Трагическая история острова Пасхи (СИ)

Кахинали опять хотела рассмеяться, но лишь закашлялась, отплевывая слюну. Аравак поморщился, но не произнес ни слова.

- И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таковых ты, вождь, уничтожишь, а других, слабых, поставишь в беспомощное положение, превратишь в посмешище, объявишь отбросами людского общества. Берись за людей с юношеских, - нет, с детских лет! - сделай из них верных служителей демонов, и мечты твои исполнятся. Власть твоя будет так велика, что люди станут чтить тебя, как раньше чтили одних только богов, - даже больше, чем богов. В камне, в камне будут почитать тебя!..

Старуха, боясь кашля, тонко захихикала. Аравак терпеливо ждал; Кахинали замолчала.

- Ты всё сказала? - спросил он тогда у нее.

- Разве тебе что-нибудь еще не ясно?

- Если будет так, как ты предрекла, во что превратится моя власть, и кем я стану править? Ничтожная власть над ничтожными людьми; ничтожный правитель над ничтожным народом, - таково мое будущее?

Высохшее лицо старухи расцвело от удовольствия; она пригладила пряди волос на своем полуголом черепе и воскликнула:

- Но ты же не откажешься от этого будущего?! Ведь для тебя хуже смерти тихая скромная старость, когда ты будешь всего лишь одним из многих! А твой сын? Ты хочешь власти и для него, - но уж он-то точно сможет править только ничтожным народом, потому что только ничтожный народ подчинится ему. Послушай же меня: отбрось свои сомнения, раз ты не собираешься отступать. Ты сколько угодно можешь обманывать других, но не надо обманывать себя. Ты взялся служить демонам - так и служи им! Честно выполняй условия договора, и награда твоя будет велика.

- Благодарю, Кахинали, - сухо сказал Аравак. - Я получил совет, за которым пришел. Чем мне, все-таки, отблагодарить тебя?

- Молодость! Верни мне молодость, вождь!.. Не можешь? Тогда уходи; других даров мне от тебя не надо, - проскрипела старуха.

***

Вскоре после сбора первого урожая батата наступала счастливая пора, когда можно было решительно ничего не делать. Островитяне охотно предавались блаженной лени, занимаясь лишь самыми необходимыми делами и большую часть времени посвящая неспешным разговорам и приятной дремоте. Умиротворенность и расслабленность охватывали весь остров, - казалось, что и природа отдыхает в эту пору: лениво плескались морские волны у берегов, ветер дул ласково и нежно, как дует мать на личико спящего ребенка, чтобы отогнать от него дурные сны; деревья тихо шелестели листьями, нашептывая колыбельные песни.

В эти дни отдыхали даже великие боги; населяющие остров духи занимались невинными забавами, а души умерших предков с умилением смотрели из загробного мира на земную жизнь. Люди, в свою очередь, старались ничем не тревожить обитателей высших сфер: по всему острову после окончания праздника Первого Урожая запрещалось разжигание костров, дабы не беспокоить богов, духов и умерших предков едким дымом и запахами еды. Возбранялось также ходить в лес, в луга, в горы и приближаться к берегу океана, - то есть посещать все те места, где жизнь высших существ протекала наиболее активно.

Через несколько дней сухомятки и холодной пищи островитяне устраивали пиры, которыми заканчивался следующий великий праздник - Праздник Прародителей. Накануне женщины тщательно убирали жилища и раскрашивали их сочными красками красноватого оттенка. Нехитрая мебель красилась в зеленые или синие цвета, на земляной пол хижин обязательно клались домотканые циновки с полосатым рисунком, а стены завешивались кусками тканей, покрытыми замысловатым орнаментом.

Особое внимание уделялось очагу, который вычищали и выкладывали камнями, если старая кладка пришла в негодность; кроме того, над ним вешали связки душистых трав. Столь же тщательно вычищалась посуда и заменялась, если в этом была необходимость, - все это делалось для того, чтобы предкам не было стыдно за жилища своих потомков.

