Пассионарная Россия

Это был парадокс, отмечаемый, кстати, и дореволюционными, и послереволюционными историками: несмотря на то, что Столыпин являлся, по существу, проводником политики Витте, последний резко отрицательно относился к возглавляемому им правительству и его аграрной реформе. Более того, даже подчеркивая те или иные положительные моменты в деятельности правительства Столыпина (преобразования в армии и на флоте, создание, в частности, самостоятельного Генерального штаба и др.), Витте приписывает успехи личному влиянию императрицы, лишь бы не сказать доброго слова в адрес Столыпина. Вот он порицает Столыпина за то, что тот не изменил избирательного права, а в другом месте готов строго его пожурить с либеральных позиций за создание такой Думы, которая якобы не нужна, так как не выражает воли большинства мыслящей и чувствующей России.

Витте много распространяется о поверхностном уме Столыпина, об отсутствии государственной культуры и образования, о темпераменте, неуравновешенности, о счастливом стечении обстоятельств, приведших к его выдвижению. И не находится места в его мемуарах, чтобы спокойно и объективно разобраться в том, что же сделал этот достаточно подготовленный к своей высокой государственной должности человек для России (были у него и природный ум, и начитанность, и достаточное образование), а еще важнее – что пытался сделать? Во имя чего сложил голову? Ради почестей и «привилегий», как считает автор «Воспоминаний», или во имя «великой России»?

С. Ю. Витте достаточно много внимания уделяет описанию убийства Столыпина, считая такой финал естественным и обвиняя в нем самого Столыпина.

Он, казалось бы, находит доброе слово для своего рода эпитафии: «Столыпин был человеком с большим темпераментом, человеком храбрым, и пока ум и душа его не помутились властью, он был человеком честным». И тут же срывается: будучи председателем Совета министров, своим темпераментом, своею храбростью Столыпин принес некоторую дозу пользы, но если эту пользу сравнить с тем вредом, который он нанес, то польза эта окажется микроскопической.

Однако даже смерть Столыпина ставит ему в укор С. Ю. Витте, словно тот ее сам себе организовал и срежиссировал: «Вообще Столыпин любил театральные жесты, громкие фразы, соответственно своей натуре он и погиб в совершенно исключительной театральной обстановке, а именно: в театре, на торжественном представлении, в присутствии государя и целой массы сановников». Словно Сергей Юльевич завидует Петру Аркадьевичу. Даже в смерти…

Вот и выходит, что прав историк П. Зырянов, назвавший одну из своих статей «Столыпиных было несколько…». Соединить эти разноречивые образы в единую личность, дать ей взвешенную оценку очень непросто. Важно при этом не впадать в крайности, не забывать, что своим происхождением, убеждениями и службой Столыпин был тесно связан с самодержавием и дворянством.

Однако следует помнить и о том, что был он рачительным хозяином, сам хотел, чтобы таких было в России больше, чтоб хозяином на своей земле стал каждый, ибо выигрывает от этого Отечество. Будем помнить и о том, что все реформы, вся его деятельность были направлены во благо России. Не все вышло, какие-то его меры излечения больного общества и его экономики оказались болезненными. Однако не от эгоизма сословного и не от личной жестокости. Просто он, как и многие другие российские реформаторы, опередил время.

Первого сентября 1911 г. в киевском городском театре во время антракта оперы «Царь Салтан» к стоящему у рампы Петру Аркадьевичу Столыпину подошел на расстоянии двух шагов неизвестный и двумя выстрелами из браунинга смертельно ранил его. Одна пуля, попавшая Столыпину в руку, рикошетом ранила скрипача оркестра, а вторая, – пробив орден Св. Владимира, прошла навылет через печень и застряла у позвоночника.

Последним противоречивым штрихом противоречивой жизни Петра Аркадьевича Столыпина стало и само его убийство. Убийцу его оказалось невозможно квалифицировать как-то однозначно – ни мучеником, ни террористом. Помощник присяжного поверенного Дмитрий Богров оказался одновременно и анархистом-революционером, и агентом царской охранки. На первом же допросе Богров подчеркнул, что совершил это убийство самостоятельно, а не по поручению какой-либо партии. Естественно, этому никто не поверил, и до сих пор «загадка» убийства Столыпина остается таковой. Одни склонны считать, что премьер-министра застрелили по наущению какой-нибудь социалистической партии, другие же утверждают, что это дело рук охранки, убравшей по приказу крайне правых неугодного реформатора. Во всяком случае, личность Богрова располагает и к тем, и к другим предположениям.

