Цесаревич" Часть I. Эскадренный броненосец. 1899-1906 гг.

Определенно подтверждалось третье главнейшее обстоятельство той войны — освоение японцами искусства ведение огня на таких дальних расстояниях, на которых даже самые светлые умы русского флота стрелять и не рассчитывали. "Правилами артиллерийской службы" (1901) к дальним расстояниям, словно дело было в Крымской войне, относили те, которые превышали 15 каб. Между тем, на такой дистанции умел тогда стрелять и пароход "Владимир". Общепринятым был взгляд, что дальняя дистанция может доходить лишь до 38–45 каб. По мнению С.О. Макарова, очень дальней следовали считать дистанцию 42–57 каб., а предельной 58–70 каб.

Японцы, как в Киао-Чао узнали русские моряки от итальянских, еще до войны у о. Цусима практиковались в стрельбе на расстояния 80 каб. Знали об этом будто бы и офицеры других стран. Известно ли это было в России — историкам предстоит еще выяснить. Подобной же практикой под Порт-Артуром Н.В. Иениш должен был теперь и объяснить доносившиеся иногда с моря "в течение долгого промежутка времени звуки выстрелов больших орудий".

Подтверждался и тот общеизвестный факт, что японские снаряды обладали втрое большей разрывным зарядом, чем наши. Н.Л. Кладо еще в 1901 г. сообщал об этом (в русских фугасных снарядах 2–3%, взрывчатого вещества от его веса, английских 8-13, французских 10–20 %). Этому, впрочем, находилось весьма странное оправдание: это-де даже очень хорошо — малый вес "начинки" гарантирует русским снарядам "большую надежность" в пробивании брони. Теперь и Н.В. Иениш напоминал, что и японцы "заметили относительную слабость действия наших фугасных снарядов". Но рутина была приучена пропускать мимо ушей инициативы лейтенантов (история полна тому примеров), к тому же приходится подозревать, что предложения офицеров из Циндао в силу очередных бюрократических неувязок при смещении Н.И. Скрыдлова с поста командующего флотом, могли затеряться где-то "в делах". Но если бы они и дошли до З.П. Рожественского, трудно рассчитывать, чтобы этот выдающийся самодур мог заинтересоваться мнением и выводами лейтенантов.

Конечно, свое слово мог бы сказать и МТК, и даже государь император. Но он в то же лето был поглощен своим несказанным счастьем рождения (30 июля) после четырех дочерей долгожданного наследника. Заботы войны и флота его почти не трогали. МТК же нашел нужным отозваться только на один сугубо технический урок войны, но и тот сумел провалить самым постыдным образом. Заготовленные и выданные на корабли эскадры козырьки-ограничители не проверили стрельбой на полигоне. Работа по их установке проведенная на кораблях в походе оказалась бесполезной. Взрывами японских снарядов в Цусиме эти козырьки с легкостью "счищались".

На “Цесаревиче” во время ремонтных работ

Об экстренной же разработке (может быть с помощью французов) новых фугасных снарядов хотя бы для 305-мм и 254-мм орудий броненосцев (за время похода эскадры при желании можно было провести все необходимые опыты и успеть произвести замену боеприпасов в море) бюрократия не могла и думать. Ведь достойный продукт режима вице-адмирал Ф.В. Дубасов (1845–1912), председательствуя в МТК, успел провалить уже немало инициатив, включая и исходившую даже от его недавних ближайших сотрудников. Его не тронула даже идея торпедных катеров капитана 1 ранга В. А. Лилье.

Свое стойкое неприятие (или даже презрение) опыта 1-й Тихоокеанской эскадры З.П. Рожественский подтвердил и полным отсутствием ссылок в своих приказах на этот опыт (включая и "Инструкцию для похода и боя" С.О. Макарова) и недостойным обвинением 1-й эскадры в том, что она "проспала лучшие свои корабли". По-видимому, не дошли до адмирала и те выводы об опыте войны, которые уже в пути следования 3-й Тихоокеанской эскадры успел передать возвращавшийся из японского плена командир броненосца "Севастополь" Н.О. Эссен. Эти выводы были объявлены штабом 3-й эскадры в циркуляре № 147 от 16 марта 1905 г.

