Решающие войны в истории

Три так называемые турецкие «армии» зависели от единственной артерии — железной дороги из Дамаска, разветвлявшейся в Даръа, одна линия шла на юг через Хиджаз, другая поворачивала на запад через реку Иордан и Афулу, откуда, в свою очередь, одна ветка идет к морю в направлении Хайфы, а другая — в южном направлении к железнодорожным станциям снабжения 7-й и 8-й турецких армий; 4-я армия, находившаяся восточнее реки Иордан, в вопросах снабжения зависела от Хиджазской железной дороги. Если взять в свои руки Афулу и переправу через Иордан возле Бейсана (Бет-Шеана), то можно было перерезать коммуникации 7-й и 8-й армий, а также перехватить их линии отхода, за исключением трудного пути, ведущего в необитаемый район восточнее реки Иордан. Захват Даръа дал бы возможность англичанам перерезать коммуникации всех трех турецких армий и лишить 4-ю армию наиболее безопасного пути отхода.

Даръа располагался слишком далеко, чтобы можно было достичь его от британских позиций за время достаточно короткое, чтобы оказать быстрое влияние на ситуацию. К счастью, в распоряжении британцев были арабы, способные, словно привидения, возникнуть из пустыни, нагрянуть и перерезать все три железнодорожные ветки. Но ни суть арабской тактики, ни природа страны не позволяли организовать нечто вроде стратегического барьера поперек турецкого тыла. Поскольку Алленби стремился к быстрому и полному достижению успеха, ему пришлось подыскать более близкое место для такого барьера, и район реки Иордан и горных цепи к западу от него можно было использовать, чтобы преградить врагу путь отхода. Железнодорожный узел в Афуле и мост через Иордан возле Бейсана (Бет-Шеана) находились на расстоянии 96 километров, следовательно, в диапазоне «досягаемости» бронемашинами и кавалерией при условии, что эти жизненно важные пункты можно будет достичь без препятствий. Проблема состояла в том, чтобы найти такой маршрут, на котором врагу будет трудно организовать оборону вовремя, и гарантировать, чтобы он этого не сделал. И как же она была решена? Плоская прибрежная равнина Шарон (Хашарон) предоставляла коридор к Ездрилонской равнине (долина пересыхающей реки Нахр-Мукатта, ныне река Кишом на севере Израиля) и к Израильской долине (долина Эль-Гор), где располагаются Афула и Бейсан (Бет-Шеан). Этот коридор прерывался единственной дверью, настолько далеко в глубине, что она и не охранялась, так этот проход был создан узким горным поясом, отделяющим береговую равнину Хашарон от Ездрилонской равнины, лежавшей в глубине материка. Но вход в коридор был заперт и перегорожен траншеями турецкого фронта.

С помощью долго длившейся «психологической подготовки», в которой взамен снарядов использовалась хитрость, Алленби отвлек внимание противника от побережья, переключив его на иорданский фланг. В этом ему помогала сама неудача двух попыток наступления к востоку от реки Иордан в течение весны. В сентябре, в то время как внимание турок все еще было приковано к востоку, войска Алленби тайно перемещались на запад, пока в секторе возле побережья их прежнее двойное численное превосходство не выросло в пятикратное. (Боевые силы англичан достигали 57 тысяч штыков, 12 тысяч сабель и 540 орудий. У турок было 32 тысячи штыков, 2 тысячи сабель и 402 орудия. — Ред.) 19 сентября после пятнадцатиминутного интенсивного артиллерийского обстрела пехота пошла вперед, захватив две линии неглубоких турецких траншей, а потом покатилась в глубь материка, как будто огромная дверь распахнулась на своих петлях. Кавалерия ринулась в открытую дверь и, промчавшись сквозь коридор во главе со своими броневиками, захватила проходы к Ездрилонской равнине. Этот переход своим успехом во многом обязан тому факту, что военно-воздушные силы сделали турецкое командование глухим, немым и слепым. На следующий день поперек турецкого тыла был создан стратегический барьер. Их единственная оставшаяся дорога для отступления вела на восток через Иордан. Они могли бы достичь ее, но тут свое слово сказала авиация, поскольку прямое продвижение пехоты шло медленно из-за упрямого сопротивления турецких арьергардных частей. Рано утром 21 сентября британские самолеты заметили большую колонну — практически все, что уцелело от двух турецких армий, — спешащую по крутому узкому ущелью от Наблуса к Иордану. Четырехчасовая атака вынудила эту процессию остановиться. Этот момент можно считать концом существования 7-й и 8-й «армий». Остальное было похоже на то, как пастухи сгоняют скот в одно место.

