История украинского народа. Автобиография

Это был единственный по своему значению момент в политической деятельности Дорошенка. Трудно угадать, удалось ли бы ему удержать Украину в своем влиянии, наэлектризовать утомленные двадцатилетнею

247

борьбою массы, взять в руки расшатанную и в значительной степени деморализованную старшину. Достаточно сказать, что представившимся ему благоприятным стечением обстоятельств Дорошенко воспользоваться не успел, Как раз в эту минуту наибольшего успеха он бросил армию и уехал в Чигирин, как передает современник — вследствие известия об измене жены. Воспользовавшись его уходом, Ромодановский двинулся снова в Северские земли. Архиепископ черниговский Лазарь Баранович выступил с проповедью покорности Москве, оставленный Дорошенком в качестве заместителя («наказного гетмана») Демьян Многогришный с местной старшиной решил вернуться к московской власти. Но при этом и старшина и Баранович хотели добиться уступок — вывода воевод, возвращения к статьям Богдана Хмельницкого, и Многогришный ставил ультиматум: или московское правительство восстановит «козацкие вольности», или он пойдет в подданство Туркам. При этом он выступал уже не как представитель Дорошенка, а как самостоятельный «гетман сеьерский».

Вывод воевод был, несомненно, всеобщим желанием. В том смысле, что это было общее пожелание, украинского населения, доносил и воевода Шереметьев: «Черкасы» желают непременно, чтобы «русских» людей не было на Украине в городах, и жить с ними не хотят. Вообще это был момент, когда стремления гарантировать Украину от вмешательства московского правительства и администрации проявились особенно сильно и широко в украинском обществе Возможно, что их ионулярностью — тем что это было всеобщее и непременное условие дальнейших отношений, объясняется та значительная твердость, с которою Многогришный и старшина отстаивали свои требования.

По московское правительство, очевидно, возлагало надежды на раскол, выразившийся в отделении Многогришного от Дорошенка, и решило все-таки не уступать украинским требованиям. Оно позондировало Дорошенка, которого продолжали еще держаться южные левобережные полки, но когда и Дорошенко поставил то же требование о выводе воевод, московское правительство решило держаться Многогришного. Оно могло рассчитывать, что последний в своем фальшивом положении между Дорошенком и Москвою окажется уступчивее и, не имея духу отказаться от гетманской булавы, отступится от своею ультиматума. Действительно, уже к марту 1669 г. Многогришный уступил. На раде в Глухове, хотя и не без значительной оппозиции, были приняты «статьи» — договор между Украиною, собственно — украинской старшиною, и московским правительством, составленный в стиле международного трактата (т. н. глуховские статьи). После этого Многогришный был еще раз подтвержден на гетманстве и получил знаки власти от московского делегата.

В окончательно принятой редакции этих глуховскнх статей постановлялось, что московские воеводы, кроме Киева, будут назначаться в

248₌@_;

Переяславль, Нежин, Чернигов и Остер, но они не будут иметь права вмешиваться в суд и управление — им будут подчиняться только московские ратные люди их гарнизонов, Таким образом, после обнаруженного народом неудовольствия московское правительство отказалось от введения московской администрации и нодатного оклада на Украине. За гетманом не признавалось право сношений с иностранными государствами, но сохранялось на будущее время участие козацких делегатов в московских дипломатических конференциях.

Это был очень чувствительный удар для планов Дорошенка, но он не смутил его, и — к чести Дорошенка нужно сказать — он не стал тратить сил и энергии на борьбу с Многогришным. Хотя он смотрел па последнего свысока, как на самочинного «покутного гетманчика», но поддерживал с ним добрые отношения, тем более, что и без того имел достаточно забот, а общность национальной программы сближала его с Многогришным; мы уже видели, что их пожелания в сфере отношений к Москве более или менее были одинаковы.

