Пассионарная Россия

Из «Записок» Иеремии Позье

<…> Император не имел желания участвовать в церемониях, необходимых при похоронах покойной императрицы, тетки его, и предоставил заботу эту своей супруге, которая распорядилась как нельзя лучше, обладая вполне политическим тактом, необходимым, чтобы приобрести расположение бояр, составляющих двор покойной, любимой ими до боготворения. Так как нужно было сделать корону, чтобы возложить ее на голову покойной, тело которой было выставлено на парадном одре, то Екатерина прислала за мною по этому случаю. <…>

Я тотчас же посадил рабочих моих за дело, и корона была живо исполнена. Я отнес ее, как только она была готова; императрица осталась весьма довольна и сказала:

– Будьте сегодня в шесть часов в парадной зале, где выставлена покойная.

Я отправился, но ощущал сильное волнение, увидав эту добрую государыню в большой зале, освещенной шестью тысячами свечей, на парадном одре, окруженную печальной погребальной обстановкой. Все статс-дамы и фрейлины, составлявшие ея штат, окружали одр Елисаветы, размещенные на известном расстоянии, в глубоком трауре. Архиереи и священники в полных облачениях читали молитвы. Я подошел и стал на колени, чтобы поцеловать ея руку, как это делается в течение шести недель до погребения и как делают все, кто приходит прощаться с нею. Я взглянул на ее дам, которые при виде меня не могли удержаться от слез, так же как и я сам, столько раз бывший свидетелем доброты и приветливости покойной государыни ко всем, имевшим честь приблизиться к ней.

Императрица в эту минуту вошла, а за ней паж нес золотую корону, сделанную мною по ея заказу. Отвечая на поклоны всех этих дам, Екатерина взошла к изголовью парадного одра покойной с золотою короною в руке, с тем чтобы самой возложить ей на ее голову. Увидав меня, она сделала мне знак подойти и помочь ей; так как я имел предосторожность сделать несколько винтиков в бордюре, охватывающей самый лоб, а голова покойной сильно вспухла, мне не трудно было расширить корону, что я и сделал с помощью щипчиков, которыми я запасся. Я слыхал, как дамы кругом меня хвалили императрицу и удивлялись ее твердости, с которой она пожелала сама надеть корону на голову покойной. Несмотря на все курения и благовония, меня так сильно обдало запахом мертвого тела, что я едва мог устоять против нее.

Однако императрица вынесла все это с удивительной твердостью и этим одержала полнейшую победу над сердцами своих подданных, как видно из всего, что последовало; поэтому могу сказать без преувеличения, что едва ли какое-нибудь погребальное торжество совершалось с таким порядком, с таким великолепием, что нахвалиться не могли императрицей, которой поручено было распоряжаться всею церемонией.

(PC, 1870, т. 1, с. 201 и т. д.)

Карнавалы

<…> не могу не сделать краткого описания великолепия двора покойной императрицы и увеселений, которые давались на масленицу и по случаю других праздников, в особенности маскарадов. В маскарадах участвовали обыкновенно все, кто только мог достать билет на вход; билетов же раздавалось от 1000 до 1500. Маскарады эти были роскошны и давались в императорском дворце, где по этому случаю раскрывались все парадные покои, ведущие в большую залу, представляющую двойной куб в сто футов. Вся столярная работа выкрашена зеленым цветом, а панели на обоях позолочены. С одной стороны находится двенадцать больших окон, соответствующих такому же числу зеркал из самых огромных, какие только можно иметь; потолок исписан эмблематическими фигурами.

Не легко описать впечатление, которое зала эта производит с первого взгляда по своей громадности и великолепию; по ней двигалось бесчисленное множество масок в богатейших костюмах, разделенных на кадрили и на группы; все покои бывали богато освещены: в одну минуту зажигается не менее десяти тысяч свеч. Есть несколько комнат для танцев, для игры, и общий эффект самый роскошный и величественный. В одной из комнат обыкновенно императрица играла в фараон или в пикет, а к десяти часам она удалялась и появлялась в маскарадном зале, где оставалась до пяти или шести часов утра, несколько раз переменяя маски. <…>

Придворные дамы немало способствовали к блеску этих собраний, обладая в высокой степени искусством одеваться к лицу и сверх того умеют до невозможности поддерживать свою красоту. Все женщины в России, какого бы они ни были звания, начиная императрицей и кончая крестьянкой, – румянятся, полагая, что к лицу иметь красные щеки. Наряды дам очень богаты, равно как и золотые вещи их; брильянтов придворные дамы надевают изумительное множество.

