Белый орел, Красная звезда (ЛП)

Хотя, благодаря невероятной энергии Будённого, главные силы Конармии уцелели, многие бойцы вынуждены были защищаться сами. Одним из них был Бабель. Ночью 30 августа он спал под открытым небом. В прямой видимости были стены Замостья, окружавшие великолепный ренессансный дворец графов Замойских и обширный еврейский квартал со многими синагогами. Он разговаривал о евреях с местным крестьянином. “Сколько их живет на свете?”, - спросил тот. “Где-то десять миллионов”. “После этой войны их несколько сот тысяч останется”. Бабель, сам еврей, не стал спорить. Тридцать первого он целый день был в бою, вместе со своей дивизией. Потом он был предоставлен сам себе.

“Мы приехали в Ситанец утром. Я был с Волковым, квартирьером штаба. Он нашел для нас свободную хату у края деревни.

- Вина, - сказал я хозяйке, - вина, мяса и хлеба!

- Ниц нема, - ответила она равнодушно. - И того времени не упомню, когда было...

Я вынул спички из кармана и поджег кучу соломы на полу. Освобожденное пламя заблестело и кинулось ко мне. Старуха легла на огонь грудью и затушила его.

- Что ты делаешь, пан? - сказала старуха и отступила в ужасе.

Волков обернулся, устремил на хозяйку пустые глаза и снова принялся за письмо.

- Я спалю тебя, старая, - пробормотал я, засыпая, - тебя спалю и твою краденую телку.

- Чекай! - закричала хозяйка высоким голосом. Она побежала в сени и вернулась с кувшином молока и хлебом.

Мы не успели съесть и половины, как во дворе застучали выстрелы. Волков ушел во двор для того, чтобы узнать, в чем дело.

- Я заседлал твоего коня, - сказал он мне в окошко, - моего прострочили, лучше не надо. Поляки ставят пулеметы в ста шагах.

И вот на двоих у нас осталась одна лошадь. Я сел в седло, Волков пристроился сзади.

- Мы проиграли кампанию, - бормочет Волков и всхрапывает.

- Да, - говорю я”.^[286]

Конармия вернулась выдохшейся физически и морально.^[287] В 11-й дивизии осталось 1180 человек и 462 лошади от ее первоначальной численности в 3500; в 6-й дивизии осталось четверо из двадцати командиров эскадронов; состояние 4-й и 14-й дивизий было не лучше. Хотя во Владимире они получили в пополнение 400 партийных работников из Москвы и тысячу лошадей, у них по-прежнему не хватало соответствующего обмундирования. Не надеясь на регулярные каналы снабжения, они направили личную просьбу своему “уважаемому другу и товарищу” Григорию Орджоникидзе на Кавказ выслать двадцать тысяч бурок.^[288] Командующий 12-й армией Н.Н. Кузьмин прибыл, чтобы обсудить замену войск, выяснил, однако, что в двух его ближайших дивизиях нет винтовок. 13-го сентября Конармия покинула Владимир, взяв с собой столько запасов, сколько смогла. Ее отход сопровождали налеты польской авиации и все более самоуверенной польской кавалерии. Она шла на Житомир, находившийся в 400 километрах, назначенный ей как место для отдыха. Ей приходилось биться днем, а ночью двигаться. В 3 часа утра 18 сентября польская кавалерия ворвалась в Ровно, окружив бригаду Тюленева. Двумя днями позже Будённый разговаривал с Тухачевским по прямому проводу и получил приказ на полный отход Конармии. Только после этого ее сменила 12-я армия. 26 сентября, находясь в Новограде, он получил приказ о переводе на фронт против Врангеля. Но и на этом его неприятности не закончились. Во время марша на Днепр его любимые бойцы учинили серию погромов. Буденный арестовал двух комбригов 6-й дивизии, чьи бойцы принимали в этом участие. Проведена чистка, применены строгие наказания. Конармии не удалось удержать темпа в сорок километров в день, хотя при марше в противоположную сторону она сохраняла его неделями. Галицийская кампания до предела подорвала дисциплину и боевой дух лучшего формирования Красной Армии. Когда боевые товарищи Бабеля окончательно повернулись спиной к Польше, в них проснулись первобытные анархические инстинкты казачьих ватаг, из которых их когда-то набирали.

