Пассионарная Россия

А этого в огромной России почти никто и не заметил.

Огромная страна мирно спала. У чиновников с 24 декабря по 7 января были «каникулы». Уходящий год обычно провожали 24–26 декабря – так определил рождественские праздники еще Павел I.

Мещане и крестьяне вообще вряд ли обратили внимание на исторический момент – у большинства жителей гигантского государства, ложившихся с темнотой и встававших с рассветом, просто не было часов. А где часы были, так и время свое – свое на Волге, свое на Камчатке. Радио и телевидения, обращения Государя к народу под бой курантов – не было.

Да и не было у народов России такого же ощущения, как у их далеких потомков в связи с «милениумом». И незаметно в век XIX перешли недавние нововведения века XVIII, – например, воевали благородно, без лишней жестокости. Не мучили пленных пытками и голодом, а отпускали, взявши слово, что месяцев 6 воевать не будут. Дворяне были благородны. По-своему. Крепостных на волю еще не отпускали, но вот, если Государь какому знатному вельможе подарит несколько тысяч душ крепостных, бывали случаи, когда часть подаренных рабов вельможа благородно отдавал ближайшим сподвижникам.

Нравы в начале века были столь же патриархальны и целомудренны, как и в веке XVIII, – судя по газетам того времени, слово «черт» полностью не писалось, обозначалось деликатно: «ч…». Нецензурно-с…

Нам кажется, что картофель, самовары и подсолнуховые семечки были на Руси всегда. А ведь появились они в конце XVIII в. и торжественно вошли в новый XIX век.

В конце XVIII века многие небогатые дворяне мелкопоместные сами землю пахали… Традиция не чураться простого труда сохранилась и в начале XIX…

Традицию уважать любой труд и быть компетентным в деле, которым занимаешься, развил Александр I, один из самых интересных и мало понятых наших государей.

И опять ничего на пустом месте – его воспитательница, Государыня Екатерина II, поощряла занятие внука ремеслами, рукоделием.

В одном из ее писем читаем: «Александр самолично развешивает ковры, смешивает и растирает краски, рубит дрова (вспомним, как его потомок трагической судьбы – Николай II – сам пилил и колол дрова в ссылке), расставляет мебеля, исполняет должность кучера, конюха, выделывает всякие математические фигуры, сам учится читать, писать, рисовать, считать».

Посетив в 1782 г. вместе с бабкой фарфоровую фабрику, будущий государь озадачил рабочих и офицеров вопросами, свидетельствующими о знаниях и понимании сути дела.

В августе 1785 г. Екатерина II писала о семилетнем Александре и шестилетнем Константине: «… а сейчас они белят снаружи дом в Царском Селе под руководством двух шотландских штукатуров»…

Благороднейший человек… А кровь батюшки позволил пролить. Вот тебе и романтическая эпоха – век XIX. Начался кровушкой государевой – табакеркой по голове, да придушили Павла I… А закончился – не век, эпоха XIX в. закончилась кровью Великомученика Николая Романова и его невинно убиенных прелестных детей. Сколько крови между – и от войн, и от «бомбистов», и от карательных акций…

Неодинаков, неравномерен, неровен век, трудно поддается периодизации. Вроде бы просто – первая половина, вторая половина. Или по третям делить, по четвертям. Формально – можно. Но часть века одна в другую перетекает…

А сколько важнейших поворотов, даже переворотов в течение эпохи: 1801, 1812, 1825, 1856–1861, 1881, 1905, 1917…

Господь, Судьба, История словно бы каждый раз давали России возможность выбрать свой путь. И Россия выбирала. Не всегда тот, который бы надобно.

События XIX в. – не всегда (или даже никогда) не были фатально неизбежны. Однако признание альтернативности исторического пути России в ту важнейшую эпоху не отрицает определенной закономерности.

Очень надеюсь, что, прочитав эти очерки по истории России XIX в., большинство из читателей согласятся: выбор России каждый раз был по-своему закономерен, но не был фаталистичен.

