Сталин. История и личность

Рыков, когда Томский застрелился, тоже был на грани самоубийства, но члены семьи его отговорили (о чем впоследствии горько пожалели)²². В Бухарина Сталин время от времени вселял надежду, чтобы тот до ареста не вздумал покончить с собой. Во время процесса Бухарин был в отпуске на Памире в Средней Азии. Узнав о процессе из газет, он вылетел в Москву. У него не было уверенности, что его не арестуют тут же, у трапа самолета. Опасения не оправдались — его встретила молодая жена Анна Ларина, и шофер благополучно довез супругов до кремлевской квартиры. Бухарин хотел немедленно встретиться со Сталиным, но последний сразу по окончании процесса отбыл на отдых в Сочи²³. Некоторое облегчение наступило 10 сентября, когда было опубликовано сообщение Прокуратуры СССР: «Следствием не установлено юридических данных для привлечения Н.И. Бухарина и АН. Рыкова к судебной ответственности, в силу чего настоящее дело производством прекращено». О Томском ничего не говорилось — самоубийство явилось как бы подтверждением его преступной деятельности. По всей вероятности, Сталин приказал Вышинскому выступить с этим сообщением, чтобы двое главных действующих лиц следующего судебного спектакля не кончили жизнь самоубийством и не уклонились таким образом от исполнения уготованных им ролей²⁴. В другой раз Сталин сделал ободряющий жест, когда 7 ноября 1936 г. Бухарин прошел на Красную площадь по редакционному пропуску и занял место с женой на гостевой трибуне. Вдруг к ним направился красноармеец, отдал честь и сказал: «Товарищ Бухарин, товарищ Сталин послал меня сказать, что вы не там стоите. Он просит вас занять свое место на Мавзолее»²⁵.

В сообщении Прокуратуры СССР от 10 сентября ничего не говорилось о Ра-деке. В смятении он просил Бухарина заступиться за него перед Сталиным. Ра-дек хотел, чтобы не Ягода, а сам Сталин занялся его делом. Он просил напомнить Сталину о той лояльности, которую он выказал в 1929 г., передав Сталину через Ягоду невскрытое письмо от Троцкого, привезенное Блюмкиным. Через несколько дней Радека арестовали. Когда его уводили, он сказал дочери: «Что бы про меня ни говорили — не верь»²⁶. После ареста Радека Бухарин написал Сталину и передал то, что тот просил, но письмо заканчивалось такой фразой: «И все же, кто его знает?»²⁷

Власть Сталина в то время была огромной, но еще не безграничной. Высшим партийным органом все еще считался Центральный Комитет, избранный XVII съездом ВКП(б). Многие видные партийные работники, которых Сталин намеревался уничтожить, не только оставались на свободе, но и занимали высокие должности в Москве и на местах. Главное, у Сталина еще не было полной уверенности в абсолютном контроле над армией и НКВД. После августовского процесса он занялся сначала НКВД, первым делом заменив Ягоду Ежовым.

Между Ягодой и его преемником было существенное различие. Не будучи прославленным революционером, Ягода все же вступил в партию, вероятно, в 1907 г. Он и другие высшие руководители НКВД представляли когорту старых чекистов, пусть не особенно разборчивых в средствах, но принадлежавших к поколению старых большевиков, которое по замыслу Сталина должно было уйти в небытие²⁸. Не проявляя особого рвения, Ягода все же помогал готовить убийство Кирова; во время подготовки августовского процесса он возглавлял НКВД.

Ягода всячески старался угодить Сталину. Например, в январе 1935 г. он выдвинул предложение, касавшееся высланных в отдаленные районы бывших «кулаков». По указу от 27 мая 1934 г. (изданному в духе тогдашней «разрядки») «кулаки», высланные в отдаленные районы на срок от трех до пяти лет и работавшие на золотых или платиновых приисках, по окончании срока восстанавливались в гражданских правах, если представители ОПТУ на местах удостоверяли их хорошую работу и лояльность к советской власти. Теперь, 17 января 1935 г., Ягода направил Сталину служебную записку на бланке НКВД, в которой говорилось, что многим восстановленным в правах по окончании срока местные власти разрешают уезжать из «малонаселенных» районов в ущерб дальнейшему освоению таких районов. Он предложил дополнить указ 1934 г. пунктом, согласно которому восстановление в правах не предусматривает права выезда из районов поселения. Двадцать пятого мая 1935 г. Сталин собственноручно начертал на записке Ягоды: «Правильно», — и поставил свои инициалы. В тот же день вышло соответствующее постановление ЦИК, подписанное Калининым и Енукидзе²⁹