Академик, почетный лейб-хирург Георгий Ермолаевич Рейн, не отходивший от постели раненого до самой его смерти, заканчивает свои воспоминания словами: «Многие думают, и я в том числе, что если бы не было преступления 1 сентября, не было бы, вероятно, и мировой войны, и не было бы и революции с ее ужасными последствиями. Столыпину приписывают многократно повторенное утверждение: «Только война может погубить Россию». – Если с этим согласиться, то убийство Столыпина имело не только всероссийское, но и мировое значение».

Трагична судьба Столыпина, – пишет в книге «Путь русского офицера» А. И. Деникин, его современник. – Глубокий патриот, сильный, умный и властный человек, он с малой кровью и без потрясения государственных основ ликвидировал первую революцию и водворил в стране спокойствие. Столыпин искренно искал сотрудничества с его правительством общественных элементов, но встретил непонимание и отказ со стороны радикальной демократии, требовавшей перехода всей власти к ней, со стороны умеренно правой, заявлявшей, что правительство бессильно, будучи связано «закулисными темными силами»… Слева Столыпина считали реакционером, справа – опасным революционером. Есть просто что-то провиденциальное в том факте, что Столыпина убил член революционной боевой организации, состоявший одновременно на службе в охранном отделении… [3]

В фильме С. Герасимова «Лев Толстой» есть любопытный эпизод: царь, желая закурить, достает папиросу, и человек, карикатурно похожий на Столыпина, только ростом чуть ниже царя, угодливо подносит ему спичку. Так его воспринимают те, кто упорно не хочет расстаться с предвзятым мнением. Огромное количество исторических источников свидетельствует: это был человек с повышенным чувством собственного достоинства. И большую часть жизни – отстаивал достоинство своего Отечества.

Сам П. А. Столыпин не курил, не употреблял спиртное, почти не играл в карты. Оказался чуть ли не единственным женатым студентом во всем университете. Жена его – Ольга Борисовна, урожденная Нейгардт, прежде была невестой старшего брата, убитого на дуэли. (С убийцей стрелялся и Столыпин, получив ранение в правую руку, которая с тех пор плохо действовала.)

В научном плане он явно подавал надежды. Однажды на экзамене Д. Менделеев, не унимаясь, задавал студенту Столыпину все новые и новые дополнительные вопросы, на которые тот блестяще отвечал. Незаметно разговор перешел в научный диспут. Наконец великий химик спохватился: «Боже мой, что же это я? Ну, довольно, пять, пять, великолепно».

Столыпина мало влекла к себе музыка, но литературу и живопись он любил, особенно прозу И. Тургенева и поэзию А. Толстого, А. Апухтина. Сам был неплохим рассказчиком и сочинителем. Дочери приходили в восторг от сказок о «девочке с двумя носиками» и приключениях в «круглом доме», сочиняемых экспромтом (супруги мечтали о сыне – на свет одна за другой появлялись девочки, и лишь шестым, последним ребенком, оказался мальчик). Но большого значения своим литературным дарованиям Столыпин не придавал. Судьбе ученого и писателя предпочел участь политика и государственного деятеля.

В 1888 г., когда его имя впервые попало в «Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц», он имел скромный чин коллежского секретаря и занимал не менее скромную должность помощника столоначальника в Министерстве государственных имуществ. В 1902 г. стал гродненским губернатором. Там впервые публично на заседаниях Гродненского комитета изложил свои взгляды. Считал, что жгучие вопросы не решатся сами собой и незачем откладывать на неопределенное время проведение тех мероприятий, без которых немыслима ни культура, ни подъем доходности земли, ни спокойное владение земельной собственностью. Иными словами, народ темен, пользы своей не разумеет, а потому следует улучшать его быт, не спрашивая его о том мнений. Когда же один из помещиков испуганно спросил: не приведёт ли это к государственному перевороту, социальной революции и анархии, губернатор резонно парировал: «Бояться грамоты и просвещения, бояться света нельзя». И это убеждение Столыпин целеустремленно отстаивал всею своей государственной деятельностью. Столыпин – едва ли не одним из первых – понял истинную связь между формами собственности и личностными правами, обнаружив в общинных взаимоотношениях синоним косности, бесхозяйственности, отсутствия побудительной энергии к интенсивному ведению сельского хозяйства. «Пока крестьянин беден, пока он не обладает личною земельною собственностью, пока он находится насильно в тисках общины, – он останется рабом, и никакой писаный закон не даст ему блага гражданской свободы». Произнесено это в тот момент, когда абсолютизировалась община, когда официально признавалось: «Все, что есть еще на Руси святого, идеального, патриотического, героического, – все невидимыми путями истекает именно из общины».