Дети Балтии-2. Сатурново Дитя(СИ)

- Он бы не выжил. Смерть оказалась к нему милосердной, - сухо ответила она де-Витту.

- Я бы тоже предпочел смерть существованию полукалеки, которое влачу с того несчастного дня, - он внимательно посмотрел на неё.

Анжелика чуть не рассмеялась. Какой спектакль, Господи Боже! И ради чего? Де-Витт - известный пройдоха. Покойный брат, знавший его в Петербурге, так о нём и говорил. Думает, что, изображая из себя раненного героя, привлечет её внимание?

- Вы меня пугаете, - отвечала княжна совершенно не испуганным тоном. - И, думаю, ваши опасения по поводу своей раны несколько преувеличены.

- Почему же?

- Кости в вашем возрасте легко срастаются, - ответила Анж. - Кроме того, насколько я могу судить, у вас ничего и не было сломано.

Де-Витт покраснел.

- Как вам эти цветы? - девушка наслаждалась его смущением.

- Они прекрасны как и вы, - сказал банальный комплимент Жан. - А вы настолько прекрасны, что я прошу вашей руки.

- Йезус-Мария, - досадливо произнесла княжна. - Давайте не портить такой хороший день... И более того, я в трауре и замуж вообще не собираюсь. Я ухожу в монастырь. Навсегда.

Почему-то он лишь тонко улыбнулся и произнес:

- Ну это пока вы говорите, что "навсегда". А завтра я увижу вас в ложе Французского театра, красивую, блистательную и очень надменную. Вокруг вас будут виться все франты, военные и штатские, а вы не станете обращать на них ни малейшего внимания. Потому что с вами будет ваш дядя...

- Знаете что? - Анж посмотрела на него пронзительно и зло. Зрачки её сузились и напоминали булавочные головки. - Идите вон. И чтоб ноги вашей не было здесь. Жалкий холоп.

- Интересно. Если вас оскорбит мужчина, его следует немедленно вызвать на поединок. Так предписывает кодекс чести дворянина, а я дворянин не хуже вас, что бы обо мне не говорили, - продолжал де Витт. - Но что делать, если вас оскорбляет женщина? Где-то я слышал, что её за это полагается насильно поцеловать. Поступлюсь этим правилом, ибо не на шутку страшусь за свою жизнь.

- И правильно делаете, - процедила княжна. - Так что ж? Долго ли мне ждать вашего ухода, любезный мсье Жан?

- Наверное, долго. Сами видите, - он указал на свою якобы больную ногу.

- У меня всё утро свободно, - Анжелика наслаждалась своей властью над ним.

Де Витт вспылил. Он-то думал, что ему достанутся лёгкие деньги в виде хорошего приданого и родство с известной магнатской семьей, а также красавица-жена, которая, по слухам, рассталась с девственностью усилиями самого императора Александра. Но ведь мать же его предупреждала - не всё будет просто. Зачем он не послушал свою умную и многоопытную матушку, известную когда-то куртизанку Софию де Витт? Вот с ним и обращались как с холопом - никто не привествовал его, князь Константин говорил с ним сухо и кратко, Анжей только кивнул, а вот эта Анжелика за несколько минут опустила его ниже плинтуса, смешав с грязью. Он в сердцах бросил трость и пошёл от неё прочь совершенно "здоровой" и прыткой походкой. Анж насмешливо поглядела ему вслед.

Через полтора года они встретятся при несколько иных обстоятельствах. И Анж воспользуется его хитростью и ловкостью в своих целях.

Встреча с "этим пошляком", как она окрестила Жана, княжну несколько выбила из колеи. Она отправилась в костёл, села там на лавку перед алтарем и предалась тяжёлым мыслям.

О замужестве она последнее время совсем не думала. Надо сказать, Анжелика не думала об этом никогда и вовсе не страшилась перспективы "остаться в девках". Всё лучше, чем стать супругой какой-нибудь старой развалины или высокопоставленного идиота. Ей было хорошо и самой по себе. А когда всё случилось между ней и Адамом... Она покраснела при воспоминаниях. Потом отогнала, вспомнив свои сны и мысли.

