Сталин. История и личность

Особое внимание привлекли положения о гражданских правах, автором которых считается Бухарин. Статья 125, нечто новое в Конституции, гарантировала гражданам свободу слова, печати, собраний, уличных шествий и демонстраций, но лишь «в соответствии с интересами трудящихся и в целях укрепления социалистического строя». В журнале «Большевик» это уточнение подчеркивалось особо и отмечалось, что статья 125 «имеет своей целью дальнейшее укрепление диктатуры рабочего класса»⁶³. Подобным образом сводились на нет гарантии и других гражданских прав и свобод. В статье 112, явившейся вкладом Вышинского, говорилось о независимости судей, которые «подчиняются только закону». Но суд был государственным институтом, и судьи обязаны были выполнять указания соответствующих партийных органов. Казалось бы, статья 127, согласно которой никто не мог быть арестован иначе как по решению суда или с санкции прокурора, гарантирует неприкосновенность личности, однако предшествующая статья о всеобъемлющем партийном контроле превращала эту гарантию в фикцию.

Как бы то ни было, Сталину удалось мобилизовать усилия десятков тысяч первичных парторганизаций по всей стране и таким образом вовлечь народные массы в организованное обсуждение проекта Конституции. С момента его обнародования 12 июня и до принятия окончательного текста 5 декабря 1936 г.на заводах, в колхозах, организациях и учреждениях было проведено 458 441 собрание по обсуждению проекта Конституции. В собраниях приняли участие почти 40 млн граждан, предложивших 83 571 изменение и дополнение⁶⁴. Выступая на съезде Советов 25 ноября, Сталин отклонил некоторые предложения о поправках как носящие преходящий характер или касающиеся отдельных действующих законов, а не Основного закона страны. Еще часть предложений он отклонил как ошибочные или незначительные по смыслу. Например, ссылаясь на то, что интеллигенция является не классом, а «прослойкой», Сталин отклонил предложение об упоминании интеллигенции как третьего класса в статье 1, согласно которой СССР определялся как двухклассовое «социалистическое государство рабочих и крестьян». Были приняты, однако, предложения об образовании Наркомата оборонной промышленности, о прямых выборах не только в Совет Союза Верховного Совета, но и в Совет Национальностей и еще ряд предложений такой же или меньшей значимости⁶⁵.

Двадцать шестого мая, в разгар всенародного обсуждения проекта Конституции, был опубликован для «широкого обсуждения» проект законодательства о семье. По новому семейному законодательству запрещались аборты (кроме случаев, когда рождение ребенка представляло опасность для жизни или здоровья матери), устанавливались государственные пособия для многодетных матерей (для имеющих семерых детей — ежегодное пособие в размере

2 тыс. руб. в течение пяти лет за каждого следующего ребенка, а для имеющих одиннадцать детей или более — единовременное пособие в размере 5 тыс. руб. при рождении каждого следующего ребенка и ежегодное пособие в размере

3 тыс. руб. в течение четырех лет), предусматривались меры по расширению сети родильных домов, яслей и детских садов и увеличивалась госпошлина за оформление развода. Все это очень напоминало семейное законодательство нацистской Германии и фашистской Италии⁶⁶. Новое законодательство затрагивало одну из важнейших сфер человеческой жизни; к тому же вся атмосфера всенародного обсуждения Конституции побуждала людей высказывать свое мнение, поэтому в газеты потоком пошли письма. В большинстве городов по-прежнему остро стояла жилищная проблема, противозачаточные средства были ненадежны, или их вовсе не было — неудивительно поэтому, что очень многие критически высказывались насчет предполагаемого запрещения абортов. «Категорическое запрещение абортов поставит перед молодежью дилемму: либо абсолютное половое воздержание, либо риск погубить учебу, сломать жизнь>>, — писала замужняя женщина-инженер, мать пятилетнего сына. «Очень часто мотивом аборта является именно отсутствие квартиры. Если бы в проекте постановления был пункт о предоставлении комнаты чете, ожидающей ребенка, вопрос ставился бы иначе», — писала студентка, подписавшаяся К.Б. Возражая К.Б., некая Г.Ф., учащаяся Института красной профессуры, писала, что «...она подходит к вопросу о рождении ребенка как к частному вопросу». В письме одной колхозницы говорилось, что забеременевшей кормящей матери нужно разрешить сделать аборт. Другая женщина, мать пятерых детей, писала, что государственные пособия должны выдаваться уже начиная с пятого ребенка, так как «вырастить пятерых — нелегкая работа»⁶⁷