В XIX в. этот выбор чаще, чем когда-либо, зависел от решений конкретных людей – Сперанского, Александра I, декабристов, Александра II, Витте, Столыпина, Николая II… Вот почему история эпохи XIX в. (чтоб более к этому не возвращаться еще раз – эпоха XIX в. – от Павла I, от конца XVIII в., до Николая II, до октября 1917), как ни одна другая, – персонифицирована. Вот почему в этом разделе, забегая вперед, подчеркну, больше чем в предыдущих, будет «Портретов в контексте истории». Исторические события бывают крупными, определяющими для страны и малозаметными. А вот личности, которых судьба выносит на вершину исторической пирамиды, – малозаметными не бывают, слишком многое зависит от них…

… Говоря об этой великой и прекрасной эпохе, нельзя не отметить, что она была в большей степени, чем предыдущие, полна – при всей стройности и исторической логике – алогизмов и парадоксов.

Александр I не мешает убить отца заговорщикам, разъяренным, в частности, борьбой Павла I с взяточничеством и коррупцией. Однако, взойдя на престол, он вводит в 1809 г. экзамен на чин, – продолжая линию батюшки и отдавая предпочтение честности, уму, образованности.

Вообще история реформ и контрреформ в России – тема отдельного разговора, освещенная мной в монографии «Государи и государевы люди» (М., 1999). Здесь же лишь отмечу, что, во-первых, как бы Вы, мой читатель, ни относились к разным русским царям и идее монархии в целом, Вам придется согласиться – все русские цари, все российские императоры в большей или меньшей степени были реформаторами, ибо сама Богом данная власть заставляла их печься о своем народе, стремиться улучшить его жизнь, защитить Отечество (а следовательно, постоянно реформировать армию) и т. д.

С другой стороны, предлагаемые материалы позволят Вам убедиться в том, что интуитивно Вы были правы, полагая, что и самые лучшие реформаторы в России не были лишены недостатков и им, как правило, не хватало воли, чтобы довести реформы до логического конца.

Это в равной степени относится и к государям, и к их министрам-реформаторам. Но интересно и другое: XIX в. в России убедительно доказывает, что контрреформаторы в нашей стране далеко не всегда были злыми гениями, готовыми поставить ради кажущихся им важными изменений все свое Отечество на дыбы. И при царях и министрах, имевших (чаще даже получивших такую репутацию у последующих поколений) известность как контрреформаторы, заметные положительные изменения в жизни общества происходили. В этом плане век XIX особенно на первый взгляд противоречив.

И еще важный парадоксальный момент. Я надеюсь, содержимое этой книги убедит Вас в том, что в нашей своеобычной стране (а ведь «умом Россию не понять…») при контрреформаторах нередко народу жилось лучше, чем при страстных, яростных, благородных в своих помыслах, но порой чрезмерно торопливых реформаторах.

Реформы – это ломка, результаты их приходят не сразу, и хотя век XIX субъективно, при всех скоростях нового времени, был самым долгим веком в нашем прошлом, хотя бы потому, что вместил больше событий – военной, политической, экономической, культурной (в особенности) истории, но потому, что и для такого «длинного» века времени, чтобы успеть увидеть результаты реформ, все равно не хватает. А кто не видел итогов, тот и в реформах разочаровывался.

Вот Вам, любезный читатель мой, еще один парадокс этого удивительного в истории нашего Отечества века. Век был одним из самых оптимистичных и в то же время – самых грустных веков. Сколько надежд, очарований, благородных помыслов: победа в войне с Наполеоном, свобода, планы… И кровь… Пролитая и декабристами, и царем – декабристская… А потом – и чаяния реформаторов – братьев Милютиных, Витте, Столыпина, и горечь от сопротивления реформам, и ощущение, что все идет не так, как хотелось. И ужас от того, что чаяли – реформами отвратить Россию от бунтов, а снова – кровь, проливаемая бомбистами. Реформаторы совершали революцию сверху, пытаясь сохранить великую Россию, а взрыва не избежали…

И все это – мечта, оптимизм и – грусть, отчаяние – нашло удивительно пронзительное отражение в русской поэзии, прозе, литературной критике, а также в пусть чрезмерно политизированном, а точнее – социологизированном, но талантливом изобразительном искусстве!