Без ответа остается и главный в судьбе "Цесаревича" вопрос — почему министерство, не моргнув, согласилось разоружить корабль. Какие, казалось бы, энергичнейшие усилия следовало приложить к тому, чтобы сберечь для войны великолепный, с обстрелянной командой новейший броненосец! А вместо этого вышел вызвавший общую оторопь нелепый приказ о разоружении.

Герои этой темной истории своих объяснений не оставили. Обошел ее в своей работе ("Значение и работа штаба на основании опыта русско-японской войны") и лейтенант А.Н. Щеглов (1874–1953). Но нет сомнения в том, что и здесь проявился результат деятельности ГМШ, все военные распоряжения которого, по мнению А.Н. Щеглова, "были не обоснованы и прямо вредны". В итоге" флот погиб от дезорганизации, и в этом всецело вина Главного Морского штаба, которому по праву принадлежит 90 % неудач нашего флота". Можно не рискуя сильно ошибиться, предложить следующие объяснения судьбы "Цесаревича" в Циндао! которые вполне согласуются с тем "хаотическим" характером деятельности штаба, о которой столь откровенно говорится в названной работе лейтенанта Щеглова.

Обращаясь к мотивам, хоть как-то позволявшим понять решение петербургских стратегов, нельзя уйти от ощущения их причасти или прямой принадлежности к некому виртуальному миру, где законы логики и здравого смысла не действуют. Ибо как иначе объяснить, что, находясь вроде бы в смертельной схватке с донельзя деятельным, активным и предприимчивым противником, терпя при этом постоянные неудачи, бездарнейшим образом потеряв первую эскадру и готовя к походу вторую, столь беззаботно отказались от опыта войны и от двух новейших, как воздух необходимых собственных броненосцев, от "Славы", несмотря на возможность успеть ввести ее в строй, и "Цесаревича", который вполне мог избежать разоружения. И при этом — вот сюжет для захватывающего документального детектива — предпринимались отчаянные, хотя и заведомо обреченные на неудачу (вся сделка не могла состояться без ведома Англии, находившейся тогда в союзе с Японией) попытки контрабандного приобретения пресловутых "экзотических крейсеров".

На глазах всего мира и ему на посмешище в течение более года разыгрывался спектакль многоходовых интриг с множеством слетевшихся на поживу, обещавших "устроить" покупку "посредников", в котором главную роль с фальшивым паспортом, в парике и с накладной бородой играл уже знакомый нам давний адъютант великого князя Алексея Александровича контр-адмирал A.M. Абаза. К этой авантюре мог примыкать и блеф императора, который несмотря на неудачи, продолжал свысока или даже презрительно относиться к противнику (известно, что в резолюциях он позволял себе выражения вроде "макаки"). А потому демонстративный отказ от "Цесаревича" мог бы изображать широту русской души и бескрайние возможности России, способной сокрушить врага, не считаясь с числом броненосцев.

Могла проявиться и внутренняя антипатия начштаба к броненосцу, столь долго вызывавшего его праведный гнев и негодование. Вывод броненосца из игры мог каким-то образом совместиться в больном воображении Зиновия Петровича с торжеством над своими противниками в вечной подковерной бюрократической борьбе.

Всецело поглощенный и в самом деле труднейшим делом формирования 2-й Тихоокеанской эскадры (чем он ставил на карту всю свою карьеру), З.П. Рожественский мог совершенно сознательно отмахнуться от столь мелкого в его карьерных планах пустяка, как застрявший где-то в Циндао подбитый броненосец. Это был "не его корабль", ему он не был нужен, ведь существуют весомые подозрения, что адмирал идти в бой не собирался, а потому от подкреплений открещивался.

Для задуманной им "операции" построения дальнейшей карьеры ему вполне хватало наличного состава кораблей. Все в те дни находилось в руках Зиновия Петровича. Ни управляющий Авелан, ни великий князь, ни сам император в предначертания и планы начштаба (он же и командующий эскадрой) предпочитали не вмешиваться. Могло быть и более прозаическое, но также не украшающее действий наших персонажей объяснение: это боязнь (или устроенная З.П. Рожественским спекуляция на этой боязни) поссориться с Англией. "Владычица морей" все неопределенности в международном праве умела однозначно толковать в свою пользу и свою правоту никогда не стеснялась подкрепить военным давлением. Этому извечному стилю действий Запада можно и нужно было противопоставить твердость позиции, заблаговременную подготовку мирового общественного мнения и квалифицированное дипломатическое обеспечение действий русских крейсеров.