Ягода хорошо послужил Сталину. С другой стороны, в прошлом он был связан с лидерами правого уклона и посвящен в кое-какие темные дела Сталина. Он был евреем (и удостоился упоминания в нацистской книге «Большевизм и евреи»), так что замена Ягоды неевреем явилась бы в глазах нацистов свидетельством уменьшена «еврейского компонента» советской власти. Наконец, своим режиссерским глазом Сталин, несомненно, уже видел Ягоду в роли козла отпущения на будущем судебном спектакле, где он признается в разного рода злодействах, тех самых, которые Сталин хотел «перевалить» со своих плеч на плечи Ягоды.

В период максимального подъема волны террора подлинным руководителем карательных органов мог быть только сам Сталин, однако в роли формального главы НКВД ему нужен был человек, способный, не задавая вопросов, безоговорочно исполнять его желания. В идеале такой человек выглядел понятливым, опытным и всегда готовым к услугам, политическим нулем без претензий на реальное влияние, но тем не менее производящим впечатление влиятельной фигуры. Такой человек нашелся в лице Николая Ежова. Он родился в Петербурге в 1895 г., рано осиротел, в четырнадцатилетием возрасте стал фабричным рабочим, вступил в партию большевиков в 1917 или 1918 г., участвовал в Гражданской войне, а затем вел партийную работу на местах (в Казахстане). В 1929-1930 гг. Ежов был назначен заместителем наркома земледелия, затем вошел в аппарат ЦК. Человек карликового роста и заурядной внешности, он вовсе не казался жестоким. «С первого момента встречи со Сталиным он подпал под абсолютное, почти гипнотическое влияние Генсека»³⁰.

Работая сначала заместителем председателя, а затем председателем Комиссии партийного контроля, Ежов набрался необходимого опыта и вполне созрел для роли главного подручного Сталина по репрессиям — пора было ставить его во главе НКВД. Таким образом, благодаря коварству Сталина и всеобщему непониманию ситуации, сложившейся на вершине власти, наступавшая волна тотального террора, т. е. сталинщины, станет известна как «ежовщина».

В датированной 25 сентября 1936 г. телеграмме из Сочи, адресованной Кагановичу, Молотову и другим членам Политбюро, говорилось: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского'блока. ОПТУ опоздал в этом деле на 4 года»*Телеграмма была подписана Сталиным и Ждановым, но скорее всего ждановская подпись была поставлена для того, чтобы телеграмма не выглядела единоличным указанием Сталина. Однако сам факт критики в адрес Ягоды и упоминание четырехлетнего отставания ОГЛУ не позволяет сомневаться в авторстве Сталина, и никого другого.

Политбюро, конечно, тут же выполнило указание. Уже 27 сентября были обнародованы правительственные постановления о назначении Ежова наркомом внутренних дел и Ягоды — наркомом связи. Вскоре Г.Е. Прокофьева, одного из заместителей Ягоды в НКВД, назначили его первым заместителем в Наркомате связи. Впрочем, немедленно убирать людей Ягоды из руководства НКВД Ежов не стал. Сохранили свои посты Л.М. Заковский, свояк Сталина СЛ. Реденс и А.А. Слуцкий. Последнего, надо полагать, оставили на посту начальника иностранного отдела НКВД потому, что его немедленное смещение могло бы насторожить многих работников НКВД за границей, и они могли бы стать невозвращенцами³². Начальника секретно-политического отдела Молчанова, однако, вскоре сменил бывший командующий пограничными войсками М.П. Фриновский, пользовавшийся особым расположением Сталина. К началу 1937 г. Молчанов был арестован. Арестовали и подчиненного Ягоде начальника Беломорстроя Фирина, которого нацистская «Штюрмер» причисляла к группе «еврейских большевистских плутократов»³³.