Решающие войны в истории

Сэр Бэзил Лиддел-Гарт

Решающие войны в истории

Предисловие

Первая глава этой книги является предисловием в общепринятом значении этого слова, объясняющим цель, масштаб и тему, развиваемые более постепенно и менее последовательно, чем в обычном введении к книге, и как основной идеей книги является попытка выделить суть изучения предмета и размышлений над ним в течение ряда лет, так и изложение истории — выдержки из заметок, сделанных в ходе изучения каждой из отображенных войн. Для автора было бы легче развить эти заметки в повествование большее по объему, но желание «не заслонять деревьями леса» привело к жесткому сокращению несущественных фактов. Если, на вкус некоторых читателей, в книге мало подробностей, прошу их простить меня в свете того, что эта книга является скорее «путеводителем» по изучению истории для обучающегося по данной специализации, нежели фундаментальным трудом, содержащим все подробности.

Я бы также желал выразить в этом «предварительном предисловии» благодарность за любезность, оказанную всеми теми, кто читал и высказывал замечания к черновику и ссылкам на различных этапах подготовки книги. За ценные замечания и предложения благодарю в особенности моих друзей бригадных генералов Дж. Г. Дилла, Б.Д. Фишера, Дж. Ф. Фуллера, Х. Карслейка, полковника графа Горта, господина Е.Г. Хоука и Т.Е.С.

Часть первая

Великие войны 500 г. до н. э. — 1914 г. н. э

Глава 1

История как практический опыт

«Дураки говорят, что они учатся на собственном опыте. Я предпочитаю использовать опыт других». Это известное изречение, процитированное Бисмарком, но ни в коей мере не им придуманное, странным образом соотносится с вопросами войны. Поскольку часто замечалось, что солдат, в отличие от обладателей других специальностей, редко имеет возможность применить свои знания на деле. В самом деле, можно даже заявить, что профессия военного в буквальном смысле вовсе и не является работой, а всего лишь «эпизодической занятостью». И парадоксально, что военное дело перестало быть профессией именно тогда, когда «солдата удачи» сменил «профессиональный солдат» — когда наемные солдаты, которые принимались на службу и оплачивались именно с целью ведения войны, были заменены армиями, содержащимися на постоянной основе, солдаты которых продолжали оплачиваться и в мирное время.

Этот логичный, пусть даже и в чем-то резкий, аргумент напоминает об объяснении, часто приводимом в прошлом, относительно размера жалованья офицеров, на которое невозможно прожить, и также высказываниях некоторых из этих офицеров о выполнении ими малого объема работы за день — суть этого аргумента в том, что жалованье офицера является не зарплатой, а неким задатком, который выплачивается ему в качестве гонорара за то, что он предоставит свои услуги в случае войны.

Если аргумент, что «профессии военного» в чистом виде не существует, не верен сегодня в большинстве армий относительно выполняемого объема работы, он неизбежно усилен относительно практики в свете все реже ведущихся войн. Приходим ли мы тогда к выводу, что армии обречены становиться все более и более «любительскими» — в широко распространенном плохом смысле этого слова, которым очень сильно злоупотребляют и употребляют неверно? Поскольку, очевидно, даже лучшая из возможных в мирное время программ военного обучения дает более «теоретический», нежели «практический» опыт.

Но афоризм Бисмарка выставляет проблему в другом, более обнадеживающем свете. Он помогает нам понять, что есть две формы практического опыта — прямая и непрямая. И из этих двух непрямой практический опыт может быть более ценным, поскольку он бесконечно шире. Даже в самой активной карьере, особенно в карьере солдата, охват и возможности прямого опыта крайне ограничены. В противоположность военной профессии, медицина предоставляет непрерывную практику, но все же и здесь крупные открытия совершают исследователи, а не обычные практикующие врачи.

Прямой опыт неизбежно слишком ограничен и может только обеспечивать твердый фундамент для теории или для практического применения. В лучшем случае он создает среду, которая ценна тем, что упорядочивает структуру нашего мышления и освобождает ее от всего лишнего. Большая ценность непрямого опыта лежит в области его большего разнообразия и пределов. «История — это универсальный опыт» — опыт не какого-то одного, но многих разнообразных условий.

Таким образом, мы имеем рациональное обоснование для военной истории — ее преобладающая практическая ценность состоит в обучении и умственном развитии военнослужащего. Но польза от ее изучения, как и от других видов опыта, зависит от широты изучения и от применяемых методов обучения.

Военные обычно признают общую верность наиболее цитируемого изречения Наполеона о том, что «моральное соотносится с физическим как три к одному». Фактическое арифметическое соотношение может быть и малоценным, поскольку боевой дух склонен понижаться, если вооружение не соответствует требованиям, и от самой сильной воли мало толку, если она помещена в полумертвое тело. Но хотя моральные и физические факторы и являются неотделимыми и неделимыми, высказывание обрело свою бессмертную ценность тем, что оно выражает идею преобладания во всех военных решениях духовных факторов. От них неизменно зависит исход войны и сражения. И в военной истории они формируют собой единственные постоянные факторы, изменяясь только в степени, в то время как физические факторы почти в каждой войне и каждой ситуации изменяются фундаментально.

Осознание этого доминирует над всем процессом изучения военной истории для практического использования полученных знаний. В течение последних нескольких поколений методика обучения состоит в том, чтобы выбрать одну или две кампании и изучать их досконально, как средство для того, чтобы развить одновременно наши умы и военную теорию. Но постоянные изменения в средствах ведения войн, от войны к войне, влекут за собой серьезную опасность (даже неизбежность) того, что наш кругозор сузится и усвоенные уроки будут ошибочными. В области материального единственный постоянный фактор — это то, что средства ведения войны и условия их применения неизменно не являются постоянными.

Напротив, человеческая природа в своей реакции на опасность меняется незначительно. Конкретные люди в зависимости от принадлежности к определенному народу (а также расе), их окружения или пройденного обучения могут быть менее чувствительны в этом плане, чем другие, но это отличие — в степени, оно не имеет фундаментального характера. Чем точнее локализована ситуация, тем более дезориентирующим и менее поддающимся вычислению будет такое различие. Это может сделать невозможным любое точное определение сопротивления, которое окажут конкретные люди в какой-либо ситуации, но оно не отменит верности суждения, что такое сопротивление будет слабее, если на людей будет воздействовать фактор внезапности, и наоборот, оно будет сильнее, когда они насторожены и бдительны, или же сопротивление, оказываемое уставшими и голодными людьми, будет слабее выказанного ими же при условии, что они будут отдохнувшими и накормленными. Чем шире поле психологических наблюдений, тем лучшую основу для выводов они предоставляют.

Главенство психологического над физическим и его большее постоянство приводят к выводу о том, что база любой военной теории должна быть максимально широкой. Интенсивное изучение одной кампании, если оно не основано на широком изучении военной истории в целом, может привести нас к ошибочному выводу о том, что данная кампания является вершиной военного искусства. Но если мы видим, что определенный эффект является следствием определенной причины (в большом количестве случаев, в различных эпохах и в различных условиях), это является основанием рассмотреть данную причину как составную часть любой военной теории в целом.