Сталин. История и личность

⁴⁰СталинИ.В. Соч.Т. 2.С. 188. ‘1

4'Там же. С. 49-50 (курсив автора).

⁴² Там же. С. 50-51. Выражение «истинно русский* использовал в своем выступлении в 1832 г. царский министр просвещения князь Уваров, когда говорил об «истинно русских консервативных принципах православия, самодержавия и народности». Впоследствии это выражение стало присловьем крайне правых националистических элементов России. В примечании к статье (С. 382) указано, что Алексинский, чью шутку повторил Сталин, позже отошел от большевиков, а «после Октябрьской социалистической революции — белоэмигрант».

^1,3 «Новый журнал», Нью-Йорк. 1963. № 72. С. 221. Арсенидзе также вспоминает недоумение Сталина по поводу негативной реакции рабочих на подобный выпад.

⁴⁴ Его записки о Лондонском съезде, опубликованные в «Бакинском пролетарии», были подписаны псевдонимом Коба Иванович. Иванович — распространенное в России отчество. Следует иметь в виду, что отчество Виссариона Джугашвили было Иванович, поскольку его отца звали Вано.

⁴⁼¹ Сталин И В. Соч. Т. 1, С. 42.

⁴⁶ Там же. С. 37-40.

⁴¹ Я глубоко признателен Эрику Эриксону, который обратил мое внимание на значение этой двойной ассоциации.

⁴⁸ Сталин И В. Соч . Т. 1. С. 36.

49 Там же. Т. 5. С. 232.

⁵⁰ Последний абзац я добавил во втором издании этой книги в США, чтобы лучше осветить один из

моментов, не совсем ясно изложенный в первом издании. В этой связи я выражаю искреннюю признательность доктору Роберту С. Уэллерстейну, начальнику отделения психиатрии медицинского центра Сан-Франциско, который, исходя из своего клинического опыта и знаний, почерпнутых из психоаналитической литературы, разъяснил, что «человек может бороться вместе с тем лицом, с которым он себя отождествляет, и одновременно против него». Т

4^-1 К'."’

На роль большевистского лидера

-я..‘ '7*0*'

у л -чгнп

В партийном подполье

С того самого момента, когда Сталин покинул семинарию, он всю свою жизнь посвятил марксистскому движению. Единственным занятием стала революционная политика, и ему пришлось перенести свою долю тягот тюремного заключения и ссылки, т. е. в полной мере разделить обычную участь людей этой опасной в России профессии. Вместе с тем в революционной карьере Сталина того периода не было ничего выдающегося. Более десяти лет он оставался провинциальным революционным функционером в своем родном Закавказье и не мог похвастаться ни эффектными, направленными против самодержавия подвигами, ни значительными трудами (до 1913 г.), которые помогли бы формировать большевизм как идеологическое течение. Он принадлежал к партийным «практикам»: организаторам, конспираторам, пропагандистам и газетчикам.

Поскольку на первых порах революционная деятельность Сталина ничем особенным не блистала, встает законный вопрос: каким образом он смог подняться до поста члена Центрального комитета большевиков? Разумеется, никто не избирал Сталина «заочно» на Пражской конференции большевиков в январе 1912 г., как позднее уверяли сталинистские историки партии-, его кооптировал уже избранный ЦК¹. И это произошло по инициативе Ленина. Почему же он посчитал Сталина достойным стать членом столь влиятельного круга большевистских лидеров?

Мы уже упоминали, возможно, не лишенную достоверности историю о том, при каких обстоятельствах Ленин в конце 1904 г. впервые обратил внимание на Сталина. Тогда проживавшие в Лейпциге друзья переслали Ленину полученные из Кутаиси восторженные письма Сталина. В ответном послании Ленин назвал грузинского автора «пламенным колхидцем». Прямая переписка началась в мае 1905 г., когда Сталин, будучи членом Кавказского союзного комитета, информировал Ленина о степени влияния большевиков и меньшевиков в партийных организациях Закавказья². Тем временем в полемике с грузинскими меньшевиками он зарекомендовал себя усердным учеником Ленина. В брошюре «Коротко о партийных разногласиях», отпечатанной весной 1905 г. в Авлабарской подпольной типографии Тифлиса на грузинском, армянском и русском языках, Сталин атаковал Жордания за критику взглядов, изложенных Лениным в «замечательной книге» под названием «Что делать?». Спор разгорелся в основном вокруг утверждения Ленина о том, что революционное сознание (в отличие от тред-юнионистского) должно быть внесено в рабочий класс организованной социал-демократией извне. Используя цитаты из произведения Карла Каутского, Маркса и Энгельса, Сталин решительно отстаивал ту точку зрения, что, вопреки утверждениям Жордания, позиция Ленина нисколько не противоречила марксизму, а полностью согласовывалась с учением Маркса. В июле Крупская написала из-за границы в Тифлис и просила выслать несколько экземпляров брошюры; отсюда можно предположить, что Ленину о ней сообщили. В августе Сталин вновь вернулся к предмету спора в полемической статье, написанной в ответ на критику Жордания упомянутой выше брошюры. Эта статья так понравилась Ленину, что в рецензии на нее, опубликованной в русском издании грузинской газеты, ранее напечатавшей статью, он с особой похвалой отозвался о работе Сталина и отметил «прекрасную постановку вопроса о знаменитом «внесении сознания извне»»³.

