выдвигало и решало передовое дворянство. В этом в венгерских условиях крылось свое противоречие, возникавшее на почве «йозефинистских» иллюзий: национально-освободительные стремления дворян сталкивались с сочувствием разночинных слоев либеральным начинаниям Иосифа II (чьи реформы, действительно, отчасти способствовали экономическому и культурному развитию). Иными словами, антиавстрийские, антигабсбургские требования дворянства могли иногда (в чем заключалось и политическое коварство венского двора) как бы нейтрализоваться — взаимно ослабляться и погашаться — антифеодальными, социально-освободительными стремлениями и выступлениями крестьянства и всего народа. Но при отходе от сословного своекорыстия, при достаточно сильном демократическом воздействии они могли и подкреплять друг друга: национально-освободительное движение становилось резервом и руслом социально-освободительного. В этом таилась своя, неизвестная Западной Европе возможность радикализма и народности здешнего Просвещения. И она с нарастающей силой заявляла о себе как в политике (решительней всего выразившись в особенностях венгерской революции 1848 г.), так и — еще раньше — в литературе.

Продолжал, в частности, непрерывно развиваться венгерский фольклор. Он не застыл на архаическом или традиционном, религиозно-обрядовом, сказочном и бытовом уровне, а непрерывно обогащался патриотически и социально-конкретными мотивами, которые отражали участие народа в освободительной борьбе и вообще отношение к живым запросам времени (ср. песни куруцев — повстанцев из войск Ракоци). Поэтому и могло устное творчество, со своей стороны, оказать в XVIII в. оплодотворяющее влияние на просветительскую литературу: на Чоконаи, Фазекаша.

Прогрессивная национальная романтика начала следующего века (Кёльчеи, Верешмарти и др.), фольклорно-реалистические искания Араня, революционно-демократический сплав романтических и реалистических тенденций у Шандора Петефи — все это было во многом подготовлено венгерским Просвещением.

*Глава четвертая*

ЛИТЕРАТУРА МОЛДАВИИ И ВАЛАХИИ

Начало XVIII в. отмечено решительной попыткой Дунайских княжеств освободиться от османской зависимости. Господарь Молдавии Димитрий Кантемир заключил с императором России Петром I военный союз. К нему был привлечен и господарь Валахии Константин Брынковяну, впоследствии изменивший союзникам.

Прутский поход Петра (1711) окончился неудачей. Д. Кантемир вынужден был переехать в Россию. Оттоманская империя, чтобы усилить контроль над княжествами, приняла решение назначать господарей из фанариотов (греческих семей, находившихся на службе у султана и проживавших в Константинополе в квартале Фанари, откуда и пошло название). Началась так называемая эпоха фанариотов, длившаяся более столетия.

Общественная жизнь Дунайских княжеств на протяжении всего XVIII в. полна противоречий. С одной стороны, правление фанариотов ослабило и без того шаткую самостоятельность княжеств. С другой — начавшаяся с 1711 г. серия русско-турецких войн (1739, 1768—1774, 1787—1791) укрепляла надежду на обретение национальной независимости. Расширяющиеся торговые связи, растущий сельскохозяйственный экспорт стимулировали экономическое развитие княжеств, но одновременно усиливали эксплуатацию крестьян. Господство фанариотов способствовало распространению греческого языка, который стал вторым государственным языком, даже потеснив церковнославянский в богослужении, и занял первое место в светском образовании. Это тормозило развитие национальной культуры. Вместе с тем происходило приобщение к культуре западноевропейской, особенно к научным знаниям, что способствовало превращению национальной культуры из религиозной в светскую и пробуждению национального самосознания.