К востоку от Иордана, где не было никаких возможных стратегических барьеров, судьбой 4-й «армии» стало быстрое истребление скорее под непрекращающимися булавочными уколами, чем от боевых действий в чистом виде. Далее последовало взятие Дамаска. Эта победа потом была использована в наступлении на Алеппо (Халеб), которого едва успели достичь, как Турция, под более неминуемой угрозой крушения Болгарии и наступления армии Мильна из Салоник на Константинополь и ее тыл, 31 октября капитулировала. (Армия Бартело салоникского фронта наступала через Софию к румынской границе, армия Анри через Белград вторглась в Австро-Венгрию. Всего в составе Салоникского фронта ко времени прорыва болгарского фронта 15–18 сентября 1918 г. (после 24-часовой артподготовки) у союзников было 667 тысяч человек и 2070 орудий. Против них сражались 11-я германская армия (в большинстве из болгар, офицеры немцы) и австрийский корпус, всего 400 тысяч человек. — Ред.)

Анализируя эту решающую победу в Палестине («великая» английская победа — после многих месяцев сидения над 32 тысячами турок. — Ред.), следует отметить, что турки все еще были в состоянии держаться под натиском британской пехоты до тех пор, пока не стало известно, что у них в тылу возник стратегический барьер, а это произвело свой неизбежный и неизменный моральный эффект. Более того, из-за существовавших предварительных условий окопной войны пехоте было необходимо «взломать замок». Но как только этим были восстановлены обычные условия ведения боевых действий, победа была добыта с помощью мобильных соединений, которые составляли всего лишь толику от общих боевых сил. Изящество этого конкретного примера непрямых действий ограничивается подготовкой операции; исполнение зависело целиком от нарушающего устойчивость противника и деморализующего применения мобильности, которая в крайней степени своей и была внезапностью, применяемой в момент, выбранный полководцем.

Еще один юго-восточный театр военных действий требует короткого замечания — это Салоники. Отправка союзных войск туда имела место в результате запоздалой и неэффективной попытки оказать помощь сербам осенью 1915 года. Только три года спустя настало время наступления, имевшего жизненно важные последствия. Но сохранение за собой опорного пункта на Балканах для того периода было необходимо по политическим причинам, а также и потому, что там потенциально могли развернуться военные действия. Мудрость и необходимость удержания такого огромного количества вражеских войск, в конечном итоге почти полумиллиона, в месте, которое немцы насмешливо называли своим «самым большим лагерем для интернированных», может вызывать сомнения.

Глава 12

Стратегия 1918 года

Любой анализ хода военных действий в последний год Первой мировой войны зависит и неотделим от понимания ситуации на море, которая ему предшествовала. Поскольку военного решения вопроса добиться быстро не удавалось, морская блокада все более и более оказывала влияние на военную ситуацию.

В самом деле, если будущему историку придется выбирать один день как решающий для исхода мировой войны, он, возможно, выберет 2 августа 1914 года — еще до вступления Англии в войну, — когда господин Уинстон Черчилль в 1:25 отдал приказ о мобилизации Британского военно-морского флота. Этому флоту не будет суждено записать на свой счет новый Трафальгар, но он внесет в победу союзников больше, чем какой-либо другой фактор. Дело в том, что военно-морской флот был инструментом блокады, и как только туман войны рассеялся, в более четкой атмосфере нынешних послевоенных лет эта блокада обретает все большие и большие пропорции, все более явно превращаясь в решающее средство в этой борьбе. В этой связи уместно сравнение блокады с известными «смирительными рубашками», которые обычно надевались в американских тюрьмах на заключенных, не подчиняющихся тюремным правилам, и эта рубашка постепенно затягивалась так, что сперва стесняла движения заключенного, а потом душила его, и чем теснее в ней было находиться и чем дольше все это продолжалось, тем слабее становилась воля заключенного к сопротивлению и тем более деморализующим образом действовало это ощущение сдавливания.