Мир культуры. Основы культурологии

пугачевского бунта) писал:

Мучительства и бедных стои35

Смушают, потрясают царства

И в гибель повергают трон.

[Там же, с . 388]

Подобные мысли русских просветителей привели к второму этапу развития

Просвещения в России, когда особенно сильно звучали голоса А. П.

Сумарокова, Н. И. Новикова, Д. И. Фонвизина (1744/ 1745—1792) и особенно А. Н.

Радищева.

Как и в Европе, в России усилилась тенденция к критическому взгляду на

35 Положение.— прим. авт.

535

действительность. Эта критика прозвучала сначала в различных кружках и

обществах, возникших во второй половине века. Кружки удовлетворяли потребность

мыслящих людей в обмене мнениями, в распространении знаний, в издательской

деятельности. Например, появляется “Общество друзей

словесных наук” (само название говорит о характере

занятий его

участников), проникают и

распространяются в России масонские ложи,

предлагавшие особый, религиозно-мистический выход

из

тех жизненных драм, в которые были ввергнуты люди,

чувствовавшие безысходность отношений между

крестьянами и самодержавием. Так, писатель и

журналист Н. И. Новиков (1744—1818) вступил в

масонскую ложу, желая, по его словам, упражняться “в

нравственности, самопознании и исправлении себя”

В. Л. Боровиковский

[214, с. 608]. Именно нравственности искал в

Портрет Г. Р. Державина

масонской ложе Новиков, да и другие просветители,

бежавшие от двуличной морали светского общества, как об этом написал один из

масонов А. М. Кутузов: “Отрицай бога, обманывай искусно, шути остроумно,

разоряй своего ближнего, клевещи, злословь... и будешь в их глазах добрым и

безопасным гражданином; но воздерживайся от всех сих модных качеств —

неотменно заслужишь имя... преопаснейшего человека в обществе” [152, с. 29].

Направление в Просвещении, связанное с именем Н. И. Новикова, стремилось

к воспитанию моральных качеств, рассматривало проблемы гражданского облика

человека, общественных нравов, законности, долга перед обществом.

Наиболее выдающимся просветителем, ярким и

яростным борцом против крепостничества стал А.

Н. Радищев (1749—1802), в чьем творчестве соединились

философский ум, талант писателя и обличительная сила

сатирика. Именно он особенно остро почувствовал и выделил

в своих трудах одну из главных проблем Просвещения,

характерную и для Европы, и для России,— проблему

человека. И если для французских энциклопедистов она

звучала как проблема “естественного” человека, то для

Радищева это была проблема “гармонизации” человека с его

природными отношениями, со всеми элементами среды и

Д. Г. Левицкий.

“обстоятельствами жизни” [332, с. 82]. Для Радищева

Портрет Н. И. Новикова

главное обстоятельство существования человека — его

личная свобода. При этом Радищев лишен идиллических представлений о

“просвещенном” монархе, он не был сторонником ни “народного” царя, ни

крестьянского бунта. Он полагал, что свободу может принести революция разумных

людей: “...Скоро бы из их среды (крестьянской.— А. Б.) исторгнулися великие

мужи... но были бы они других о себе мыслей и права угнетения лишены” [152, с.

34]. В роли великой просветительницы пыталась выступить и Екатерина II (1726—

536

1796). Она провозгласила задачей просвещения в России создание “новой породы

людей”. Предполагалось “преодолеть суеверие веков, дать народу своему новое

воспитание и, так сказать, новое порождение...”, о прошлом говорилось с

пренебрежением: “Много употреблено иждивения”, но

“мало, буде совсем ничего, существительных плодов от

того собрано”. Главным недостатком прошлого считалось

то, что прежде заботились только об украшении и

просвещении разума науками. Но тому, кто не воспитан в

добродетелях, просвещение только вредит: “Корень всему

злу и добру Воспитание”. Поэтому необходимо сначала

воспитать “новую породу, или новых отцов и матерей”.

Отцы и матери воспитают в тех же правилах своих детей,

те

— своих, “и так следуя из родов в роды в будущие веки”.

Это достаточно иллюзорное представление вылилось в

конце концов в то, что образование стало сугубо

сословным, для дворян предлагались привилегированные

Титульный лист

прижизненного

кадетские корпуса, “училища для благородных девиц”, для

издания

разночинцев— училище при Академии художеств,

книги А. Н. Радищева

воспитательные дома в губерниях. Крестьян никуда не

принимали, об их образовании ничего не говорилось [там же, с. 68, 69].

На словах программы воспитания, рекомендуемые

училищам, были великолепны: запрещалось бить и тяжко

наказывать детей, предлагалось находить среди них

способных и т. д. Но сочинять теории оказалось легче,

поскольку для их внедрения необходимы были

способные и любящие свое дело специалисты, а таковых

в России было не так уж много, а кроме того, в

официальной жизни России после Петра слова стали

значить больше, чем дела. Женское образование, которое

осуществлялось в Смольном институте благородных

девиц, тоже не смогло вырастить “новую породу людей”.

В. В. Капнист (1758—1823) в комедии “Ябеда” писал о

воспитанницах Смольного института:

Битье жены за измену.

Лубок

Возможно ль дурочку в монастыре с

шести

Годов воспитанну почти до двадцати,

Которая приход с расходом свесть не знает.

Шьет, на Давыдовых лишь гуслях повирает.

Да по-французски врет, как сущий попугай.

А по-природному лишь только: ай! да ай!

Возможно ли в жену такую взять мне дуру!

[152. с. 75]

537

При Екатерине II стало особенно заметным стремление выдавать желаемое за

действительное. Можно сказать, что два великих государя XVIII века в

России были в этом отношении полной противоположностью: насколько Петру

важно было, чтобы слово и дело не расходились, настолько “просвещенная”

государыня придавала главное значение слову, причем дело могло даже

противостоять ему. Переписка с Вольтером, где затрагивались темы образования и

просвещения, предложение издать знаменитую “Энциклопедию" в России,

благодушные утверждения о том, что “...в 60 лет все расколы

исчезнут; коль скоро заведутся и утвердятся школы, то

невежество истребится само собой; тут насилия не надобно”

[310, с. 1], никак не вязались с усилением гнета крепостных и

жестоко подавляемыми восстаниями крестьян. Создание

системы школ и народных училищ шло так же насильно, как и

введение посадки картофеля, вызвавшее “картофельные

бунты” удельных и государственных крестьян. С одной

стороны — Академия художеств, учрежденная государыней, с

другой — “благородные невежды, ветреные щеголи, модные

вертопрашки”, которых бичует сатира этого времени.

И. А. Ерменев.

Не только науки и образование, но и литература,

Слепой с

обличавшая зло крепостничества, вырабатывали в России

поводырем

новую систему взглядов на мир, новый “духовный климат”

[332], вобравший в себя критическое отношение к действительности: юмор, сатиру,

иронию, сарказм.