На "Дейчланде" через Атлантический океан

"Ну вот и настала решающая минута", – подумал я и отдал приказание:

– Готовься к погружению! Глубина 18 метров.

Одновременно мы взяли курс на юг. Спустя полчаса мы всплыли, чтобы еще раз и точнее сориентироваться. Едва я успел оглядеться, как тут же отдал приказание к немедленному погружению, во избежание угрожавшей нам опасности. Американский бронированный крейсер, неся охранную службу, шел быстрым ходом на 200-метровом расстоянии от нас.

По-видимому, крейсер заметил сигнал ракетой и шел для охраны морской границы. Судя по утверждениям газет, его якобы командировали в Чизапикский залив для совместных упражнений с гидроаэропланами, но я скорее склонен думать, что он был послан сюда для охраны границы при нашем выходе.

Между тем мы быстро погрузились и всплыли только тогда, когда затих шум винтов американца. Мы знали, что наступает самый опасный момент всего нашего плавания, и приготовились для прорыва. Нам было заранее известно, что рыболовные суда выставили для нашей поимки сети непосредственно за трехмильной полосой. Видимо, это были сети с минами или с плавучими буйками, которые мы бы потянули за собой, выдав тем самым себя.

Но все шло гладко. Пока английские крейсера- ходили взад и вперед, играя своими прожекторами во всех направлених, они не подозревали, что близко от них некий перископ прорезывал линию поверхности воды и что непосредственно под этим перископом находилась "Дейчланд". После нескольких часов неслыханного напряжения я дал приказание: "Всплывать".

Мы прошли охранную цепь. Балластные цистерны продуты и наполнены воздухом. Мы над водой, моторы Дизеля снова работают. Быстрым ходом лодка идет вперед, на простор океана, между тем как на северо-западе английские крейсера ищут нас, выбрасывая из своих прожекторов целые снопы лучей, бесполезно скользящих над водой по всем направлениям.

Домой

Никогда еще "Дейчланд" не рассекала волны таким ходом, как ранним утром 3-го августа. Два пенящихся буруна катились за ней неотступно. Машины работали прекрасно, сгорание функционировало идеально, и в трубах, выводящих отработанные газы, не показывалось ни малейшего облачка. Даже Кислинг сиял от удовольствия.

Когда взошло солнце, берег уже давно исчез в сером тумане. Нигде никакого судна. Мы идем в надводном положении и предоставляем машинам работать на полный ход.

Сколько мы обязаны этим машинам! После долгого и тяжелого перехода в Балтимору они были в полной исправности; и мы могли тотчас же выйти обратно, без малейшей починки, несмотря на то, что они работали при таких необычных обстоятельствах, как невероятная жара Гольфстрима, давшая такое испытание, какое конструкторы лодки никоим образом не могли принять в расчет. Можно смело утверждать, что никогда еще не было случая испытать работу моторов Дизеля при температуре в 53° С. То обстоятельство, что наши моторы при этом ни разу не дали отказа и в них не было каких-либо неисправностей, может служить красноречивым доказательством того,как превосходно выполнили свою работу конструкторы и верфь.

Таким образом мы шли, и вскоре нас окружила душная и влажная атмосфера Гольфстрима, со всеми его неприятностями: воздухом, насыщенным электричеством, сильным волнением, закрытыми люками и жарой внутри лодки.

Однако все тяготы переносились стойко. "Опасный район" был позади, мы шли домой. Когда приближались к границе Гольфстрима, уменьшилось и волнение. На следующий день к вечеру мы могли даже на палубе открыть люки. Но едва мы успели обрадоваться проникшему внутрь, свежему воздуху, благодаря которому пребывание там сделалось более сносным, как пришлось отдать приказание: "Люки закрыть! К погружению".

На горизонте показался какой-то пароход, быстро приближавшийся и державший курс прямо на нас так, что избежать встречи с ним в надводном положении мы не могли.

Через час мы всплыли, когда уже наступила ночь, и нам пришлось стать свидетелями фантастического чуда природы, необычайно грандиозной иллюминации.

