Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

мы обнаружили как у тайных тамплиеров средневековья (см. “Книгу утешенных”), так и у

анархо-мистиков XX века. С этой степенью связано и мистическое значение числа “7”,

проходящего лейтмотивом в Апокалипсисе, а у московских тамплиеров отраженное

“семью степенями посвящения” по свидетельству некоторых арестованных.

Столь же любопытен для сравнения оказывается и 18-й градус масонства, вводящий

посвященного в степень “Князя Розенкрейцера”. Согласно масонской легенде, после

разрушения своего орденского Храма рыцари Востока и Запада (т.е. тамплиеры 17-го

градуса) скитались в горах и лесах, скрываясь от гонений, пока их не приняли в свои ряды

розенкрейцеры. Истолковать это можно как сообщение о синтезе гностицизма раннего

христианства с миропостижением посредством оккультных знаний и опытных

исследований, над которым возвышается фигура исторического Христа и его

гностического двойника Христа-Эона (Логоса). Вместе с тем, как сообщает Морамарко,

“обязанностью масона, посвященного в степень розенкрейцера, по крайней мере в

итальянской традиции, было вести работу в больницах, общественных и частных

организациях, занимающихся благотворительностью, во всех учреждениях, как сказано в

уставе, созданных для того, чтобы облегчить страдания человека”<15>, - то есть

деятельность эта оказывается никак не связанной с мистическим содержанием самой

степени.

Как совместить и объяснить такое противоречие, М.Морамарко не говорит, и здесь мы

остаемся в неведении, что же на самом деле превалирует: вытесненное из жизни

воспоминание о действительно происшедшем некогда слиянии ветвей тайного

тамплиерства и взраставшего под его непосредственным влиянием розенкрейцерства,

сыгравшего значительную роль в последующие века до выступления на историческую

сцену масонства, или же собственно благотворительная деятельность, воспринятая

масонством в качестве закономерного претворения в жизнь их собственных идей и как

продолжение деятельности собственно рыцарско-монашеских орденов средневековья с их

госпиталями, больницами, приютами и т.п.

Между тем, все это мы находим и у московских тамплиеров с их разнообразными

благотворительными лекциями, вечерами, концертами, с “Черным Крестом”, формально

обслуживающим анархистов, а еще больше - в анонимной деятельности “Братства

Милосердия”, поставившего своей задачей такую же заботу о больных и нуждающихся, -

пусть не в столь широкой форме, как это могли делать (и делают сейчас) на Западе

тамплиеры и масоны, однако с использованием всех средств, доступных в условиях

советской России.

Рассматривая “градусы” “Древнего шотландского обряда” в их символическом

значении и содержании, нельзя не заметить, что 17-й и 18-й “градусы” больше

соответствуют “Книге утешенных”, нежели “Статуту избранных”, что, по-видимому, и

предопределило вхождение той ветви тайных тамплиеров в Орден розенкрейцеров, а

затем и формированию на этой почве масонства в Англии и Шотландии. Наоборот, для

тайных тамплиеров, следующих “Статуту избранных”, в Шотландском обряде

предусмотрена гораздо более высокая, завершающая “градусы” масонский лестницы 30-я

степень “Рыцаря Кадоша”, т.е. “Святого Рыцаря”, которого можно истолковать также как

“Рыцаря Света”. Следующие за ней три степени в масонстве имеют чисто

административное значение и не знаменуют никакого духовного восхождения или

совершенствования Мастера.

И здесь мы опять сталкиваемся с любопытными параллелями.

91

Символика ритуала возведения Мастера в “градус” Рыцаря Кадоша прямо связана с

воспоминаниями о гибели Ордена тамплиеров и смерти на костре великого магистра

Ордена Жака де Моле, который, воплощаясь в новом Рыцаре Кадоше, возвращается в мир,

чтобы восстановить попранную справедливость. Наиболее существенно при этом, что под

восстановлением справедливости подразумевается не совершение нового зла, а

преодоление зла в окружающей жизни, воспрепятствование его распространению и

торжеству. С этой задачей прямо связано и напоминание посвящаемому о его долге, как

пишет об этом Морамарко.

“Для Рыцаря Кадоша долг - это “дхарма”, устремленность осуществить смысл своего

существования путем реализации всех возможностей своей личности… Рыцарь Кадош

должен претворять на практике знания, полученные им в храме. Но каким образом? Никто

не в состоянии его научить этому. Секрет инициации остается секретом до самого конца.

При этом следует учесть, что масоны обычно гордятся тем фактом, что никогда не

подавляют творческую индивидуальность своих адептов, но способствуют

“индивидуализации”, то есть стремятся раскрыть в личности человека все то, что в ней

отложилось в ходе совершаемого пути, то, что было усвоено в доктринах и символах

предыдущих степеней, то, что свидетельствует о развитости духа…”<16>

Последнее замечание чрезвычайно важно. На протяжении всего своего исследования

Морамарко (или его переводчик на русский язык) подчеркивал ту безграничную степень

духовной свободы и свободы мнений, которая характеризует масонство, требующее от

братьев единственно только веры в существование Великого Архитектора Вселенной, но

за всем тем предоставляющее полную свободу как его восприятия и осмысления, так и

самостоятельности в выборе собственного пути и разрешении встающих перед каждым

вопросов.

В этом плане с изложенным замечательно совпадают показания двух арестованных,

отрицавших свою причастность “Ордену Света”, первый из которых, судя по всему, имел

высокую степень посвящения, тогда как второй только слегка соприкоснулся с кругом

посвященных.

Первое свидетельство принадлежит Д.А.Бему - доценту теоретической механики,

преподавателю МВТУ им. Баумана и других московских вузов, заместителю заведующего

Музеем П.А.Кропоткина. “Анархо-мистицизм я считаю попыткой дать анархизму

некоторое философско-идеалистическое толкование, - показывал он на допросе 15.9.30 г.,

- хотя думаю, что ни анархизм, ни мистика не могут иметь места, как явления массовые:

они - для отдельных индивидуумов. В настоящее время считаю пропаганду анархических

идей преждевременной, так как, будучи неправильно поняты, они могут нанести только

вред. Усвоение их возможно лишь при очень высоком культурном уровне масс, а для

этого необходима интенсивная культурная работа не менее 50 лет… В своей личной жизни

я стараюсь избегать всякого насилия над людьми, выработал спокойное отношение к

различным взглядам людей и считаю, что каждый человек имеет право иметь свои

убеждения и должен при этом считаться с тем, чтобы они не приносили вреда

окружающему обществу. За жизнь нужно постараться узнать возможно больше, а при

жизни принести окружающим людям наибольшую пользу…”<17>

Второе чрезвычайно любопытное свидетельство принадлежит В.И.Сно - человеку,

случайно попавшему в дом Никитиных, а затем к А.А.Солоновичу в Музей

П.А.Кропоткина. Он был неудачник по природе, поскольку не обладал ни здоровьем, ни

достаточным образованием, ни сколько-нибудь определенными интересами в жизни, а

главное - стремлением в этой жизни утвердиться. Его постоянно преследовали личные

неудачи, отсюда возникала неустроенность быта, безработица, и попав в середине 20-х

годов в Москву, он так и не смог найти в ней для себя места.

“Анархизм” Сно был чисто декларативным, и посещая собрания в Музее Кропоткина,

слушая выступавших, он, по его словам, хотел, чтобы его “наполнили содержанием”, не

замечая, что для этого в себе надо еще иметь определенный “сосуд”. Ему следовало идти

92

или в церковь или в комсомол. Вот почему, “пообдумав над вопросом об анархистах”, как