Белый орел, Красная звезда (ЛП)

Действия Будённого в решающие дни после прорыва отражают его изоляцию. Было немыслимо, чтобы он покорно отступил из-за отсутствия поддержки. Он не мог себе отказать хотя бы в нескольких днях рейдов. 7 июня 4-я дивизия напала на Житомир, застав неприятеля врасплох. Польский гарнизон был изрублен под корень. Мосты, сортировочная станция и военные склады были уничтожены. Тюрьмы были открыты, было освобождено около 5000 советских военнопленных. В тот же день 11-я дивизия атаковала Бердичев. Госпиталь, в котором находились 600 польских раненых и сестры Красного Креста, был сожжен дотла. Хотя военное значение нападения было невелико, психологический эффект был огромен. Все поляки, находившиеся к западу от Днепра были смертельно напуганы. Правительство в Варшаве не решилось предать эти факты огласке^[122]. После этих рейдов Конармия отступила к Комину, для перегруппировки и приведения себя в порядок.

Временное затишье, продолжавшееся с 7 по 11 июня, дало польским силам шанс на спасение, которым они не преминули воспользоваться. 3-я армия была зажата в треугольнике, образованном реками Днепр, Ирпень и Тетерев, заняв оборонительную позицию на все три стороны, подобно стаду бизонов в ожидании нападения. Пилсудский намеревался отвести ее к Житомиру и, при содействии 6-й армии зажать чрезмерно выдвинувшуюся вперед Конармию. Но отход Конармии сделал этот маневр бессмысленным и опасным. Рыдз-Смиглы взял дело в свои руки. Он приказал 3-й армии отступать на северо-запад к Коростеню, в ходе чего она вступила в столкновение с Чапаевской дивизией у Бородянки и с башкирской конницей у Ирши. Он также издал приказ об оставлении Киева, который был исполнен 10 июня. Этим он застал врасплох Будённого, который рассчитывал, что поляки будут отступать на Казатин. Когда он понял свою ошибку и атаковал, выяснилось, что он гонит поляков в направлении, которое они сами выбрали. Благодаря серии действий арьергарда им удавалось удерживать наступавших на расстоянии. 3-я польская армия благополучно отступила к северному флангу польских позиций. На центральном участке была спешно создана 2-я армия под командованием генерала Рашевского. 6-я армия отступила на юг. Прорыв был закрыт.

Польские историки критиковали Будённого за то, что он упустил преимущество, которое только что завоевал. Кутшеба утверждает, что Житомир следовало бы удержать, и намекает, что компетентный генерал не дал бы 3-й армии возможности избежать окружения^[123]. Но, вероятнее всего, Буденный совершил максимум возможного: нанес сильный удар и посеял страх. С прорывом 5 июня началось генеральное наступление советских войск, которое безостановочно продолжалось в течение последующих десяти недель.

Как обычно на Окраинах, наступление, получив начальный разгон, могло легко развиваться и далее. Хотя советские армии не обладали численным преимуществом, они постоянно теснили поляков на запад, изо дня в день нанося удары по наиболее слабым местам. Если они встречали сопротивление в каком-то городке или на железнодорожном узле, они всегда могли обойти с фланга в спешке оборудованные позиции; если же они сталкивались с контратакой, они всегда могли ее ослабить, охватывая наступающих с флангов. Все действия поляков были бесплодными. Упорная оборона Новограда-Волынского была сломлена 26 июня, предпринятая генералом Ромером вылазка кавалерии из Овруча была остановлена с помощью обходного маневра. Приходилось бросать склады, отпускать пленных; аэропланы оставались на земле, из-за нехватки времени на их ремонт, части, задержавшиеся, чтобы схватиться с противником, попадали в окружение. К 10 июля фронт вернулся к линии, на которой он находился год назад. Будённый находился в Ровно, в бывшей ставке Пилсудского времен начала киевской операции. Конармия перешла Збруч:

“Поля пурпурного мака цветут вокруг нас, ... штандарты заката веют над нашими головами. Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу. Почерневший Збруч шумит и закручивает пенистые узлы своих порогов. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд. Величавая луна лежит на волнах. Лошади по спину уходят в воду, звучные потоки сочатся между сотнями лошадиных ног. Кто-то тонет и звонко порочит богородицу. Река усеяна черными квадратами телег, она полна гула, свиста и песен, гремящих поверх лунных змей и сияющих ям”^[124].

