Император Николай II и заговор генералов

Распутин Распутиным, а вот министры Его Величества вели себя так, что Думе и комитетам приходилось только потирать руки от удовольствия. Начнем с Сазонова.

Явно симпатизирующий ему Наумов, министр земледелия пишет: «Это был дипломат строго выдержанный, былой Европейской школы. Воспитанник привилегированного учебного заведения – Императорского Александровского лицея, проведший всю последующую свою жизнь и службу сначала в Петербурге, в Министерстве иностранных дел, а затем в заграничных посольствах, Сазонов, силою вещей, лишен был возможности узнать подлинную жизнь своей обширной родины. Тем не менее, он крепко и искренно любил Россию. Для внешнего представительства, для русского престижа и сношений с иностранными державами такого ограниченного отечествоведения для министра иностранных дел, может быть, было и достаточно; но Сазонов, привлеченный на этот ответственный и видный пост своим свояком Столыпиным, первое время, вероятно, пользовался его авторитетными советами. В итоге долголетнего пребывания в нашем Лондонском посольстве, Сазонов превратился в убежденного англофила. Это не осталось без следа на его последующей дипломатической деятельности, особенно в бытность его синистром».

И дальше: «…особенно в думских кругах, Сергей Дмитриевич завоевал себе прочные симпатии, горячо проявлявшиеся при его появлении на трибуне Таврического дворца» (А. Наумов «Из уцелевших воспоминаний»).

Кн. В. Шаховской пишет о Сазонове тоже: «С назначением Председателем Совета министров И.Л. Горемыкина, он (Сазонов. – В. К.) почти явно стал его неглижировать и, все больше и больше, подпадал под влияние Милюкова, с которым у него установились самые дружеские отношения. Иначе говоря, он всецело подпал под влияние кадетской партии, почти оставляя в неведении Совет министров о международных событиях. С первых же дней моего участия в Совете министров, я был поражен, в какой мере некоторые из министров, главным образом Сергей Дмитриевич, относились скажу с подобострастием к нашей союзнице Англии, далеко не питавшей к нам таких же симпатий. Никогда не забуду, как, возвращаясь в автомобиле с обеда от Председателя Совета министров И.Л. Горемыкина, мы с женой с поражением и негодованием обменивались впечатлениями о том удивительно заискивающем принижении, с которым министр иностранных дел Великой в то время Российской Державы разговаривал с союзными послами с сэром Джоржем Бьюкенен в особенности. Этот же последний холодно и, как должное, принимал ухаживание Сазонова» (кн. В. Шаховской, министр торговли и промышленности «Sic transit gloria mundi»).

Императрица писала Государю (7 сентября 1915 г.): «Надо найти… также заместителя Сазонову, которого он (Горемыкин) считает совершенно невозможным: потерял голову, волнуется и кричит на Горемыкина»… «Но где же найти людей? Извольского – с нас довольно – он не верный человек, Гирс мало чего стоит. Бенкендорф – одно его имя уже против него. Где у нас люди, я всегда себя спрашиваю и прямо не могу понять, как в такой огромной стране, за небольшим исключением совсем нет подходящих людей?»

17 марта 1916 года Императрица опять пишет о Сазонове: «Хотелось бы, чтобы ты нашел подходящего преемника Сазонову, не надо непременно дипломата! Необходимо, чтобы он уже теперь познакомился с делами и был настороже, чтобы на нас не насела позднее Англия и чтобы мы могли быть твердыми при окончательном обсуждении вопроса о мире. Старик Горемыкин и Штюрмер всегда его не одобряли, так как он трус перед Европой и парламентарист, а это была бы гибель России»…

А французский посол Палеолог рассказывает, что Великая княгиня Мария Павловна (старшая) рассказывала ему, что Сазонов «говорил ей о безотрадном положении дела: Императрица – сумасшедшая, а Император слеп и не видит, куда ведет страну. Говоря о Марии Павловне, Сазонов добавил: «c’est elle qu’il nous aurait fallu comme imperatrice».

Конечно, все это доходило до сведения Государыни. Держать таких министров, конечно, было нельзя и участь Сазонова была предрешена. Вот каков на самом деле был этот «человек чистый, деликатный, морально-тонкий».