На дамах, сравнительно низшего звания, бывает брильянтов на 10–12 тыс. рублей.

(PC, 1870. т. 1, с. 294 и т. д.)

И. И. Шувалов. Представление в Сенат об учреждении Академии художеств. Ноябрь 1757 г

Науки и художества, без сомнения, почитаются не токмо пользой, но и славой государства. Е. И. В. государь Петр Великий между важнейшими своими предприятиями два дела почитать изволил чему свидетельствует его собственное к ученым и художникам снисхождение, выписанные великими иждивениями славные сего века люди и многие дорогие инструменты, установление Академии наук и художеств, посланные в чужие ученые места люди. Итак, видно, что сей государь великое желание и старание прилагал к распространению в России наук и художеств, но как предел, предписанный человеческой жизни, не допустил видеть зрелые плоды, им насажденные, то сколь обязаны все споспешествованию исполнению дел великого государя и отца истинного отечества…

Но как науки не могут быть без художества, будучи столь между собой связаны, столь и польза и слава от их быть может. Мы здесь художеств почти не имеем, ибо нет почти ни одного национального искусного художника. Причина та, что молодые обучающиеся люди приступают к сему учению, не имев никакого начала как в иностранных языках, так и в основании некоторых наук, необходимых к художествам, и так, теряя одно время, только одной практикой делают то, что выучат, не могут ничего приобрести сами или совершенным сделать, не имея ничего того, чтобы могло способствовать к их врожденному дарованию.

Многие, на большом иждивении содержащиеся здесь искусные художники, но токмо кого выучили, но ни порядочного начала не дали, извиняясь сами на неспособность учащихся.

Теперь в Московском университете находясь, много молодых людей, иных склонности более к художествам нежели к наукам, может некоторая часть уволена быть для сего учения, уча притом языки и другие, нужные к тому знания. Если Правительствующий сенат на сие представление заблагорассудит пожаловать на то в год 6 тысяч рублей, то можно здесь, в Петербурге, Академию художеств завести, которая, можно себя льстить, успехи окажет и будет тем ответствовать Правительствующего сената попечению благоволению.

Ф. Б. Растрелли. Приглашение в Россию

Франческо-Бартоломео Растрелли (1700–1771) родился в семье итальянского скульптора Карло Растрелли в Париже. В 1715 г. русский резидент во Франции Конон Зотов в одной из депеш царя Петра читал: «… понеже король французский <Людовик XIV> умер, а наследник зело молод (Людвику XV было пять лет), то, чаю, многие мастеровые люди будут искать фортуны в иных государствах, для чего наведывайся о таких и пиши, дабы потребных не пропускать…» 19 октября того же года был подписан договор о приглашении Растрелли на службу в Россию. На пути к новому месту работы мастер встречался и с самим Петром I: «В Кенингсберге явился к его величеству нанятой в Париже господином Лефортом архитектор и испытанной художник многих искусств г. Растрелли, то монарх, с час препроводя с ним, дал ему к князю Меншикову следующее письмо: «Доноситель сего Растрелий, которой нанят во Франции, и которого трактамент при сем прилагаю, и когда он к вам прибудет, то чтоб против договору исправно было плачено на наш щет, также квартиры и прочее, дабы ни в чем не удовольствован не был, для привады других. Также чтобы даром времяни не тратил, велите пробы ему своего мастерства делать и модель палатам и огороду (саду) в Стрелине, и понеже вы не всегда в Петербурге будете, того для прикажите Брюсу, дабы он за ним смотрел, а они к нему и прибежище имеют».