Император Николай II и заговор генералов

Он ответил не сразу, но все же ответил:

– Да… кажется… Я думаю… что мы – друзья»… (В. Шульгин «Дни»).

Затем Шульгин описывает разговор с Милюковым. Милюков говорит: «С одной стороны надо, чтобы те люди, которых страна считает виновниками (чего? – В. К.), ушли… Надо, чтобы они были заменены другими достойными, способными, – людьми, которые пользуются общественным доверием – что ли… Не может же в самом деле совершенно крамольный Горемыкин быть главой правительства во время мировой войны…. (Клемансо – был ровесником Горемыкина. – В. К.). Западные демократии выдвинули цвет нации на министерские посты…»

«Дело ясно: надо позвать кадет и предоставить им сформировать кабинет. Собственно говоря, почему этого не сделать?»

«Родзянко несет свой авторитет председателя Государственный Думы с неподражаемым весом. Это его достоинство и недостаток “Цукать” министров с некоторых пор сделалось его потребностью». «Ген. Поливанов, военный министр, человек умный, вдумчивый и большой дипломат». «Правительство обвинялось “в измене”». «Это слово повторяет вся страна. Если мы (Блок) откажемся от него, мы не скажем того, что нужно, того, что от нас ждут…» «В конце концов победило компромиссное решение. В резолюцию все же было включено слово “измена”, но без приписывания измены правительству со стороны Думы. Было сказано, что действия правительства, нецелесообразные и нелепые и какие-то еще, привели, наконец, к тому, что “роковое слово измена ходит из уст в уста”»… И все же, правда изредка, у этого «народного представителя» (Боже, кто только не лезет в эти представители, а народ тут совсем ни при чем!) бывают минуты просветления: «В минуты сомнений мне иногда начинает казаться, что из пожарных, задавшихся целью тушить революцию, мы невольно становимся ее поджигателями. Мы слишком красноречивы… мы слишком талантливы в наших словесных упражнениях. Нам слишком верят, что правительство никуда не годно»…

В этих последних словах Шульгина дан совершенно точный анализ деятельности прогрессивного блока – поджигатели. Милюков был сознательным врагом существующего строя Родзянко – явно ограничен, а такие люди, как Шульгин… мне не хочется называть его, как он этого заслуживает, но порядочные люди «Шульгиным» руки не подают.

В ответ на эти притязания «блока» Государь поручил И.Л. Горемыкину объявить перерыв думской сессии. Государь считал, что министры ответственны перед Монархом, а не перед «обществом», всегда изменчивом в своих настроениях. А член Государственного Совета В.И. Гурко, этот «один из лучших сынов ушедшей России, один из столпов ее государственного строительства» (Архим. Константин «Памяти последнего Царя») осмелился сказать, намекая на «хлыстовство» Распутина: «нам нужна власть с хлыстом, а не власть, которая сама под хлыстом» (С. Ольденбург).

Съезды земского и городского союза отправили депутации к Государю для передачи резолюции, требующей смены правительства. Конечно, Государь их не принял. Вскоре Государь совершенно ясно заявил на заседании Совета министров в Ставке, что все силы страны должны быть посвящены ведению войны, а не политической борьбе. Министры, которые стояли за уступки блоку, должны были уйти. Таким образом были уволены Самарин, Щербатов, Кривошеий и Харитонов.

О Кривошеине надо сказать несколько больше. Очень способный, сотрудник Столыпина, он одно время готовился Государем к занятию поста Председателя Совета министров. И вот началась «тайная интрига» Кривошеина против Горемыкина.

Государыня в своих письмах к Государю называет Кривошеина «тайным врагом, действующим исподтишка», работающим «заодно с Гучковым», «он виляет, и левый и правый»…

Вел. кн. Андрей Владимирович в своем дневнике от 11 июня пишет: «Уже теперь поговаривают, что Кривошеий орудует всем и собирает такой кабинет министров, однотипных и одинаково мыслящих, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом, как желание умалить власть Государя. Об этом очень открыто говорят почти все».

