Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

предметов заполняют перевязи и фартуки масонов, их можно видеть на печатях, брелоках,

часах, предметах обихода, переплетах книг, в орнаментике домов и, конечно же, в

помещении самой ложи, обязательно драпированной в соответствии с ритуалом. Ничего

этого у анархо-мистиков нет - ни в показаниях, ни среди предметов, обнаруженных при

обысках их квартир, хотя на отыскание религиозных символов, “крестов с розой”,

94

символических рисунков и всего прочего работниками органов ОГПУ обращалось особое

внимание.

Стоит также напомнить, что масонство было исключительно мужским братством, куда

не допускались и до сих пор не допускаются женщины, хотя за последнее время и

появились собственно женские ложи. Наоборот, среди тамплиеров мы не просто

обнаруживаем женщин, но их присутствие при посвящении считалось особенно

желательным, возможно, как своего рода отражение рыцарственного “культа Дамы”.

Другой чертой, резко отличающей московских тамплиеров от французского масонства

было, насколько я смог заметить, резко отрицательное отношение к оккультизму и

спиритизму, занятия которыми считались недопустимыми для человека, идущего по пути

Света и опирающегося в своих действиях на огонек Божественной Искры, которую он

смог ощутить в себе и теперь несет столь же трепетно, как сохраняемое в ладонях

трепетное пламя свечи от Светлой заутрени…

Все сказанное заставляет признать, что несмотря на некоторые совпадения тамплиеры

(анархо-мистики) не принадлежали и не были связаны ни с одной известной ветвью

масонства, хотя принадлежность к масонству самого А.А.Карелина на первых порах

представлялась более чем вероятной. Такое заключение косвенным образом

подтверждается и действиями следователей ОГПУ, ни разу не попытавшихся поставить

знак равенства между тамплиерами и масонами, по которым в предшествующие годы

прошло несколько крупных “дел” в Москве и в Ленинграде<20>, или просто

поинтересоваться о наличии таких связей.

Но что же тогда представлял собой “Орден Света” и его филиации, такие как “Храм

Искусств”, “Орден Рыцарей Духа” и другие, о которых упоминало, с одной стороны,

обвинительное заключение 1931 года, а с другой - Юрий Аникст в своем памфлете против

А.А.Солоновича?

Мне представляется, что понять их возникновение и распад, их характер и место в

общественной жизни советской России 20-х годов в целом дают возможность показания

людей, в тот или иной момент следствия искренне объяснявших свое мировоззрение и

свою жизненную позицию. В том, что такая искренность была не только возможна в тех

условиях, но и использована многими из них, убеждают ответы подследственных на

следующий день после ареста, когда, заполняя так называемую “Анкету арестованного”, а

затем и в первом протоколе допроса, они указывали на свое “анархическое

мировоззрение”, часто не скрывая, что “к советской власти относятся, как и ко всякой

власти, отрицательно”, иногда поясняя, что “считают нужным ее поддерживать за

неимением лучшей”.

И все же это были очень разные люди по своим характерам, судьбам, устремлениям,

как разнствовали пути, которыми каждый из них пришел в “Орден Света”. Среди них

были люди равнодушные к церковной обрядности, прямо враждебные церкви, как

таковой, люди, глубоко верующие, и люди, только еще вступившие на путь своей веры.

Через интерес к мистике и толстовству к евангелическому христианству, например,

шел Н.К.Богомолов, один из ближайших сподвижников А.А.Карелина по Всероссийской

федерации анархистов-коммунистов. На допросе 14.9.30 г. он писал: “Еще раньше (смерти

Карелина. - А.Н.) я начал интересоваться учением Л.Н.Толстого. Одного анархо-

коммунизма мне казалось мало, казалось необходимым подвести под него более

обширные основания идеологического порядка. Толстой связывал свое учение с

христианством, и мне казалось необходимым изучить эту связь как в рамках учения

Толстого, так и вообще.<…> Я вошел в число членов-соревнователей Толстовского

общества в Москве. Посещал собрания Общества и много думал о том, какой путь

правильный: с применением насилия или без применения насилия. Решение этого вопроса

я считал для себя важным. На этом пути мне пришлось обратиться даже к прочтению

Евангелия и литературы по истории христианства. Отношение к этому вопросу церкви

меня тоже интересовало. Должен оговориться, что я вообще не церковник, никогда не

95

хожу в церковь. К Церкви, как властной организации, как к организации принципиально

иерархического порядка у меня всегда было ярко отрицательное отношение. Нужно

проводить резкую грань между Церковью и христианством, беря последнее как одно из

учений о нравственности. Прочитавши некоторые из источников, я увидел, что поучения

Церкви в вопросе об оправдании государства и власти, оправдании насилия, являются

нелогичными, двойственными и явно неверными. Размышления над текущей

политической деятельностью как в СССР, так и за границей, привели меня к мысли, что

применение насилия должно быть и становится все менее действенным для тех, кто его

применяет. Насилие не дает тех результатов, которые от него ожидают, оно решительно

для всех сторон приносит только неприятные в конечном счете последствия…”<21>

И позднее, на допросе 29.12.30 г. разъяснял: “Ознакомление с мистическими идеями, с

учением Христа по Евангелию, показало мне правильность и с этой стороны основных

установок анархизма, как я их понимал, т.е. о принципах любви, красоты, принципах

безвластия, принципе добра. <…> Для меня было крайне важно, что у Христа нет ни

одного изречения, оправдывающего государственность и насилие. <…> В отношении же

вопросов тактического характера ознакомление с мистикой укрепляло во мне те

толстовские взгляды, которые у меня были по этому вопросу и ранее. <…> Вот в этом

понимании во мне уживались анархизм и мистика, но все же у меня были некоторые

сомнения и искания, т.к. я осознавал, что что идеи мистического и толстовского порядка

все дальше уводят меня от социально-революционного элемента в анархизме, каковой

элемент ранее, в первые годы революции для меня превалировал…”<22>

Более подробно и с указанием возможности практической деятельности в этом

направлении внутри советского общества, но под углом зрения христианских идей, как

мировоззренческой основы современного человека, писал в своих показаниях

Н.И.Проферансов, в юности - активный революционер, после 1922 г. заведующий

кабинетом истории социальных движений в Институте Маркса-Энгельса, а к моменту

ареста работавший техническим редактором Большой советской энциклопедии.

“Приблизительно с 1910-1912 г. я перестал быть материалистом, а когда стал

анархистом, то не считал, что для анархиста обязательно быть материалистом. Я считал и

считаю, что в социализме и анархизме сущностью их являются требования, которые общи

с требованиями первоначального христианства, именно - общечеловеческая солидарность

и любовь к каждому человеку. Первоначальное христианство привлекает меня также тем,

что отрицает собственность, государственную власть и стоит за экономическое равенство.

В связи с этим я стал думать, что задачей анархистов в условиях советской

действительности является пересмотр старого отношения к религиозным проблемам и

обоснование синтеза анархического мировоззрения и мировоззрения раннего

христианства, а также обоснование новой философии анархизма - осуществление в жизни

таких учреждений, которые бы вытекали из этого синтеза анархии и религии. Это мне

представляется возможным в результате длительной работы над просвещением в этом