Вторжение на Украину было отражено.

Киевскую кампанию обычно расценивают как политическое и военное фиаско. Что касается политического аспекта, в этом не может быть сомнений. На Украине петлюровская Директория окончилась полным провалом; в Польше правительство Скульского подало в отставку, вызвав долговременный правительственный кризис, в России же большевистское правительство получило небывалую поддержку. Что касается военной стороны, некоторые довоенные польские апологеты настаивают, что киевская кампания вовсе не была катастрофой. Кутшеба утверждает, что благодаря ей был нарушен ход основного советского наступления, что польские войска на юге отступили в целости, благодаря чему они смогли летом полноценно участвовать в обороне Польше. В своих искусных комментариях о передвижениях польских войск он доказывает, что восемь из двенадцати дивизий, задействованных в киевской кампании, в августе участвовали в битве за Варшаву^[125]. Однако он забывает упомянуть тот факт, что советское командование справилось с вторжением на Украину без привлечения дополнительных сил. 12-я, 14-я и Первая Конная армии были приписаны к Юго-Западному фронту еще в марте и хорошо выполнили свою задачу.

Глава четвертая. Вторжение в Польшу

Фото 18. Михаил Николаевич Тухачевский, командующий Западным фронтом

Громкие события, связанные с киевской кампанией, отвлекли внимание от появления на польском фронте одного из самых знаменитых командиров Красной Армии - Михаила Николаевича Тухачевского. Он прибыл в штаб Западного фронта в Смоленске на той же неделе, когда пал Киев.

Тухачевский олицетворял собой все те противоречивые тенденции, которые привели к росту Красной Армии. Он был дворянином на службе пролетарской революции, российским патриотом, на практике развивавшим идею революционной войны. Сталин довольно двусмысленно называл его “демоном Гражданской войны”^[126].

В 1920-м Тухачевскому было только двадцать семь лет, столько же, сколько было Наполеону, его кумиру, когда тому поручили командование итальянским походом. Он происходил из дворян Пензенской губернии. Родители его были людьми трезвомыслящими, и не придавали особого значения легенде, согласно которой их род происходил от графа-крестоносца из Фландрии, женившегося на плененной турчанке и поступившего на царскую службу. Отец его был атеистом, мать простой крестьянкой. На Первую мировую войну он попал в чине подпоручика элитного лейб-гвардии Семеновского полка. В феврале 1915 года он попал в плен во время немецкой атаки под Ломжей. После трех попыток бегства он был отправлен в Ингольштадт в Баварии, где немцы содержали склонных к побегу пленных офицеров, среди прочих и Шарля де Голля. В марте 1918 года, когда после Брест-Литовского мира пленным офицерам были разрешены увольнительные под честное слово, он снова сбежал^[127]. Его товарищи из союзников вспоминали его приметную внешность и склонность к браваде. Он обладал характерным для русского крепким телосложением и силой, дополнявшимися греческими скульптурными чертами лица и смуглой кожей. Рассказывают, что перед побегом он сказал своим товарищам по заключению: “К двадцати пяти годам я стану генералом, либо меня расстреляют”. Он удостоился обоих отличий. Во время Гражданской войны он выдвинулся исключительно благодаря своим способностям. В апреле 1918 года он появился в Москве и вступил в большевистскую партию, в то время, когда на бывших офицеров, не говоря уж о дворянах, смотрели весьма подозрительно. Он служил в военном отделе ВЦИК, а затем был послан на Волгу. Вместе с “Мясником” Муравьевым он организовывал оборону Симбирска и Самары. После измены Муравьева он пережил пленение, после чего возглавил 1-ю Красную армию. В 1919 году он командует 5-й армией, отвоевывая Сибирь у Колчака. В течение 247 дней его армия продвинулась вперед более, чем на 3000 километров. В этот период в его голове родились наброски теории “перманентного наступления” и “распространения революции”. Он пришел к идее, что уникальный характер Красной Армии позволит ей набирать пополнение из населения земель, через которые она движется, и этим будет поддерживаться бесконечное наступление. Он хотел верить, что Красная Армия сможет наступать по всему миру, пока пролетарии всех стран не объединятся. С мыслями об этой теории в конце 1919 года он возглавил командование Кавказским фронтом, чтобы отогнать Деникина, а 28 апреля 1920 он был послан Западный фронт, в надежде на наступление по территории Польши.