Вопрос о передаче Польше Киева, перемирием 1667 г. оставленного только на два года под властью Москвы, возбуждал тогда большую тревогу на Украине. Москву обвиняли в пренебрежении к национальным интересам Украины и излишней уступчивости в отношениях к Польше. Подозрения росли тем более, что козацкие делегаты, вопреки обещаниям, не были допущены к конференциям, происходившим между уполномоченными Москвы и Польши. Эти общие заботы и огорчения сближали Дорошенка с Многогришным, очень огорченными поведением московских политиков. И в конце концов жалобы на поведение московского правительства, которые заявлял Многогршнный, послужили поводом к скорому его падению.

Многогришный вообще не умел поставить себя в хорошие отношения к старшине. Последняя была склонна смотреть на него свысока, как на человека нового, «мужичьего сына», и притом довольно простодушного. Постоянно подозревая старшипу в интригах. Многогришный позволял себе временами резкие выходки против нее. Недовольные действительно устроили заговор, в марте 1672 г., и по соглашению с московским отрядом, находившемся при гетмане, схватили его и отослали в Москву, обвиняя в измене московскому правительству и прося разрешения выбрать нового гетмана. Обвинения были совершенно ложны, а насколько все это имело характер личной интриги, доказываешь страх заговорщиков, что войско и население выступят против них. Поэтому раду для выбора нового гетмана они даже не решились устроить на украинской территории, а перенесли за московскую границу, под охрану московского войска (на урочище Козацька диброва). Но, несмотря на очевидную ложность об-

249

винений, московское правительство сочло за лучшее придать им значение. Над Многогришным быль наряжен в Москве суд, гетмана подвергли пыткам, и хотя никаких улик против него не найдено, тем не менее его с семьею и ближайшими сторонниками сослали в Сибирь, где Многогришный в весьма тяжелых материальных условиях жил еще в первых годах XVII в.

Среди всеобщего возмущения и паники, вызванной на Украине таким произволом и жестокостью, кружок заговорщиков, с разрешения московского правительства, благоволение которого он старался приобрести крайнею угодливостью, поспешил произвести выбор нового гетмана под охраной московского войска. Избран был генеральный судья Самойлович, настоящий кандидат старшины, исполнитель ее социально-экономической программы, человек ловкий, искательный, но ничем особенным себя не загрязнивший, а по отношению к Москве очень лояльный. Он также был человеком новым — сын священника, он и позже носил кличку «Поповича», которой хотели подчеркнуть его позднейшие аристократические замашки и высокомерие, возбудившее потом всеобщее неудовольствие. При избрании его возобновлены были глуховские статьи 1669 г., за исключением только права участия украинских делегатов в дипломатических конференциях это право, составлявшее последнюю тень государственной самостоятельности Украины, было отменено теперь. Кроме того, старшина выговорила себе разные гарантии от гетманского самовластия.

С Дорошенком Самойлович не поддерживал уже таких тесных и солидарных отношений, как Многогришный, и раздвоение Украины чувствовалось вполне осязательно. Была еще и третья политическая группа — Запорожье с соседними южными территориями на обеих сторонах Днепра, в это время не подчинявшееся ни Самойловичу, ни Дорошенку, а выставлявшее своих собственных гетманов, довершавших тогдашнее расчленение Украины.

Правда, эти гетманы не имели большого значения, наоборот, за Дорошенком чувствовалось все еще большая нравственная сила, и Самойлович постоянно боялся, что московское правительство может пожертвовать им для соглашения с Дорошенком. Поэтому он усиленно старался рассорить с ним Москву и по возможности всячески ослабить. Московское правительство действительно было очень озабочено Дорошенком и не находило способа поладить с ним. Южные полки все еще стояли большею частью вне зависимости от Москвы, тяготея к Дорошенку или к гетманам, которые один за другим всплывали на Запорожье. С другой стороны московское правительство заботил союз Дорошенка с Турцией, приобретавший все более осязательное значение и грозивший большими осложнениями.