«Он слишком много видается с Гучковым», – писала Государыня 18 сентября.

Глава XIII

Стабилизация фронта. Прогрессивный блок. Деятельность комитетов. Горемыкин. Хвостов – министр внутренних дел. Штюрмер – Председатель Совета министров

Положение на фронте к концу года стабилизировалось. Россия вынесла на себе главную тяжесть войны. В стране в это время лихорадочно развивалась военная промышленность: строились новые казенные заводы. Экономическая жизнь страны протекала почти нормально. Дороговизна не носила еще одиозного характера: рост цен не вносил тревоги в широкие обывательские массы. В общем, если бы не искусственно создаваемая нервная атмосфера, если бы не «передовая общественность» в лице Думы, всяких комитетов и союзов, а также салонов великосветских интриганов, жизнь страны в эти тяжелые годы войны могла бы быть названа нормальной.

Живя в Ставке, Государь раз в месяц приезжал на несколько дней в Царское Село. Все ответственные решения Государь принимал сам, но в свое отсутствие поручил Императрице поддерживать сношения с министрами и сообщать Ему обо всем происходящем в Петрограде. Это не было формальным возложением на Государыню известных обязанностей, но доверяя всецело Своей Супруге, Государь мог положиться только на Государыню. В этом были виноваты как и члены Императорской Фамилии (не исключая Императрицы Марии Федоровны), так и та часть высшей бюрократии, которая, за исключением нескольких имен, потеряла доверие своего Монарха. И совершенно прав был Государь в своем решении.

Все «сановники» прошлого, как Коковцев, Гурко, Кривошеий, вели интриги, общались с явными врагами Престола, как Гучков, Львов, Милюков и др., пускали совершенно фантастические слухи, вели себя, как одержимые какой-то навязчивой идеей и… шли к гибели и своей, и России. И никто, или почти никто, не задался вопросом – нет ли во всем этом какой-то невидимой руки, искусно направляющей всех этих людей к катастрофе? Да, конечно, все знали об этом и говорили открыто, но только называли три имени: Государыня, Распутин, Вырубова. Чем это объяснить?

В этой главе я буду говорить об этих трех лицах, но только неужели действительно можно было верить всем сплетням и клевете? Мне скажут – а письма Государыни к Государю? Да я подпишусь под всеми этими письмами обеими руками! Все характеристики Государыни были необыкновенно меткими, Ее любимый эпитет «скотина» как нельзя лучше подходил ко всем этим министрам, думцам и комитетчикам. И нужно было, конечно, Государю гнать их всех вон. Вот Солоневич прямо говорил, что Милюкова, конечно, нужно было повесить за его клеветническую речь 1 ноября 1916 года! Но как не злопыхательствовал прогрессивный блок и вся примыкающая к нему общественность, положение улучшалось с тех пор, как Государь стал во главе армии. И даже более честные члены этого блока это признали.

Граф Д. Олсуфьев, член блока, заявил на заседании блока: «Все мы ошиблись. Государь видел дальше. Перемена повела к лучшему. Мы предлагали для войны сместить министров. Самый нежелательный (Горемыкин) остался, а война пошла лучше. Прекратился наплыв беженцев, не будет взята Москва, и это бесконечно важнее, чем кто будет министром и когда будет созвана Дума».

Бобринский говорил: «Положение улучшается, появились снаряды, мы остановили неприятеля». И выходило так, что все пророчества блока о надвигающейся катастрофе на фронте оказались блефом. Но блок решил, несмотря на все, продолжать «беспощадную войну» с правительством, а В.И. Гурко заявил следующее: «Обращение к улице? Может быть, в крайнем случае» (Записи о совещаниях блока П. Милюкова «Красный Архив»).

Приблизительно в то же время (ноябрь 1915 г.) состоялся съезд правых под председательством И.Г. Щегловитова. Съезд осудил требования блока, а Щегловитов заявил: «Монархист, идущий с требованием министерства общественного доверия – не монархист».