Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»

В августе Бернарден подал министру Пьеру-Этьену Буржуа де Буину прошение о возмещении 1300 ливров, израсходованных во время путешествия. Но морской министр приказал выплатить ему только 800 ливров и жалованье за полгода [444]. Осенью 1771 г. «капитан инженерных войск» отказался продолжить дипломатическую карьеру, последовать в Неаполь за своим давним покровителем, бароном де Бретеем, и покинул его дом. У него остался последний шанс — обработать и опубликовать свой путевой дневник. «Не потому, что я хочу стать литератором, подобная карьера малоприятна и никуда не ведет», — спешит он оправдаться в письме к своему другу Эннену [445].

Несмотря на все уверения, Бернарден связывает с книгой большие надежды. «Я развлекся сочинением записок об Иль-де-Франсе, которые выйдут в конце года, — пишет он Луи Дювалю 27 июля 1772 г. — Я приберегу для вас экземпляр. Я там рассказываю о рабе, который носил ваше имя и которому я даровал свободу. Все говорят, что книга будет удачной. Ваш соотечественник [Жан-Жак Руссо] и г-н д’Аламбер меня в том уверяют. Но я сомневаюсь. Если все получится, я, может быть, попрошу вас передать один экземпляр Ее Величеству, которой я также многим обязан» [446].

После выхода в свет «Путешествия на Иль-де-Франс» (1773) автор, тщетно добивавшийся должности в Военном училище, понадеялся, что сочинение его станет событием для всей Европы и правительства будут наперебой предлагать места тому, кто «смело стал на защиту человечества» [447]. Но продавалась книга плохо и надежд не оправдала. 12 февраля 1773 г., даже прежде чем послать книгу Эннену, Бернарден отправляет в Петербург с голландским кораблем один экземпляр Дювалю [448], а второй через Неккера препровождает Екатерине II. В этот год Бернарден часто бывает у Неккеров, советуется о своих литературных планах, читает у них в салоне отрывки из «Путешествия» [449]. Но правильно ли он выбрал посредника? Ведь когда сам Неккер решит в 1781 г. преподнести императрице свою книгу «Отчет для короля», он прибегнет к услугам Фридриха Мельхиора Гримма [450].

Книгу Бернарден де Сен-Пьер посылает вместе с письмом:

Бернарден по-своему аранжировал расхожие мифы эпохи Просвещения. Как обычно, большая часть письма посвящена хвале Северной Семирамиде и собственным усилиям по прославлению ее имени во всем цивилизованном мире. Превознося мудрость правительницы, писатель кокетливо подчеркивает ее прелести. Бернарден настойчиво твердит о своем бескорыстии и, как принято, ссылается на здоровье, мешающее служить в России. Отметим также типичную для авантюристов апелляцию к судьбе и скрытую параллель между Севером и Югом («Побывав скорее по воле жребия, чем по воле судьбы, на противоположных концах света»). В сочинениях Бернардена Россия предстает как страна дикарей, которую, подобно экзотическим странам, надо цивилизовать и просветить. Потому в неоконченной повести «История регентши Анны» он, свободно обращаясь с историей, переносит русскую императрицу на берега Амазонки, где Анна Иоанновна задает капитану голландского корабля и французу, похожему на автора, истинно русский обед из икры, грибов, стерляди и медвежьих лап. Ее дочь, Софья Брауншвейгская, выходит замуж за индейца-философа, доказывающего, что доля дикаря предпочтительнее королевской, ибо сын природы живет в согласии со всеми, его племя едино, как один человек, он любит жизнь и не боится смерти [452].

Возможно, одним из источников повести, вольно трактующей русскую историю, послужил слух, разнесшийся по Парижу в 1771 г., после смерти восьмидесятилетней г-жи д’Обан или Мальдак. Молва утверждала, что она — принцесса Брауншвейгская, жена царевича Алексея, которую мучил муж-тиран и девять раз пытался отравить. Когда она была на сносях, он ударил ее ногой в живот; принцесса потеряла сознание, а потом прикинулась мертвой. Она чудом спаслась с помощью графини де Кенигсмарк, матери маршала де Сакса, уехала в Париж, а оттуда в Америку. Она нашла приют в Лузиане, где вышла замуж за пехотного капитана д’Обана, родила ему дочь. Наследница восточной империи, простирающейся от Швеции до Китая, и сестра императрицы Западной империи владела небольшой плантацией и десятью нефами. Когда через десять лет семья приехала в Париж, в Тюильри принцессу узнал маршал де Сакс и сообщил королю, а тот австрийской императрице; но принцесса отправилась на остров Бурбон, не желая расставаться с мужем и дочерью, где жила до их кончины в 1757 г. В конце жизни она вернулась в Париж, и австрийский двор платил ей 45 тысяч ливров пенсии, из которой она три четверти раздавала бедным. Гримм рассказывает об этом в «Литературной корреспонденции» (июнь 1771 г.), уточняя, что все это роман и что подобный вымысел всегда пользуется успехом в Париже, где невозможно ничего проверить. «В течение суток здесь все истинно, о самых смелых и даже самых ложных вещах говорят с пылом и жаром, не терпящим даже тени сомнения; на другой день их забывают с той же легкостью, с какой излагали накануне» [453]. Слух, разумеется, был вскоре опровергнут, сам Гримм приводит разъяснения, данные августейшей особой (Фридрихом II или Екатериной II, по мнению М. Турне [454]), а заодно анализирует механизм порождения легенд: «Из этих наблюдений следует, что в мире немало авантюристов и авантюристок, кои, испытав громкие удары судьбы или необычайные перемены, покидают родную страну и в местностях, удаленных от первой их сцены, живут уединенно и скрытно. Но чем более удаляются они от общества, тем сильнее подстрекают его любопытство; разыгрывается воображение, чудеса обретают право на существование, ткутся великолепные сказки, герой или героиня которых не считают нужным их опровергать, и вот они преобразились в принцев, не зная ни выгод, ни тягот монаршей доли» [455]. История тем не менее оказалась живучей. 1 февраля 1778 г. ее упомянет «Journal encyclopédique», сославшись на рассказ о путешествии в Америку, а 15 мая редактор публикует пришедший из Петербурга материал, где история эта названа «полностью вымышленным романом», «материей для драмы в нынешнем вкусе» и объясняется, что ребенок (Петр II) благополучно родился, что Алексей с женой обращался скверно, но не бил, что она действительно умерла и деревянную чурку вместо нее не хоронили и что негоже «принуждать принцессу крови бежать в Англию как какую-нибудь авантюристку» [456].