Во время нашего погружения море было совершенно темное, но когда мы всплыли, то очутились в море огня. Вода сияла так ярко, что ничего подобного я никогда раньше не видел. Еще под водой, приблизительно в 4 метрах от поверхности, казалось, что мы находимся в ярком огненном составе. Перед самым появлением рубки над водой я взглянул назад, вся лодка казалась темной массой, скользящей в пылающей стихии. За винтами тянулся огненный водоворот, и все движения вызывали сильное фосфорическое сияние с целыми каскадами искр и огненных лучей. Воздух освежался ветерком, разбрасывавшим взбудораженную воду светящимися брызгами и целым дождем искр над палубой. Куда ни посмотришь, всюду сияние встревоженных волн, в которых наша лодка оставляла огненный след.

Все свободные от вахты вышли на палубу и, не отрываясь, смотрели на это сказочное зрелище.

– Оно похоже на огонь, а трубка все-таки гаснет,-проговорил боцман Хумке, после того, как волна заставила его в третий раз набить и зажечь трубку и в конце концов спрятать ее в карман. Через полчаса вахтенный и дозорный остались в рубке одни.

По выходе из Гольфстрима несколько дней дул сильный NW и волнение было солидное, пока однажды не настал чудесный вечер. Первый штурман Краполь стоял в рубке на вахте вместе с боцманом Хумке. Беспрерывно следили они за горизонтом/ где темнеющее небо как бы сливалось с морем.

– Впереди свет, – неожиданно проговорил Хумке.

– Эту звезду я уже давно вижу, – отвечает Краполь, опуская бинокль.

– Не знаю, но вряд ли это звезда, господин Краполь.

Оба докладывают об этом мне. Я поднимаюсь в рубку, беру бинокль и говорю:

– Хумке, на этот раз вы ошиблись.

Дело в том, что этот слабый свет, стоявший так высоко над горизонтом, не мог быть стеньговым фонарем парохода, в особенности на том расстояпии, на котором мы его видели.

Но боцман упрямился.

– Господин капитан, это не звезда!

Я протянул ему бинокль, но он сейчас же отставил его со словами:

– Разве можно этим что-либо увидеть?

Сощурив глаза, он снова зорко посмотрел и уверенно проговорил:

– И все- таки это свет, а не звезда.

Мы снова взялись за бинокли и в конце концов действительно увидели красный огонек, появившийся рядом с белым. Это был пароход, шедший навстречу нам.

Вначале я принял его за небольшой пароход, основываясь на том, что левый красный фонарь казался незначительно ниже белого света. Но немного погодя стало уже видно, как красный огонь отделялся от белого и как быстро увеличивалось между ними расстояние. Пароход приближался к нам быстрым ходом.

Раздумывая над этим и мысленно видя перед собой быстроходный миноносец, я заметил на сравнительно большом расстоянии от первых двух огней белый движущийся свет, имевший вид слабо освещенной волны. Надо полагать, что этот последний находился в зависимости от первых двух, так как приближались они все одинаково быстро. Действительно, прошло немного времени и в бинокль можно было различить исполинский контур, большого океанского парохода с его мощной надстройкой. Белый свет оказался освещенной волной за кормой, причем благодаря громадным размерам парохода, он был виден лишь на большом расстоянии от самого судна.

Мы напрягали зрение еще несколько секунд, разглядев при этом 4 высоких трубы. Я понял, что перед нами пароход компании Кунард, мчавшийся с потушенными огнями и имея зажженными лишь стеньговые и ходовые фонари.

Как призрак неслось это громадное черное судно среди мрака ночи. Не надо быть романтиком, чтобы невольно не подумать о встрече с "Летучим голландцем". Хумке выразил свое впечатление словами:.

– Ну и молодчина же.

Следуя полным ходом и переложив руль вправо, мы уступаем дорогу этому гордому великану. Весь свободный от вахты экипаж вышел полюбоваться этим зрелищем.

Несмотря на самое тщательное наблюдение, в последующие дни ничего не попадалось в наше поле зрения. Благодаря прекрасной погоде наше возвращение домой походило на спокойный рейс торгового судна, нежели переход в ту сторону.