Император Николай II и заговор генералов

Запись Наумова о Поливанове: «…Там же установилась у генерала Поливанова тесная деловая дружба с Александром Ивановичем Гучковым, состоявшим продолжительное время главным руководителем думских работ по рассмотрению военных вопросов. Дружба эта привела к двум результатам: с одной стороны, она отняла от генерала Поливанова симпатии Государя, лично не расположенного к Гучкову, с другой, впоследствии вовлекла Алексея Андреевича в совместную революционную работу с Гучковым, оказавшимся военным министром Временного правительства 1917 г. Работа эта завершилась полнейшей дезорганизацией военной дисциплины и катастрофическим разложением всей, еще недавно славной, Императорской армии. У него нередко происходили трения с высшими сферами, которые завершились в 1916 году его отставкой. После этого, Поливанов был настроен чрезвычайно оппозиционно к личности Государя, что, надо думать, и натолкнуло его на еще большую близость с Гучковым.

Вспоминаю, как в начале марта 1917 года Поливанов, в стенах Мариинского дворца, на мой вопрос – правда ли, что он согласился, совместно с Гучковым, принять участие в переработке на революционных началах воинского устава, судорожно передернувшись, скороговорной ответил:

– Что же поделаешь?! Надо действовать в духе времени! (А. Наумов).

Но помимо Сазонова и Поливанова и другие «слуги Государевы» вели себя возмутительно. Тот же Наумов рассказывает о Лукомском, который в описываемое время был товарищем военного министра, а в трагические дни февраля 1917 года генерал-квартирмейстером Ставки. «Заседавший вместе с нами в качестве заместителя военного министра, умный и видный по занимаемому им высокому положению, генерал Лукомский принципиально высказался против моего предложения об использовании для сельскохозяйственных работ расположенных в тылу и свободных от занятий воинских частей. Когда же я довел до сведения Совета, что об этой мере пополнения рабочей силы мной доложено было Государю, и со стороны Его Величества я встретил полное сочувствие, представитель военного ведомства, слегка ухмыльнувшись, заметил:

– То, что вы говорите, существа дела нисколько не меняет… Мало ли что Государь находит достойным одобрения! Всем вам ведь известна неустойчивость Его взглядов. Если сегодня Его Величество так отозвался, это не значит, что завтра он не изменит своего решения!..

Пораженный подобным ответом, я взглянул на престарелого Горемыкина, но тот, к концу заседания сильно утомившийся, видимо, пропустил мимо своих ушей более чем неуместную реплику представителя военного ведомства. Все остальные министры так же неодобрительно, как и я, отнеслись к словам генерала» (А. Наумов).

Мы только что видели, как вели себя царские министры и на заседаниях Совета, и в Думе, и на всяких совещаниях, а также и в салонах Петербургского света. Теперь же мы присмотримся ближе ко всякого рода «союзам» и «комитетам», где под вывеской патриотических лозунгов шла открытая подготовка к революции и преступная пропаганда в армии.

Во главе Земского союза стоял князь Г. Львов, а во главе Городского – московский городской голова Челноков. Интересней всего, что «никакого устава, статута или правил деятельности этих новообразований не существовало. Все бралось явочным и захватным порядком» (кн. В. Шаховской).

Надо сказать, что помогая в снабжении фронта медикаментами и другими материалами, участвуя в эвакуации раненых с фронта и делая полезную и нужную работу, всю свою главную деятельность эти Союзы направляли на дискредитирование Правительства. Работали они исключительно на казенные деньги, щедро отпускаемые Советом министров. Бесконтрольное распоряжение средствами было чрезвычайно опасно. Оплаты труда по определенным нормам не существовало, платили сколько хотели и это привело к тому, что служащие в Союзах стали получать в несколько раз больше, чем в государственных учреждениях. Состав всех этих учреждений «Земгора» был сугубо левым. Почти поголовно социалистами-революционерами и кадетами. Их деятели пробирались всюду: в передовые отряды, тыл, Ставку, в санитарные отряды и к рядовым солдатам. Всюду велась пропаганда против Правительства, говорилось о бессилии Правительства и всячески подчеркивалась полезная деятельность Союзов. Причем на офицерский состав влияли преимущественно кадеты, а на низший – социалисты-революционеры. Надо сказать еще, что после больших потерь офицерских кадров в Восточной Пруссии значительно изменился офицерский состав, в особенности среди прапорщиков, которые, представляя собой полуинтеллигенцию, принадлежали в значительной своей части к социалистическим партиям.

