Преступник и преступление на страницах художественной литературы

— Нет, товарищи, наша гуманность будет именно в том, что сейчас мы не оставим без последствия этот проступок обвиняемого. Лучше сейчас. Мы оградим его от большой опасности. А она его явно подстерегает.

Представительный мужчина предлагал дать Веньке три года. <…> Венька смотрел на представительного мужчину, плохо понимая, что он говорит. Понимал только, что мужчина тоже очень хочет его посадить, хотя вовсе не злой, как теща, и первый раз в глаза увидел Веньку… И он никак не мог постичь, з а ч е м (разрядка В.М. Шукшина. — Л.К.) надо этому человеку во что бы то ни стало посадить его, Веньку, на три года в тюрьму? Судья молчит, а этот — в который уже раз — встает и говорит, что надо посадить, и все^[91].

Однако Фемида была все-таки благосклонна к Вене Зяблицкому: к радости односельчан он был осужден условно на два года.

Среди целей уголовного наказания, как известно, названа цель предупреждения совершения новых преступлений. В свою очередь, в науке уголовного права оно подразделяется на общее и частное (специальное). Содержание цели общего предупреждения подчеркивал еще Чезаре Беккариа, великий итальянский просветитель и гуманист. В своей книге «О преступлениях и наказаниях» он указывал: «Цель наказания <…> заключается не в чем ином, как в предупреждении новых деяний преступника, наносящих вред его согражданам, и в удержании других от подобных действий. Поэтому следует применять такие наказания и такие способы их использования, которые, будучи адекватными совершению преступления, производили бы наиболее сильное и наиболее длительное впечатление на души людей…»^[92]. При этом Беккариа тонко понимает природу человеческих поступков и реалистично характеризует главный объект воздействия для предупредительной силы наказания: человеческие чувства. В связи с этим он отмечает: «Потребовалось воздействовать на чувства, чтобы воспрепятствовать эгоистическим поползновениям души каждого отдельного индивида ввергнуть законы общества в пучину первобытного хаоса»^[93]. А чувствами этими являются опасение, страх. Сам Беккариа, говоря о политической цели наказания, определяет ее как «устрашение других людей», поскольку «массы не в состоянии ни усвоить твердые правила поведения, ни противостоять всеобщему закону разложения…»^[94]. А посему заставить большую часть их соблюдать законы и не совершать преступления можно лишь под страхом наказания.

Рассматривая вопрос о предупредительном воздействии уголовного наказания, нельзя обойти стороной проблему его неотвратимости.

В своем трактате Ч. Беккариа подчеркнул: «Важно, чтобы ни одно раскрытое преступление не оставалось безнаказанным»^[95]. Эту же идею высказывал в своем творчестве А.С. Пушкин^[96]. Наиболее ярко — в поэме «Анджело».

В суде его дремал карающий закон

Как дряхлый зверь уже к ловитве неспособный.

<…> Зло явное, терпимое давно

Молчанием суда уже дозволено <…>

Закон не должен быть пужало из тряпицы,

На коем наконец уже садятся птицы

^[97]

…

Следует заметить, что литература различных исторических эпох и народов нередко обращается к теме «высшего суда», «божией кары», что имеет, на наш взгляд, прямое отношение к проблеме неотвратимости наказания. От правосудия земного можно ловко ускользнуть (тем более, если оно несправедливо и продажно), а вот правосудия небесного не избежит никто, ответ за свои преступления «там» держать все равно придется: чаша сия не минует никого. Подтверждение этому читатель найдет в произведениях, например, М.Ю. Лермонтова. Вот небольшой отрывок из его стихотворения «Смерть Поэта», посвященного памяти А.С. Пушкина. Обращаясь к губителям и гонителям Пушкина, оставшимся безнаказанными, Лермонтов грозно восклицал:

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

Таитесь вы под сению закона,

Пред вами суд и правда — все молчи!

Но есть и Божий суд, наперсники разврата,

Есть грозный суд: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли и дела он знает наперед.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:

Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей черной кровью

Поэта праведную кровь!

^[98]

Эта тема находит отражение и в другом произведении Лермонтова — драме «Маскарад». Одну из героинь «Маскарада», Нину, оклеветали и обвинили в неверности перед ее мужем, Арбениным. Томимый ревностью и ненавистью, обуреваемый жаждой мести, Арбенин убивает жену, подсыпав ей яд в мороженое. Отрава начинает действовать, несчастной становится плохо, силы покидают ее, и тут Арбенин признается в своем злодействе: «Да, я тебе на бале подал яд». Но прежде чем умереть, Нина бросает своему отравителю: «Но помни, есть небесный суд, и я тебя, убийца, проклинаю»^[99].

Но, пожалуй, самым выдающимся литературным произведением, затрагивающим тему предупредительного воздействия «высшего суда» на преступника, является «Божественная комедия. Бессмертное повествование Данте Алигьери». Пройдя в сопровождении Вергилия девять кругов ада, Данте сам увидел, каким немыслимо жестоким наказаниям в царстве князя тьмы подвергаются те, кто при жизни совершал преступления и тяжко грешил. Человеческие злодеяния предстают перед ним чередой мучающихся от невыносимых кар грешников. Вот, к примеру, кровавое озеро, из вод которого несутся мольбы о помощи. В этом озере утопают кровавые тираны, сами некогда проливавшие чужую кровь. А вот превратившиеся в сухие и скрюченные деревья самоубийцы (как известно, лишение себя жизни считалось преступлением); их листьями питаются страшные и отвратительные полуптицы-полулюди, причиняя им жуткие страдания^[100].

В восьмом круге ада, в третьей его долине, были обречены на вечные мучения те, кто бесстыдно покупал или продавал священные реликвии храмов. Отбывали они наказание в ямах, головой вниз, а их ноги постоянно лизали языки пламени. Там же, в восьмом круге, в кипящую смолу бросали взяточников; в ров с ужасными шипящими змеями помещали воров (один из них, Ванни Фуччи, признался Данте, что совершил хищение из священного собора); дьявольским мечом поражали тех, кто при жизни провоцировал распри, междоусобицы, гражданские войны, заговоры, и несчастные, получив зияющие раны и страшные повреждения, вынуждены пройти круг, чтобы их раны затянулись, а затем меч вновь обрушивается на них^[101]. На последнем, десятом витке восьмого круга Данте увидел страдания некоего Адамо из Бреши, осужденного судом земным к сожжению за изготовление поддельных денег. В загробном мире муки фальшивомонетчика только приумножились: живот распух, стал огромным, он страдал он жажды, а вокруг не было ни капли воды, чтобы утолить ее.

Самые тяжкие преступления — предательство и вероломство — карались в последнем, девятом круге ада, где все было покрыто льдом. В пасти же ужасного трехликого властителя преисподней, Люцифера, испытывали вечные мучения «знаменитые» изменники — Иуда, Брут, Кассий^[102].

Специальное предупреждение заключается в предостережении совершения новых преступлений самим осужденным. Это, как замечает А.В. Наумов, достигается прежде всего путем создания для осужденных таких условий, которые бы исключали возможность совершения ими новых преступлений в период отбывания наказания^[103].