Но помимо Сазонова в Правительстве Его Величества находился явный изменник, который доказал это всей своей последующей деятельностью. Я говорю о военном министре Поливанове. О нем писали очень многие. Я приведу только несколько отзывов.

А.А. Поливанов был весьма умный и образованный человек, окончивший две академии, Генерального штаба и военно-инженерную, обладавший громадной работоспособностью. Этого оспаривать никто не может; но скоро я понял, что его отрицательные стороны настолько вредны и для Правительства, и для страны, и даже для самого Государя, что мне пришлось круто изменить мое отношение к нему. Я ясно понял, что главнейшая его цель была культивирование отношений с той общественностью, которая не может быть иначе названа, как революционная общественность. В Совете министров я сидел против Поливанова. Как-то раз, во время весьма трагичного сообщения о нашем положении, я заметил какое-то странное выражение его лица. Казалось, что он был удовлетворен. Это настолько меня поразило, что я уже в следующие разы его сообщений стал внимательно всматриваться в его лицо. При сравнительных улучшениях дел на фронте такого выражения я не замечал, но это как бы удовлетворение повторялось при ухудшениях. Я был настолько поражен, что спускаясь из Совета министров по лестнице Мариинского дворца вместе с СВ. Рухловым, я ввиду наших дружеских с ним отношений решился поделиться с ним моим впечатлением. Сергей Васильевич, посмотрев на меня, сказал: “А разве это для Вас новость?” Я был ошеломлен и не знал, чем объяснить такое странное явление. Не хотел ли он занять крупное положение в Ставке и проводить там свою стратегию? Не знаю».

И дальше о Поливанове: «Особое Совещание по обороне состояло под председательством военного министра. Председатель Совещания допускал свободно обсуждение политических вопросов, которые возбуждались, главным образам, Родзянкой и Тучковым, и, таким образом, мало-помалу совещание это обратилось в новую политическую говорильню. Для примера укажу, что, например, Гучков заявил в заседании, что если бы Россией управлял германский Генеральный штаб, то он делал бы именно то, что делает наше Правительство. И, несмотря на такие выходки, Председатель ни разу не остановил такого рода выступления и не призвал к порядку. Его главные помощники, генералы Маниковский и Лукомский, так же как и он сам, заискивали перед разнузданной общественностью, и для которой военное министерство открыло все двери. Но если Поливанов так искал популярности через Особое Совещание, то уже в Государственной Думе он переходил всякие пределы. Тут уже не было только желание работать в согласии с общественностью; тут было стремление получить как можно больше приверженцев, все равно какой ценой. И этого он достигал весьма успешно. Для примера его выступлений с трибуны, я приведу две его фразы.

При рассмотрении проекта закона об Особых Совещаниях он, чтобы понравиться массе, заявил: “присутствие (в особ. совещаниях) членов законодательных палат дает уверенность в успешной борьбе с установившейся рутиной”.

В одном из закрытых заседаний Думы он произнес следующее: “Ни минуты не сомневаюсь, что наша армия идет к победе, ибо за ее спиной стоит несокрушимая стена русской общественности”. “Общественные деятели ознаменовали уход Поливанова, устроив ему торжественный обед в одном из ресторанов. Мне передавали, что на обеде Поливанов рассказывал совершенно невероятные мотивы его отставки, напр., отказ его предоставить Распутину автомобиль и др.”. “…Временным Правительством, вернее сказать Гучковым, бывшим в то время военным и морским министром, ему было поручено председательствовать в комиссии по выработке знаменитой «декларации прав солдата». Наконец, после большевистской революции, ген. Поливанов явился одним из главнейших консультантов Советского правительства по военным вопросам; он занял место члена Законодательного совета и Особого Совещания при главнокомандующем, и в 1920 году ездил в качестве эксперта на конференцию в Ригу для заключения мира с Польшей, где он и умер. Церемониал погребения был весьма торжественный; гроб сопровождал Совет Петроградской Коммуны, во главе с Зиновьевым, и все красноармейские части, расположенные в Петрограде”» (кн. В. Шаховской).