Но еще хуже обстояло дело с Военно-промышленными комитетами. Пропаганда деятельности военно-промышленных комитетов велась широко и интенсивно. В газетах появлялись многочисленные статьи с восхвалением деятельности этих комитетов еще задолго до того, как они начали работать. Появились в печати заявления, что «Совет съездов представителей промышленности и торговли обращается ко всем предприятиям, техническим обществам и организациям с призывом к совместной работе».

Далее заявлялось, что задачи комитета заключаются «в организации русской промышленности для снабжения армии и флота всеми необходимыми боевыми снабжениями и довольствием».

Доступ в эти комитеты был открыт всем, кому угодно, вплоть до людей с самой подозрительной репутацией. Образовавшийся вскоре президиум Центрального военно-промышленного комитета был возглавлен ярым врагом и Правительства, и режима – Гучковым. В этом комитете были образованы различные секции, как, например, механическая, химическая, продовольственная, санитарная и др. В особенности большую роль впоследствии сыграла рабочая секция, которая по существу была центром революционной деятельности социалистических партий.

Гучков развил крайне энергичную деятельность и не в пример «Земгору» добился утверждения положения своего комитета. В то время, когда Гучков был избран Председателем Военно-промышленного комитета, Поливанов, будучи военным министром, был председателем Совещания по снабжению армии, преобразованным затем в Особое Совещание по обороне. И Поливанов широко раскрыл двери военного министерства для деятелей Военно-промышленного комитета. Члены комитета свободно допускались в управление Министерства, ведавшего заказами и заготовками. Начальники отдельных частей, беря пример со своего министра, стали заискивать перед этими «общественными деятелями».

«Особо в этом отношении выделился Начальник Канцелярии военного министерства ген. Лукомский, скоро получивший назначение помощника военного министра» (князь В. Шаховской).

Военно-промышленный комитет рекламировал себя на все лады. Любимым припевом rомитета было: «Правительство не сумело – взяли все в руки мы». Прибегал комитет и к явным подлогам. Военное министерство отправляло на фронт заготовленные главным артиллерийским управлением снаряды. Комитет предложил свою помощь в деле заказов ящиков и упаковки. На всех ящиках появилась надпись – военно-промышленные комитеты. Получая эти снаряды, фронт, как командный состав, так и солдаты, был уверены, что присланные снаряды – результат деятельности комитетов. Кроме того, в этих ящиках появились объявления от этих же комитетов: «Снарядов не жалеть», что действовало необыкновенно на воинские части.

Но кроме этой «полезной деятельности» комитет стал распределять заказы между заводами, в результате чего явилось беспрерывное удорожание всех заказов вследствие искусственного повышения цен. Это вздорожание военных заказов отражалось на все растущей дороговизне жизни. Через десять месяцев после образования этого комитета Правительство, сомневаясь в полезности комитета для военного снабжения, поручило Государственному контролеру обследовать деятельность этого «общественного начинания». Оказалось, что деятельность комитета – сплошной скандал: заказы розданы повсюду, а процент исполнения ничтожный. Но наглые и беззастенчивые руководители во главе с Гучковым нисколько не смутились, заявляя, что условия работы были неблагоприятны, что «правительственные органы пристрастны» и в общем ловко затушевали результаты этого обследования. В Думе откликом на это было заявление Н. Маркова: «Вы не дали ни одного снаряда…», на что Милюков крикнул: «Но мы заставили дать».