Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Ты не должен! - воскликнула она горячо, когда они вышли из церкви. - Зачем?

- Пойми. Нам нечего делать. Я убедился в том, что сын тирана и внук Кровавой Екатерины не может не быть подлецом. И в его стране так и будет процветать произвол, что бы Александр не говорил о Конституции и учреждении Парламента. - князь смотрел вдаль задумчиво. - Если он игнорирует мнения тех, кого назвал личными друзьями, с кем делился тем, чего не рассказывают и на исповеди, то о каком демократическом правлении может идти речь? Нет, я там буду лишним. Да я всегда там был лишним, только не замечал.

- Но если ты уйдешь, что же будет с нашей Польшей? - не сдавалась Анж. - Она не должна объединяться под властью Бонапарта!

- Есть много тех, кому всё равно, под чьей властью она объединится, - пространно заметил Чарторыйский. - Я тоже не желаю, чтобы поляки выступали под французскими знамёнами и становились очередным покорённым корсиканцем народом. Но многим всё равно. И нас и так многие считают "москалями". Мой пост канцлера служит тому лишним подтверждением.

- Так на тебя кто-то давит, чтобы ты уходил? - Анж пристально взглянула ему в глаза.

Он кивнул.

- Свои? - шепнула она.

- Проклятые Потоцкие, - Адам посмотрел на неё. - Свои хуже чужих.

- Я с тобой, - повторила княжна Войцеховская.

Они прошли вместе до дома. Рука в руке.

- Если царь не догадается снять всех своих приближённых, особенно тех, кто возглавляет Штаб, он проявит себя большим идиотом, - разбавил молчание князь.

Анжелика проговорила медленно, с расстановкой:

- А если не снимет, я помогу кое-кому уйти.

После ужина Анжелика прошла к бабушке, изучавшей какой-то древний фолиант, и сразу начала:

- Ты знаешь, в каком положении Адам?

Изабелла оторвалась от чтения и измерила внучку испытующим взглядом тёмных глаз.

- Он сам во всём виноват.

- В чём? - накинулась Анж, доселе не позволявшая себе подобных дерзостей. - В том, что его обманул Александр?

- В том, что вообще мешается в москальские дела, - отчеканила княгиня.

- У него нет выхода. Он делает это для Родины.

- Один такой, пан Понятовский, уже пытался, - проговорила Изабелла медленно. - Закончилось всё бойней. Адам шёл по пути последнего короля. Мог бы и знать, что царь поступает так, как велит ему левая пятка. И что он не прощает обид, пусть с виду и притворяется, что ни сном, ни духом.

- Обиды? - переспросила Анж.

- Разве рождение ублюдка от того, кому клялся в дружбе - не обида? - на губах у княгини Чарторыйской заиграла ядовитая усмешка.

Анжелика нахмурилась. Она, естественно, слышала разговоры и сплетни. Но желала подтверждения. И да, она вспомнила Елизавету, и огонь ревности зажегся в её душе. В Петербург она хотела ещё и потому, чтобы интриговать против неё. И, в конце концов, уничтожить окончательно. Слава Богу, императрица довольно глупа, и покончить с ней можно быстро - и, главное, бесшумно. Анж знала немало средств и способов для этого.

- История стара, как мир, - продолжала Изабелла. - "Прекрасна королева Гвиневера, прекрасна, но Артуру не верна..." Твой дядя играл роль Ланцелота. А потом сия "королева" родила дочку. И все догадались, кто отец. Как понимаешь, не муж. Девочка умерла через год - очень удачно. Я так думаю, её отравили. А потом, как знаешь, Адама отправили в Сардинию. Всё случилось из-за его неосторожности. И из-за длинного языка твоей матушки.

- Как так? - Анжелика аж присела. Кажется, интрига, о которой она знала смутно, начала обрастать в её глазах деталями.

- А нечего было ей болтать о том, что нынче польский престол нам обеспечен, ибо родилась королевна, - усмехнулась её бабушка. - И в своих письмах что Адам, что Анна были чересчур откровенны. А письма вскрывают и перехватывают. Хитрости не хватило твоему дяде, вот чего...

- Подожди. Но как же два года назад Адам смог стать министром? Если всё было так явно... - начала княжна.

- Стать-то он стал. Но обиды царь не простил. И в самый решающий момент предал его - око за око, зуб за зуб, - произнесла Изабелла, разглядывая свои красивые миндалевидные ногти.