Какое впечатление произвел Сталин на Ленина, когда они впервые встретились на Таммерфорсской конференции в конце 1905 г., неизвестно. Но на Стокгольмском съезде в 1906 г. оно, вероятно, было совершенно определенным (хотя и не совсем приятным). На заседании, на котором председательствовал Ленин, Сталин, выступая в прениях по аграрному вопросу, не поддержал ни ленинскую концепцию национализации земли, ни меньшевистский план ее муниципализации, а высказался за конфискацию помещичьих земель и распределение их среди крестьян. Такую позицию одобрило большинство деле-гатов-большевиков, но не съезд в целом⁴. Весьма вероятно, что, несмотря на разногласия по обсуждавшемуся вопросу (а возможно, именно благодаря им), Ленин в тот момент пришел к выводу, что в Ивановиче (псевдоним Сталина на съезде) он приобрел энергичного и острого на язык сторонника, которого не следовало упускать из виду.

Подобная реакция была тем более понятна в связи с таким важным обстоятельством, как неудачи большевиков в Грузии. Мы уже отмечали в одной из предшествующих глав, что после революции 1905 г. грузинские меньшевики стали господствующей социал-демократической фракцией. Таким образом, Сталин оказался в выгодной позиции одного из немногих видных грузинских социал-демократов, исповедовавших большевизм. Помимо этого, он доказал, что может быть полезным большевикам в роли закулисного организатора «экспроприаций», проведенных во время и после событий 1905 г. в Закавказье. В результате Сталин, должно быть, зарекомендовал себя в глазах Ленина надежным подпольщиком, которому без раздумья можно было доверить весьма деликатные секретные задания большой важности.

Такой человек мог быть совершенно уверенным в том, что в условиях кризиса, который переживала партия с 1907 по 1912 г., он займет подобающее положение среди сторонников Ленина. В период реакции партийная казна почти опустела. После революции 1905 г. повсюду распространились уныние, апатия и политическая пассивность. Из-за того что многие прежние активисты покинули партию, а большинство из тех, кто выражал готовность продолжать работу, были арестованы, партия практически распалась. Летом 1909 г. в России действовало не более пяти-шести большевистских подпольных комитетов⁵. Тем временем часть партийцев, которых Ленин с презрением окрестил «ликвидаторами», высказалась против воссоздания нелегальной партии, считая, что в сложившихся условиях социал-демократам нужно сосредоточить внимание на использовании существующих ограниченных возможностей для легальной деятельности, например в Думе. То было время, когда Ленин ощутил острую потребность в людях, абсолютно преданных революционному делу и идее нелегальной партии как его организующего инструмента, — т. е. в людях, подобных Сталину, которые в короткие промежутки между арестами и ссылками продолжали работать в сохранившихся подпольных организациях и готовиться к новому революционному подъему. В своих статьях, публикуемых уже в партийных органах, которые издавались на русском языке и которые читал Ленин, Сталин твердо отстаивал ортодоксальную революционную политику. Возможность сделать партию как можно более легальной и в то же время отказаться от революционных требований, писал он в газете «Бакинский пролетарий» в августе 1909 г., означало бы похоронить партию, а не обновить ее. Для преодоления партийного кризиса было необходимо, во-первых, покончить с оторванностью от широких масс и, во-вторых, связать воедино партийную деятельность местных организаций на общенациональной основе. И, говоря словами Ленина, автора «Что делать?», Сталин заявил, что лучшим средством для достижения этой цели явилась бы общерусская партийная газета. Правда, в отличие от Ленина он настаивал на том, чтобы такая газета выходила в самой стране, а не за рубежом, поскольку заграничные партийные органы, «стоящие вдали от русской действительности», были якобы не в состоянии выполнить объединительные функции⁶.