Сталин. История и личность

После убийства Кирова Радек отправил находившемуся в Кривом Роге Дрей-церу открытку, в которой в «завуалированной форме» писал, что теперь, после «катастрофы с отцом», нужно решить, что делать дальше (т. е. существует ли возможность остановить Сталина на избранном им пути?). И далее, как бы случайно, Радек показал, что в поисках контакта с Дрейцером он обратился за помощью к Путне, «который посетил [его] с некоей просьбой от Тухачевского»¹⁵. Это не являлось обвинением Тухачевского, но указывало на связь с замешанным в этом деле и уже арестованным его подчиненным.

Отправным положением этой «судебной системы» служило то, что все участвующие в заговоре террористы (иными словами, партийцы, критически относящиеся к Сталину и его руководству) независимо от своих прежних политических связей и несмотря на то, что они были разбросаны по всей стране, были членами единого сообщества, руководимого извне Троцким. В свою очередь Троцкий изображался главой этого чудовищного заговора, отдававшим всю свою энергию и все свое время одной цели — уничтожению Сталина и его государства. Поскольку же на самом деле не существовало никакой единой разветвленной антисталинской заговорщической сети, мы можем назвать ее «псевдосообществом убийц»¹⁶. Все осужденные или обвиненные на процессах эпохи Большого террора, проведенных в Москве, и на аналогичных местных процессах, организованных по типу московских, а также масса жертв, арестованных, допрошенных, а затем казненных или отправленных в лагеря в годы террора, не прошедших через формальные суды, и составляли сталинское «псевдосообщество убийц».

В очень многих показаниях, данных на процессах, излагались фактически имевшие место события, но пропущенные через «алгебраические формулы». В то же время некоторые из них были либо полностью, либо частично сфабрикованы. Например, когда Вышинский затронул вопрос об отношениях между «блоком», т. е. «псевдосообществом», и нацистами, а также японцами (предупредив, что в открытом судебном заседании называть официальные иностранные учреждения или имена должностных лиц не разрешается), Радек сказал, что в апреле 1934-го, в декабре 1935-го и в январе 1936 г. он получал письма Троцкого. В первом из них говорилось, что с приходом фашистов к власти в Германии война стала неизбежной и что ее результатом будет разгром Советского Союза, а это создаст для «блока» благоприятные возможности взять бразды правления в свои руки.

Затем Радек показал, что на дипломатическом приеме в Москве осенью 1934 г. он разговаривал с дипломатом из «центральноевропейской страны», который, выразив сожаление, что обе страны в своих газетах обливают друг друга грязью, сказал, что «наш лидер» знает о «стремлении господина Троцкого добиться сближения с Германией» и «хотел бы понять, что означает эта идея господина Троцкого». Радек показал также, что он понял, что этот человек информирован о связях Троцкого с немцами, поскольку он, Радек, читал все написанное Троцким и ему известно, что официально в печати Троцкий никогда не поддерживал идею сближения с Германией. Радек сказал своему иностранному собеседнику, что не следует обращать внимание на эти газетные споры и что «реалистические политики в СССР понимают значимость советско-германского сближения и готовы пойти на необходимые уступки». Он уведомил собеседника, что говорит от имени «блока».

Как мы уже знаем, примерно в это время Радек был неофициальным посредником между Сталиным и немецкими представителями в Москве. В своих мемуарах Гнедин отмечает, что, когда Радек давал вышеприведенные показания, люди осведомленные хорошо понимали, что встреча действительно происходила, но состоялась она по поручению Сталина или Молотова, а вовсе не в связи с тайными планами «заговорщиков»¹⁷ Надо полагать, что в этом контексте «реалистические политики» и «блок» означают Сталина и Молотова. И уж коль скоро Вышинский вынудил Радека признать, что его беседа с немецким дипломатом была актом измены, то действительным изменником следует считать Сталина.