- Смерть ребенка должна быть отомщена, - вздохнула Анж. - Я этим займусь.

- Всегда погибают невинные, - проговорила, словно в сторону, Изабелла.

- Ты говорила, что дочь моего дяди отравлена. Кем?

- А свекровью твоей лучшей подруги, вот кем.

- Она не моя подруга, - Анжелика отвернулась.

- Не торопись рвать с ней отношения, - посоветовала Изабелла. - Если хочешь уничтожить её мужа и весь их род.

Княжна улыбнулась. У неё был свой план мести, но она, как оказалось позже, несколько запоздала с его осуществлением...

Кёнигсберг, март 1806 г.

Война закончилась для Алекса фон Бенкендорфа и его приятелей довольно бесславно, но конец года принёс радости и увеселения, которых они не вполне ожидали. Граф Толстой со своими адъютантами отправился в Берлин, на переговоры с королем Пруссии, и их там встречали почти триумфаторами, несмотря на поражение под Аустерлицем. На столь печальное событие скоро стали смотреть как на "простую погрешность". Русская армия всегда побеждает - так же, как и прусская, кстати сказать - а то, что случилось с ней недавно, - не более чем досадное недоразумение. Отношение короля и королевы Пруссии к российским военным наглядно демонстрировало это чувство. Луиза была, как всегда, восхитительна - женщина-мечта, воплощённая грёза, богиня Фрейя. Все вокруг - даже флегматичный Георг фон дер Бригген и граф Толстой, начальник Алекса Бенкендорфа и Льва Нарышкина, - были немного влюблены в неё. Когда Луиза выезжала в зелёной амазонке с красной отделкой - форменные цвета Преображенского полка - русские войска приветствовали её с ликованием. Алекс был представлен прусскому королю, а потом с головой окунулся в балы и празднования, гремевшие на весь Берлин. Время стояло рождественское. Почти каждая фрейлина, с которой барон танцевал, вручала ему ключ от своей спальни, и поэтому от недостатка женской ласки он совершенно не страдал.

Вскоре после того, как миссия Толстого закончилась, они отправились в Кёнигсберг - "прожигать жизнь дальше", как говорил Нарышкин. К ним присоединился один из принцев Биронов, весьма падкий на выпивку и гашиш, поэтому пребывание во втором по значимости прусском городе оказалось для них весьма весёлым, но разрушительным для здоровья. Лев захворал желчной горячкой, Алекс быстренько проводил принца в Митаву, а сам решил никуда не уезжать, пока друг не выздоровеет.

О смерти Эрики он узнал из письма отца. Про её брата пошли какие-то новости - якобы, он объявился в Силезии, наконец, и направляется на Родину. Вести заставили Алекса расплакаться. "Её-то за что?" - думал он. - "И почему? Она же здоровая была. И не дождалась никого". Георг фон дер Бригген, приехавший вскоре в Кёнигсберг, застал друга детства с красными глазами и распухшим от слез лицом.

- Что такое, у тебя сенная лихорадка? - спросил Георг легкомысленно. - Представляешь, мне тут дали новое назначение к графу Ливену-третьему! Вот мир тесен - это не он ли сватался за Эрику фон Лёвенштерн? Кстати, что там с Жанно? Я слышал, он всё-таки нашелся. А ты чего до сих пор здесь? Лео как, а то мы слышали, что он болеет?...

Тут Георг насторожился, увидев, что Алекс расплакался ещё больше от этих слов.

- С Нарышкиным что-то? - нахмурился Бригген. - Помирает?

- Эрики... нет, - Алекс протянул другу письмо.

- Понятно. Фитингоф её в чахотку вогнал, - решительно произнес Георг.

- Причём тут Фитингоф? - странно посмотрел на него барон.

- Эх... ты же в Риге почти не бываешь. Ну всё, ему от шурина достанется. Интересно, граф Иоганн это уже знает?

Алекс только рукой махнул. И удалился переживать в одиночестве.

Через неделю Алекс уехал в Ригу вместе с фон дер Бриггеном. И там он встретился с воскресшим из мертвых Жанно Лёвенштерном, который похудел до неузнаваемости и, похоже, совсем разучился улыбаться. А с ним - к его полной неожиданности - был Константин фон Бенкендорф, который, как оказалось, случайно столкнулся с Лёвенштерном где-то в Преслау на постоялом дворе. После дружеско-родственных объятий Бенкендорф с братом поехали в Петербург, а Лёвенштерн еще некоторое время пробыл в Риге.