Обсуждение проекта постановления о семье оказалось более живым и демократичным, чем обсуждение проекта Конституции, — речь шла о насущных жизненных интересах почти каждой семьи, высказывались мнения и «за», и «против». Конечно, дискуссию умело направляли в требуемое русло. Из огромного потока писем в «Правду» и «Известия» печатались лишь немногие, и создавалось впечатление, что мнение сторонников запрещения абортов явно перевешивает. Естественно, в редакционных комментариях также приводились доводы в пользу нового законодательства. Некоторые письма в поддержку проекта нового законодательства были подписаны государственными деятелями, но в основном шли от колхозного крестьянства, тогда как авторами писем «против» были главным образом служащие, студенты и рабочие. Побывавшей в редакциях московских газет жене Луиса Фишера разрешили ознакомиться с подборками писем — оказалось, что корреспонденций в поддержку проекта постановления было так мало, что ее публиковали практически всю, зато ненапечатанными оставались сотни писем «против», и это были письма не только от студенток, балерин, фабричных работниц и домохозяек, но даже от неграмотных крестьянок, диктовавших письма своим детям, школьникам⁶⁸.

Обсуждение прикрыли уже через месяц, и постановлением от 27 июня 1936 г. новое законодательство о семье вступило в силу; причем в проект было внесено лишь одно небольшое изменение: пособия назначались с рождением шестого и десятого ребенка, а не седьмого и одиннадцатого. Таким образом людей лишили одной из немаловажных свобод, данных им Октябрем, и каждому сколько-нибудь интеллигентному человеку становилось ясно, сколь мало значили все официальные разговоры о социалистической демократии. Некоторые выражали свое негодование — конечно, только в кругу родных и друзей. Многие женщины, лишившись возможности избавиться от нежелательной беременности, кончали жизнь самоубийством. По словам Мориса Хиндуса, который в момент вступления в силу нового законодательства был в Тифлисе, из книжных магазинов и киосков неожиданно исчезла литература о контроле за рождаемостью. На яростные нападки Луиса Фишера на новый закон в разговоре с наркомом здравоохранения Г.Н. Каминским последний ответил просто: «Хозяин говорит, что нам нужно больше детей»⁶⁹

Тем временем проект новой Конституции уже нарекли «Конституцией социалистического гуманизма». В подтверждение газеты ссылались на конституционно закрепленные права на труд, отдых, образование, медицинское обслуживание, пенсионное обеспечение по старости, а также равенство полов. Подчеркивалось, что в отличие от фашистских государств новая советская Конституция провозглашает равенство всех граждан независимо от расы и национальности. Тем не менее в печати звучали и националистические нотки. «Русская культура», — писала «Правда» в редакционной статье, сыграла громадную роль в развитии многочисленных народов, освобожденных Октябрьской революцией. «И русские рабочие, русские трудящиеся могут лишь гордиться тем, что именно на их долю выпала честь помочь трудящимся других национальностей стать подлинно свободными членами социалистического содружества народов — СССР»⁷⁰.

Эта редакционная статья появилась спустя несколько дней после опубликования критических замечаний Сталина, подписанных также Ждановым и Кировым, по поводу подготовки новых учебников истории. Замечания стали краеугольным камнем сталинской школы национализма в русской историографии. Почти тут же сталинская школа заявила о своем великорусском шовинизме, обрушившись на ответственного редактора «Известий» Бухарина, который якобы непатриотично отозвался о русском народе в статье, напечатанной 21 января 1936 г. и посвященной годовщине смерти Ленина. Бухарин писал о заслугах Ленина как основателя и Сталина как практического строителя нового высокоорганизованного общества смелых, энергичных и замечательно быстро работающих стахановцев — общества, разительно отличающегося от старой России с ее безалаберностью, азиатчиной и всеобщей леностью (обломовщиной — «страна Обломовых»). Спустя несколько дней в редакционной статье «Известий» было сказано, что русский народ — первый среди равных в Советском Союзе, что он связан братскими узами с нерусскими народами СССР, для которых в прошлом само слово «русский» означало жандарма, попа, жадного торговца, ассоциировалось с политикой, результатом которой были голод, болезни, вымирание, упадок национальной культуры⁷¹.