Праздник Прародителей начинался с почитания младших предков, то есть недавно умерших, отличительной чертой которых являлось состояние полета. Специально для них расширялось дымовое отверстие в крыше, чтобы через него можно было беспрепятственно влететь в жилище, - и ставилось на особых подставках поминальное угощение. В отличие от младших, более древние старшие предки обладали возможностью хождения по земле, и по этой причине таковым отворяли вход в хижину, а угощение ставили прямо на циновки.

Именно открытый дымоход для младших предков и открытый вход для старших, - а не устный призыв - являлись приглашением для прародителей. При устном призыве они могли счесть приглашение неискренним, и, как следствие, отказаться от визита к своим потомкам. Это было бы, конечно, большой бедой для последних, которые лишились бы в таком случае покровительства и защиты своих могучих предков: важность этого праздника заключалась отнюдь не священных премудростях, а в простом почитании собственных высших хранителей.

Стремлением угодить предкам объяснялся и богатый пир, устраиваемый в конце Праздника Прародителей, на котором каждая хозяйка стремилась перещеголять остальных в мастерстве приготовления пищи и в разнообразии кушаний. Учитывая скудное количество продуктов, производимых на острове, женщинам приходилось проявлять чудеса изобретательности, - но тем лучше проявлялось их искусство и тем ценнее были похвалы участников пиршеств.

Мауна по праву считалась в своей деревне непревзойденной мастерицей по приготовлению еды. Она могла из батата приготовить более двадцати вкусных блюд, из курицы и дичи более тридцати блюд, а из трав, водорослей, растений и кореньев - более сорока; кроме того, она умела делать особо любимые женщинами и детьми сладкие кушанья из застывшего сока фруктов и цветочных лепестков.

На Празднике Прародителей Мауна решила показать всё на что способна, и причиной этого были не только желание задобрить предков и честолюбие, но и твердое ее намерение добиться избрания Капуны старостой деревни. Поскольку сам Капуна не отличался качествами, позволившими бы ему стать старостой, его жене приходилось полагаться в основном на себя в таком важном деле; следовательно, укрепление ее авторитета в деревне было необходимо.

Забыв о своем недомогании, связанном с беременностью, Мауна с раннего утра принялась жарить, парить и варить. По ее просьбе Капуна сложил около хижины второй очаг, и Мауна успевала готовить сразу на двух огнях - на том, который в доме, и на том, который на улице. Капуна сбился с ног, выполняя распоряжения жены, подавая ей то одно, то другое, но Мауна не знала усталости: кушанье за кушаньем поспевали у нее, и скоро весь двор около дома был заставлен горшками, мисками и плошками с едой, а были еще яства, разложенные на широких листьях деревьев, похлебки, налитые в кувшины, и густые горячие соусы, булькающие в глубоких деревянных поддонах.

Капуна пришел в отчаяние: ему предстояло отнести все это на общий деревенский стол, да еще позаботиться, чтобы ничего не пролилось, а также чтобы не остыло то, что должно было быть горячим, или не согрелось то, что должно было быть холодным. Мауне и здесь пришлось брать бразды правления в свои руки, - и, следуя ее указаниям, Капуна справился со своей нелегкой задачей.

Успех их совместного предприятия был полным: на пиру Мауна единодушно была признана лучшей хозяйкой деревни, а Капуна вскоре после Праздника Прародителей был без каких-либо осложнений избран старостой. По обычаю, ему следовало теперь отблагодарить односельчан, принести дары богам, а после явиться в Священный поселок к вождю Араваку для представления.

- Что и говорить, мужчины умны, решительны и полны отваги, когда дело касается охоты, рыбной ловли или иных чисто мужских занятий, - говорила Мауна, посадив Капуну рядом с собой на циновку и держа его за руку. - Но вы ничего не смыслите в жизни, не разбираетесь в самых простых вещах и постоянно делаете глупейшие ошибки. Вот скажи мне, к примеру, какой злой демон надоумил тебя вчера устраивать пирушку по поводу твоего избрания старостой? А?..