Далее Радек рассказал, что в следующем письме, которое он получил от Троцкого в начале декабря 1935 г., последний изложил программу сторонников поражения СССР конкретнее: Украина должна была отойти к Германии, Амурская область и Приморский край — к Японии, заводы переданы в частное владение, колхозы распущены, капитализм реставрирован. Социальная структура Советского Союза была бы приведена в соответствие со структурой победоносных фашистских государств, а советская власть была бы заменена тем, что Троцкий назвал «бонапартистским правительством», представлявшим собой «фашизм, не располагающий собственным финансовым капиталом»¹⁸.

Следует отметить, что в апрельском выпуске «Бюллетеня оппозиции» за 1935 г. Троцкий опубликовал важную пространную статью, в которой утверждал, что «термидор» в Советской России (который он некогда считал не больше чем угрозой или происходящим процессом) уже завершился и «нынешний политический режим Советов чрезвычайно напоминает режим первого консула, притом к концу консульства, когда оно приближалось к империи. Если Сталину не хватает блеска побед, то режимом организованного пресмыкательства он во всяком случае превосходит первого Бонапарта... Нынешний политический режим в СССР есть режим «советского» (или антисоветского) бонапартизма, по типу своему ближе к империи, чем к консульству». Подтверждение своего тезиса Троцкий видел в том, что сталинский режим широко использовал прежних ан-тибольшевиков: экс-меньшевик Майский был послом в Лондоне, экс-меньшевик Трояновский — послом в Вашингтоне, экс-меньшевики Кинчук и Суриц — один бывшим, другой нынешним послом в Берлине, экс-буржуазный историк профессор Потемкин — послом в Париже, бывший правый эсер Гринько занимал пост наркома финансов, а бывший правый бундовец Заславский подвизался на поприще грязной журналистики. Троцкий, наконец, допускал возможность того, Аю сталинизм станет прелюдией к «фашистско-капиталистической контрреволюции» в России¹⁹ И именно в этом Сталин через Радека обвинял теперь самого Троцкого, предлагавшего на случай войны пораженческую стратегию.

Из статьи Троцкого Радек знал, что в его показаниях Троцкий представал зеркальным отражением Сталина, каким его видел Троцкий. Эта статья вполне могла быть «алгебраической формулой» для второго «письма» Троцкого. Так или иначе Радек превращал Троцкого в носителя советского бонапартизма, приписывая ему именно то, в чем он, Троцкий, обвинял Сталина.

Далее Вышинский поднял вопрос о содержавшейся в «письме» Троцкого директиве развернуть вредительскую деятельность. Радек отрицал, что в нем содержались какие-либо «конкретные инструкции по этому поводу». Он, однако, приписал Троцкому утверждение, что в интересах серьезного к себе отношения «заинтересованных государств» «блок» должен продемонстрировать свою силу, организуя террористические акты, вредительство и действия, направленные на подрыв морального духа и дисциплины в армии. Особо важными объектами, учитывая их значение во время войны, следовало считать оборонную промышленность и железнодорожный транспорт. Допрошенные в качестве свидетелей Пятаков, Серебряков и Лифшиц подтвердили, что они получили директиву Троцкого и действовали в соответствии с содержавшимися в ней инструкциями.

Завершая показания, Радек в свое оправдание заявил, что ориентированная на поражение программа Троцкого, казавшаяся ему в 1933-1934 гг. разумной, в 1935 г. уже не представлялась таковой, ибо к этому времени советская экономика значительно окрепла. Вот почему он, хотя и колеблясь, стал обдумывать возможность созыва конференции руководителей «блока», на которой можно было бы убедить их в необходимости отвергнуть директивы, переданные Троцким в декабре 1935 г.²⁰ Когда Вышинский поставил под сомнение правдивость его показаний по этому вопросу, отметив, что на протяжении примерно трех месяцев после ареста Радек лживо отвергал все обвинения, предъявляемые ему следователями, последний сказал: «Да, если вы не обращаете внимания на тот факт, что только от меня узнали о программе и инструкциях Троцкого, то, конечно, это бросает тень на мои показания»²¹.