Богдан Хмельницкий

в) Histor. ad exces. Wlad., V, 17.—Supplem. ad Histor. Russ. monum., 180.

206

самого Хмельницкого за его медленность. Стали толковать, что паны обманывают

Козаков, а Хмельницкий поддается им *).

Вскоре предводитель согласился с мнением подчиненных и убедился, что поляки

единственно хитрят и желают обмануть его. Уверяя Хмельницкого в своем

благорасположении к козакам, Кисель в то же время, по препоручению сената, писал к

московскому двору, что Хмельницкий, подняв бунт против правительства, навел

басурманов для пролития христианской крови; что козаки ведут войну из страсти к

грабежам и беспорядкам; что этот мятеж будет опасен и для Московского Государства;

что, словом, надлежит Московскому Государству, как и Польше, для собственного

спокойствия подумать о том, каким образом не допустить буйному народу усилиться

для бедствия обеих дерлсав. Это письмо написано было преимущественно оттого, что в

Польше носились слухи, будто козацкий предводитель ищет помощи у москвитян.

Поляки боялись, чтоб московский двор, лишившись не очень давно Смоленска, не

воспользовался расстройством в Речи-Посполитой для выгод своего государства.

Дипломатическая тонкость Киселя не удалась; письмо было перехвачено и

представлено Хмельницкому, и он с укором показывал его отцу Ляшку, посланцу

Киселя, как доказательство двоедушие брацлавского воеводы 2).

«Вижу,—говорил Хмельницкий, — что паны нас коварно хотят обмануть, чтоб

потом мы, попавшись в их сети, подверглись судьбе Павлюка».

Но он не показывал пред панами 'вида, что совершенно считает невозможным

примирение, а начал хитрить с ними так же, как они хитрили с ним. Он продержал

несколько времени посланцев коммиссаров и написал Киселю ласковое письмо, не

упоминая вовсе о перехваченной грамоте к московскому правительству; он в письме

своем уверял в чистоте своих намерений, говорил, что козаки желают быть верными

слугами Речи-Посполитой, и причиною всеобщего народного волнения признавал

Вишневецкого.

Действительно, Кисель, отправляясь на переговоры с Хмельницким, писал к

Вишневецкому, просил не задирать более Козаков и прислал ему копии писем примаса

и канцлера, показывавшие, что правительство рассудило войти с козаками в

объяснения. Вишневецкий отвечал: «эти переговоры могут только возбудить в рабских

сердцах охоту к дальнейшему своеволию. Если после уничтожения кварцяного войска

и плена гетманов Хмельницкий со своею сволочью останется при старинных льготах,

то я не хочу жить в отечестве: лучше нам умереть, чем дозволить властвовать над

собою неверным и негодяямъ» 3).

«Мы,—писал на сейм Хмельницкий,—отступили и татар отпустили, а пан

Вишневецкий безразсудно бросился на нас совсем не по-христиански и не по-

рыцарски, варварски тиранил и мучил христиан, и даже наших священников приказал

сажать на кол. Оно не диво, еслиб подобное делал какой-нибудь простак, как,

например, Кривонос, которому мы не позволяли никаких грабежей и разорения

городов; но эти две особы разнятся между

*) .Иетоп. повести, о Мал. Росс., 65,—Истор. о през. бр.

2)

Памяти, киевск. коми., I, 3, 217.

3)

Jak. Michal. ks. pam., 66.

207

собою». В заключение, он просил коммиссаров прибыть для коммиссии в

Константинов *).

Такое предложение было сделано для того, чтоб поляки, полагаясь на переговоры,

не спешили и оставались в бездействии, он же тем временем соберет к себе рассеянные

отряды, не допустит польское войско придти в Украину, а напротив, сам явится на

Волынь и овладеет этим русским краем, который уже был взволнован его именем.

Между тем, желая на деле показать свою искренность к панам, Хмельницкий, как

будто в наказание за злодеяния, приказал приковать Кривоноса к пушке, а потом

отпустил как будто на поруки и отрубил головы тем, которые уже и в глазах его были

только разбойники.