* * *

На севере действия развивались медленнее. После суматохи у польской границы основные силы противников потеряли контакт. Обе стороны нуждались в передышке для перегруппировки, хотя и планировали продолжить боевые действия. В приказах Тухачевского по-прежнему стояло взятие Варшавы; целью Пилсудского было разгромить противника, которого он уже отбросил. Преимущества были у обеих сторон. У Тухачевского была крепкая база вдоль Немана, где его армии окопались в конце августа. У него был солидное превосходство в виде вспомогательных служб и снабжения, поскольку он отступил к складам и резервам, первоначально готовившимся для наступления на Варшаву. 1 сентября численность его войска составляла 113 491 человек, только на три тысячи меньше чем 1 августа, и она с каждым днем увеличивалась.^[290] Потери были компенсированы благодаря пополнениям и переброске 12-й армии и Конармии. Мозырская группа была ликвидирована; 4-я армия Чуваева, залечивающая раны к востоку от Брест-Литовска, сократилась на треть, 14-я армия Соллогуба в Ружанах потеряла 5000. Но 3-я армия Лазаревича в Гродно и 15-я Корка в Волковыске к этому времени увеличились. В свою очередь, Пилсудский обладал инициативой, высоким боевым духом солдат, инерцией наступающих войск и преимуществом нападения на неподвижную цель.

Рис. 15. Битва на Немане

Для тех, кто изучает битвы с точки эстетики расположения, битва на Немане представляет собой изящнейшую конфигурацию во всей войне. Пилсудский составил план классической простоты. Красная Армия на центральном отрезке должна была быть атакована и связана в районе Гродно и Волковыска; фланги должны быть охвачены кавалерией, что даст возможность ударным силам зайти с тыла; благодаря этому центр будет стиснут, подобно сандвичу и спокойно пережеван. Пилсудский использовал в своем плане пару факторов, дающих повод вспомнить план наступления Тухачевского в июле - близость литовской границы на севере и угрозу вмешательства со стороны соседнего фронта на юге. Вторая армия расположилась в Белостоке и была доверена генералу Рыдзу-Смиглы; ее ударная группировка была скрыта в лесах Сувалкского поозерья, которое вначале надо было очистить от литовских войск, просочившихся сюда летом. Четвертая армия генерала Скерского целиком была перемещена из Ломжи к Брест-Литовску. Первое столкновение случилось 20 сентября.

Ход сражения на Немане был не так безупречен, как его план. Хотя Пилсудский и не ошибся насчет намерений противника, как это случилось под Варшавой, он переоценил возможности собственных войск. Атака по центру с самого начала столкнулась с бешеным сопротивлением. 21-я (Подгалянская) дивизия атаковала Гродно, совместно с Добровольческой и 3-ей Легионерской дивизиями на флангах, но не добилась заметного успеха за почти целую неделю. Четыре дивизии Четвертой армии встретили равного им по силе противника. В течение трех дней, с 23 по 25 сентября исход битвы был неясен; он был решен только после успеха ударной группы. При поддержке Сувалкской группы генерала Осинского 1-я Легионерская и 1-я Литовско-Белорусская дивизии двинулись со стороны Сейн и подошли к Неману через литовскую территорию. 23 сентября они взяли Друскеники (Друскининкай) и перерезали железнодорожную ветку Гродно-Вильно, основную артерию снабжения 3-й армии. Кавалерия дошла до Радуня. В течение следующих двух этапов они дошли до Лиды, перекрыв вторую линию отступления. 26 сентября, на противоположном фланге кавалерия генерала Крайовского заняла Пинск, перерезав путь снабжения 4-й армии. Тухачевский отдал приказ к отступлению. К счастью для него, стенки польского сандвича оказалось слишком тонкими, чтобы его удержать. 3-я армия, вытесненная со своих позиций у Гродно и подталкиваемая на южном фланге 15-й армией, также начавшей отступление, столкнулась 27 сентября с польской ударной группой. Преодолев позиции Литовско-Белорусской дивизии под Лидой благодаря своему численному превосходству, она на следующее утро встретилась с 1-й Легионерской дивизией; с третьей попытки ей удалось прорваться, но на манер вареного яйца, проходящего сквозь яйцерезку – раздробленной и неспособной к дальнейшим согласованным действиям. 15-й, 16-й и 4-й армиям повезло больше. Они отступили на Ошмяны, Молодечно и Койданово - потрепанные, но уцелевшие. Победа поляков была очевидной, но не окончательной. Надежда на окружение неприятеля вновь не сбылась.