Морские были

- Мне очень приятно, почтеннейший капитан, - звонким голосом произнес вельможа, пристально оглядывая Головнина, - видеть вас под этим кровом... Надеюсь, ваше здоровье вполне благополучно?

Головнин ответил, что он тоже рад видеть столь знатного начальника.

Слуги принесли чай, а потом табак и трубки. Отхлебывая из фарфоровой чашки несладкую зеленоватую жидкость, вельможа как будто между прочим спросил:

- Сколько же людей у вас на корабле?

Головнин ответил, увеличив количество команды почти вдвое.

- Наверное, это самый большой русский корабль? - осведомился японец.

- О нет! - сказал Головнин. - У нас имеются корабли и впятеро большие.

- Разве у России много кораблей?

Головнин улыбнулся:

- У берегов Камчатки, в Охотском море, в океане, у Русской Америки плавают десятки наших кораблей.

- Э! - воскликнул вдруг начальник и оглянулся на своего помощника. Тот встал и вышел из палатки. Через несколько минут он вернулся и что-то шепнул вельможе. Начальник еле заметно кивнул головой и снова обратился к капитану.

- Как это хорошо, что вы пришли ко мне в гости. К чему нам враждовать? Мы можем всегда оставаться друзьями. Слово рыцаря, - ни один волос не упадет с вашей головы, потому что вы мои дорогие гости.

Он встал, собираясь выйти из палатки. Головнин тоже поднялся. Японец улыбнулся.

- К чему спешить, капитан? Мы же еще не договорились о самом главном.

- Если вы собираетесь уйти, - с кем, кроме вас, мне договариваться?

- Нет, я еще побуду. Я угощу вас прекрасным обедом, какой только можно было приготовить в этих бесплодных местах...

И снова, обернувшись к помощнику, он произнес с оттенком нетерпения:

- Э!..

Помощник опять поспешно вышел. Слуги внесли обед. На больших деревянных лакированных подносах едва помещались десятки блюд: рыба, соусы, зелень, какие-то корни, студни, приправы и особенно много хмельного саке.

- Рановато обеду быть, - осторожно заметил Хлебников. - Или, может, обедают у них с утра?

Мур ответил ему тоном поучающего знатока:

- Торжественный обед может быть подан в любое время. А после обеда, как видно, будет парад.

- Из чего вы это заключили? - спросил Головнин.

- О, я все примечаю. Помощник начальника дважды уже выходил, и когда у входа полог откидывали, я приметил, что они раздают солдатам обнаженные сабли. Это, конечно, к параду!..

- Как знать... - молвил с сомнением Хлебников.

Помощник вельможи возвратился еще более радостный, чем прежде. С аппетитом закусывая и запивая, Алексей передал его вопрос:

- Нравится ли достопочтенному капитану угощение? Он сам присматривал за поварами. Эту честь оказывают только самым высоким гостям.

Мур осмелел и попросил Алексея перевести японцам его слова:

- Теперь мы видим, что наши опасения были напрасны. Вы - благородные, честные люди...

Придерживая сабли и не выпуская из руки свой железный жезл, старший начальник встал со стула и сказал, что он должен взглянуть на гавань.

- Я тоже должен взглянуть, - воскликнул Головнин, поднимаясь. - В гавани мой корабль...

Маслянистое лицо японца нахмурилось. Оруженосцы переглянулись. Молчание длилось долгую минуту.

- Передай капитану, - сказал начальник, обращаясь к Алексею, - что снабдить его корабль я ничем не смогу. Я жду ответ на мое донесение губернатору острова Мацмай. Пока ответ не поступит, один из русских офицеров должен остаться в крепости заложником...

Головнин насмешливо взглянул на Мура.

- Вот они, благородные люди... Но сколько же дней придется ждать ответ губернатора?

- Пятнадцать, - сказал японец, зачем-то поднимая свой жезл. - Однако возможно, что губернатор запросит правительство.

Головнин, казалось, не удивился. Оба начальника и все их оруженосцы теперь внимательно всматривались ему в лицо. Собрав всю волю, чтобы не выдать волнения, он ответил тоном спокойным и ровным, словно продолжая прежнюю приятную беседу:

- Согласиться на такое длительное ожидание без совета с офицерами, которые остались на корабле, я не могу. Оставить у вас офицера я просто не хочу. Не забывает ли начальник, что перед ним сыновья могущественной страны - России? Не забывает ли он, что в России найдутся силы, которые вступятся за нас? Не берет ли на себя начальник слишком большую ответственность за попытку поссорить два государства? Наконец, известно ли ему, что такое измена? Завлечь безоружных людей в крепость, диктовать им свои условия и угрожать, - это и есть измена.

Моряки "Дианы" встали одновременно. Японец пронзительно вскрикнул и схватился за саблю. Но в глазах его был испуг. Вот почему он дважды пытался выйти из палатки: он боялся в эти заранее рассчитанные минуты за свою жизнь! Но оглянувшись на вооруженную охрану, он осмелел и начал говорить крикливо и запальчиво.

Лицо Алексея побелело, губы и веки дрожали.

- Какое несчастье, капитан!.. Мы не уйдем отсюда... Они нас убьют...

Из всей длинной речи японца Алексей понял только одно: если начальник выпустит хотя бы одного русского из крепости, ему самому вспорют брюхо.

- Ясно, - сказал Головнин. - Бежим! К шлюпке!

Отбросив приземистого копейщика, он выбежал из палатки. В крепости поднялся вой и визг. Могучим ударом Хлебников опрокинул нескольких японцев. Близко грянул выстрел.

Капитан выбежал в ворота. Вой и визг в крепости стали еще яростней и громче. Выстрелы защелкали теперь очень часто. Над головой просвистело несколько пуль. Из неглубокого овражка поднялась вдруг многочисленная засада. Головнин увернулся от удара, выхватил из рук солдата копье. Рядом оказался Хлебников. Он прорвался к своему капитану сквозь толпу. Подхватывая камни, работая кулаками, сюда же пробивались матросы Васильев и Шкаев. Мичмана Мура, матроса Макарова и Алексея на откосе не было видно. Их схватили еще в крепости. Но четверым все же удалось вырваться. Берег был совсем близко...

Но что же случилось со шлюпкой? Она была у самой воды, а теперь оказалась в добрых пяти саженях от нее. Головнин увидел покрытые водорослями, мокрые камни и понял: был отлив. И им не сдвинуть эту тяжелую шлюпку.

"Значит, все кончено!" - подумал Головнин и посмотрел на рейд, где виднелся стройный корпус "Дианы".