Кисель получил письмо 12-го августа, и хотя проникал хлопское на* мерение, как

сам он выражался, однако двинулся с намерением посетить .иагер Тамерлана 2). Так

коммиссары с своими хоругвями приблизились к Острогу; город был в руках Козаков.

Кисель просил свободного пропуска, потому что они идут для заключения мира; козаки

согласились, но с тем, чтоб коммиссары только прошли чрез Острог, оставили

заложников козакал, и чтобы впереди панов шли козаки. Кисель отправил им

заложниками десять шляхтичей; со стороны Козаков также даны были заложники

Киселю. Но случилось, что вслед затем Сокол, начальник отряда, принадлежавшего к

ополчению, составленному сеймом, напал, против воли Киселя, на Острог и завязал

битву у ворот. Тогда в городе поднялся шум. «Что это?—кричали русские: — Кисель

едет под видом переговоров, а в самом деле воюет!» Чернь устремилась на заложников

и умертвила несколько человек. Польский историк говорит, что это сделано было по

приказанию Кривоноса. Когда Кисель стал жаловаться и уверять, что битва в Остроге

была начата без его позволения, то Кривонос написал ему письмо и убеждал не

проходить через город Острог, а идти мимо Острога. Паны подозревали в этом совете

коварное намерение захватить коммиссаров 3). Кисель был в нерешимости и снова

отправил кХмельницкому гонца с известием, что его не пропускают чрез Острог и

козаки продолжают бушевать попрежнему. Он объявлял козацкому предводителю, что

со дня отправления письма намерен ждать только шесть дней, а потом терпение его

кончится: он должен будет уехать к войску.

«Неужели для тебя нет на небесах всевидящего Бога?—писал Кисель.— Чем

виновато отечество, которое тебя воспитало? Чем виноваты дома и алтари того Бога,

который дал тебе: жизнь?» 4).

Хмельницкий, показывая вид прежнего благорасположения, очень учтиво отвечал,

что накажет виновных и пошлет, каневского полковника отнять у мятежников Острог.

Ч П

амяти, к иевск. к оми., 1,

3,

213.

2) Памяти,киевск.коми., I,

3,

218.

3) Памяти,киевск.комм., I,

3,

284.

4) Памяти,киевск.коми., I,

3,

245.

208

Козаки действительно пришли; но вместо того, чтоб содействовать козимиссарам,

сами заняли Острог 1).

Кисель посылал к Хмельницкому посла за послом: не было ни послов, ни ответа 2).

Воевода обратился к посредству киевского митрополита. В то время, по смерти

Могилы, избран был митрополитом Сильвестр Коссов, человек знатной дворянской

фамилии, ученый, миролюбивый: он совсем не разделял православно-русских идей

независимости, которые одушевляли его предшественника. По ходатайству Киселя, он

поехал к Хмельницкому и склонял его к миру, надеясь более всех подействовать на

него, как представитель церкви, за которую козаки ополчились. Козацкий предводитель

удержал его несколько времени, долго с ним рассуждал и спорил и, наконец, уверял,

что готов к миру, но что его удерживает рада 3).

Дожидаясь с нетерпением, какой успех будет иметь митрополит, коммиссары

наконец узнали, что уже вся страшная сила украинского восстания от них недалеко.

Испуганные этою вестью, они ясно увидели, что им не удалось обмануть

Хмельницкого: напротив, они были обмануты сами. Коммиссары уехали к войску.

Так хитрою политикою Хмельницкий выиграл тогда много; обманывая

коммиссаров, он усыпил вообще поляков, которые не шли воевать против него в

Украину; а между тем, он сам уже дошел до Случи, границы козацкой земли, и козаки с

гордостью поговаривали: « оттак, ляше, по Случ наше» 4). Переговоры с Киселем

принесли козачеству еще больше выгоды, нежели сражения: без большего пролития

собственной крови козаки тем временем истребили в русской земле все противное