Анжелика выросла без отца. От князя Станислава-Юзефа Войцеховского остался только дурно написанный портрет в полупрофиль и её воспоминания о каком-то высоком мужчине, поднимающем её на руки, кружащем её словно в танце... Потом это воспоминание в памяти сменялось другой - много людей, ксёндзы в чёрных сутанах, запах ладана, пропитавший всё в доме, а её держит за руку кто-то другой - детская ладошка в длинной узкой руке, унизанной кольцами, и она не отводит взгляда от этих колец, и не смотрит на то, что происходит. Потом её подносят к гробу, что-то чёрно-белое лежит в нём...

Теперь Анж понимала - в гробу был её отец. А за руку её держал, скорее всего, Адам. Тот, кто заменил ей отца. И тот, кто, скорее всего, заменит ей мужа.

Сейчас князь был ужасно занят, чем-то озабочен, и они существовали в этом огромном доме порознь. Может, и к лучшему, но лежа в постели - в той самой постели! - Анжелика чувствовала, как тоскует по нему.

Словно отзываясь на её мысли, голос князя окликнул её. Девушка резко обернулась. Увидела Адама, и глаза их на миг встретились. Чернота его взгляда поглотила без остатка её синеву. Неверный солнечный свет проникал сквозь витражи, изображающие святых - святого Станислава, покровителя Польши, Святого Ежи, поражающего копьем извечную змею язычества, Святого Михала, с крыльями за спиной и мечом огненным, Пресвятую Деву, осеняющую своим благословением праведников.

Адам присел рядом с ней.

- Ты помнишь моего отца? - спросила княжна, глядя не на него, а на золочёный алтарь, на котором висел крест с Распятым. Скульптор очень натуралистично изобразил раны на теле Христа.

- Он был моим первым и последним другом.

- А как же Александр? Разве он не твой друг? - она вдруг вспомнила облик императора, непристальный взгляд его светло-голубых глаз - он очень походил на архангела Гавриила, изображенного на фреске слева от алтаря.

- Русский царь сам выбирает себе друзей, - мрачно проговорил Адам Чарторыйский. - Не спрашивая их на то мнения. Я его друг. Но он никогда не был моим другом. И скоро он в этом убедится.

- Что ж, очередное восстание? - спросила Анжелика.

- Тебе это рассказала мать, да? - голос Адама был злым и насмешливым. - Нет. Зачем восстание? Я просто хочу дать ему понять, что дружба - по крайней мере, то, как я понимаю её - не просто переливание из пустого в порожнее этих дурацких слов о Конституции, равенстве и братстве. Не только игривые беседы о дамских прелестях. Это ещё и выполнение обязательств. И обещаний.

Девушка выжидательно смотрела на него. Адам продолжал, и голос его гулким эхом раздавался под сводами церкви:

- Он с самого начала не должен был идти в этот поход. Не должен был давать этого сражения. Я создал целую систему. Я давал ему полезные советы, и, если бы он последовал им, то сейчас всё было бы замечательно. Наша Отчизна могла бы надеяться на свободу и объединение. Но... таковы последствия его вероломства. И неограниченной власти.

Анжелика смотрела на него понимающими глазами и разделяла его негодование. Потом спросила:

- А если бы Польша была единой как раньше - не сейчас, но когда-нибудь - отдал ли бы ты ему свою корону?

- Не думаю, - произнёс Адам. - Но этого уже не случится никогда.

- Почему?

- А всё кончено. Сражение проиграно. Союзники потеряны. Далее французы примутся за Пруссию. Русские могут бросать сколько угодно пушечного мяса навстречу армии Бонапарта - следующую войну они всё равно не выиграют. Варшаву, в итоге, займут французы. Их император воспользуется шансом объявить себя освободителем Речи Посполитой. И наш народ его, естественно, поддержит. Если русские попытаются вмешаться после того, как Польша окажется под протекторатом Франции, то получат повторение Девяносто четвёртого года. Свои костюшки найдутся, - он холодно усмехнулся. - И я не знаю, что теперь делать.

- Положись на меня, Адам, - она взяла его руку в свою. - Только скажи, каковы твои дальнейшие планы?

- Мои планы... - он выглядел болезненно-бледным. - Я подам в отставку.

Затем он встал, подошёл к чаще со святой водой, окунул в неё кончики пальцев, перекрестился на алтарь, преклонив колено, и направился к выходу. Анж последовала его примеру.