Белый орел, Красная звезда (ЛП)

Хозяйственные органы, центральные и местные, обязаны строжайшим образом пересмотреть свои программы, с тем чтобы сосредоточиться на действительно и безусловно необходимом, достигнув, таким образом, надлежащего равновесия между непосредственной поддержкой фронта и обеспечением дальнейших успехов в области транспорта и в основных отраслях промышленности.

13. Перевод нами воинских частей и целых армий на трудовое положение был, по-видимому, оценен польскими шовинистами, как признак нашей усталости и военного ослабления. Необходимо показать на деле, насколько наш враг ошибся в расчетах. Военные власти, центральные и местные, совместно с соответственными хозяйственными учреждениями должны пересмотреть список воинских частей, находящихся на трудовом фронте, немедленно освободить большинство их от трудовых задач и привести в боеспособное состояние для скорейшей передачи Западному фронту. На трудовом фронте воинские части, за исключением вызванных особыми обстоятельствами случаев, должны быть заменены мобилизованными по трудовой повинности.

14. Местные и партийные организации должны немедленно обсудить в полном его объеме вопрос о своем содействии Западному фронту. Прежде всего должен быть целиком выполнен наряд центрального комитета в отношении мобилизации работников для Западного фронта.

Необходимо под углом зрения этой задачи снова пересмотреть состав всех партийных, советских и в частности хозяйственных учреждений, ускорить процесс перехода от коллегиальности к единоличию и освобождаемых таким путем работников передать в распоряжение политуправления Революционного Военного Совета Республики.

15. Везде и всюду созываются беспартийные рабочие и крестьянские массовые собрания и конференции для обсуждения вопроса о войне с Польшей и для учреждения комитетов содействия Западному фронту.

16. Все Народные Комиссариаты и их отделы должны немедленно созвать совещания для разработки планов агитационного, организационного, хозяйственного и прочего содействия Западному фронту^[136].

Стоит заметить, что практические рекомендации, содержащиеся в этих тезисах, исходили из чисто теоретической оценки политики Антанты. Проведенный Троцким анализ, указывающий на чисто экономические мотивы замыслов союзников весьма необычен, но его наблюдения, касающиеся их противоречий, вполне актуальны. Исходя из преувеличения военного характера враждебности Антанты и преуменьшения способности польского правительства к самостоятельным действиям, он неизбежно приходил к выводу: Армагеддон на пороге. Он так сосредоточился на грандиозности грядущей схватки, что был почти не способен заглянуть в ее последствия. Его тезисы не содержали предложений касательно условий грядущего перемирия, и не предлагают конкретной концепции будущего "объединения пролетариата". Троцкий считал, что Польша будет освобождена ее собственным народом, а не российской Красной Армией. Единственной конкретной целью войны было выживание. В директиве от 9 мая, первой, направленной Тухачевскому на его новом посту, Троцкий утверждал, что Западный фронт является наиважнейшим, "намного важнее Восточного и Южного"^[137]. Чтобы подчеркнуть значение этих слов, он предпринял инспекцию фронта. Из Смоленска он отправился на линию фронта в Речицу, на верхнем Днепре. 10 мая он был в Гомеле, где произнес устрашающую речь, об угрозе шпионажа и о том, что поляки якобы не берут пленных, а предпочитают вешать или расстреливать всех, кто попадает к ним в руки, включая больных, раненых и беспартийных^[138]. 11 мая он был в Нежине, на стыке Западного и Юго-Западного фронтов. 15 мая он вернулся в Могилев, чтобы лично отдать приказ о начале битвы на Березине.

Сталинская точка зрения была более приземленной и определенной. Он предвидел две трудности в польской кампании. Во-первых, его беспокоила организация тылового обеспечения Красной Армии:

“...мы говорили о шансах на победу России, о том, что шансы эти растут и будут расти, но это не значит, конечно, что мы тем самым уже имеем победу в кармане. Указанные выше шансы на победу могут иметь реальное значение лишь при прочих равных условиях, то есть при условии, что мы теперь так же напряжём свои силы, как и раньше, при наступлении Деникина, что наши войска будут снабжаться и пополняться аккуратно и регулярно, что наши агитаторы будут просвещать красноармейцев и окружающее их население с утроенной энергией, что наш тыл будет очищаться от скверны и укрепляться всеми силами, всеми средствами^[139].

Второй причиной его озабоченности было будущее устройство Польши. Все вокруг говорили о "Советской Польше", о "водружении Красной Звезды над воротами Варшавской крепости", даже не задумываясь ни на миг, о чем собственно речь. Опыт Сталина на посту наркома национальностей подсказывал ему, что нельзя относиться к историческим нациям Польши, Германии или Венгрии так же, как к башкирам или украинцам. В письме к Ленину 16 июня он предлагал, чтобы Польша была присоединена не к существующей Российской Федерации, а к более широкой конфедерации советских государств^[140]. В одном у него не было сомнений. Он был абсолютно уверен, что ни советская Россия, ни Антанта не оставят пограничным государствам права на подлинно независимое существование:

Три года революции и гражданской войны в России показали, что без взаимной поддержки центральной России и её окраин невозможна победа революции, невозможно освобождение России от когтей империализма...Так называемая независимость так называемых независимых Грузии, Армении, Польши, Финляндии и т.д. есть лишь обманчивая видимость, прикрывающая полную зависимость этих, с позволения сказать, государств от той или иной группы империалистов.^[141]

Ленин проявлял гораздо меньше сомнений, чем кто-либо из его коллег. Его вовсе не заботили парадоксы, выявившиеся в ходе публичной дискуссии. Он высмеивал осторожность Троцкого и не обращал особого внимания на опасения и практические замечания Сталина. Он настаивал, что Советская Россия будет говорить о мире только "с польскими рабочими и крестьянами"^[142]. Радек разозлил его, высказав мнение, что польские рабочие и крестьяне не будут встречать Красную Армию с распростертыми объятиями. Поэтому он обратился к другому поляку, Уншлихту, который сказал ему то, что он хотел услышать. Пока события на польской войне развивались удачно, он поддерживал ее ход. Действительно, с каждым днем уверенность его крепла. Успехи Буденного в Галиции и основательная подготовка к операции в Белоруссии поддерживали его оптимизм. Когда в середине июля дипломатическая ситуация потребовала формального управленческого решения, он, не задумываясь, настоял, чтобы Красная Армия наступала в центральную Польшу максимальными темпами. 17 июля Ленин без особого труда продавил это ключевое решение через Политбюро, отклонив предложение Троцкого, представленное как мнение Главного командования, - отложить наступление и подождать дальнейшего развития событий. Он перетянул на свою сторону пятерых остальных членов Политбюро. К этому времени Тухачевский был уже на полпути к Висле. В июне 1920 года Западный фронт был полностью сформирован, а в июле, после почти четырехмесячной подготовки, Красная Армия начала, наконец, свое наступление на Польшу. Впервые за свое существование советская республика решилась сосредоточить значительную часть своих войск на одном фронте и для зарубежной операции.

Вдохновленные примером Брусилова, Советы решили призвать бывших царских офицеров и унтер-офицеров. Комиссия под началом Глезарова осуществляла надзор за их мобилизацией. К 15 августа на службе находилось уже 314 180 бывших кадровых военных^[143], что означало значительный прирост обученного и опытного людского состава. Показательно, что все командармы Тухачевского - Корк, Лазаревич, Соллогуб и Сергеев - были бывшими полковниками царской армии.