Первый гром и первая любовь

- Ухват, он здоровше за крюк, - поясняла Ганка, - его сроду не переломишь!

На столе горела поставленная в кружечку свеча, огарок они тоже нашли в печном закутке.

В доме, накалившемся за день, нагретом еще и печью, было невыносимо жарко и душно, но Дина крепко-накрепко закрыла окна.

Ганка на секунду прижалась к Дине и, боязливо оглянувшись, посмотрела в темь за стеклами. Ей казалось, что кто-то враждебный наблюдает за ними из сада и ему известны все их хитрости. Они закрыли и вторую дверь, которая вела из сеней в дом, приставили к ней скамейку.

Стали собираться ко сну. Дина кой-как прошлась влажной тряпкой по полу, запыхалась и отбросила тряпку в угол; затем вытащила из кучи сваленных в углу вещей тюфяки, настелила их на пол, побросала подушки.

- Ну, ложитесь, - сказала Дина.

Полусонные дети, разморенные и тоже уставшие, улеглись на тюфяки и мгновенно уснули.

Только Дина с Ганкой еще стояли посреди хаты, боязливо поглядывая в черноту незанавешенных окон. "Завтра обязательно достану все белье и занавески тоже", - подумала Дина.

Она обвела глазами детей. Малыши - Оксана и Олеся - спали, блаженно раскинувшись. Пылыпок тяжело дышал, видно, ему было душно, разметалась рыженькая Лена, задрала свой веснушчатый нос, далеко откинула ногу, точно в беге.

Братики - Юрко, Санько, Тимка и Грыцько - улеглись рядом. Юрко молча глядел на Дину блестящими глазами.

- Спи, спи! - сказала ему Дина. - А это что такое?

Санько почему-то сполз с тюфяка и спал на голом полу... Голова мальчика была втянута в плечи.

Дина еще днем заметила его привычку вот так втягивать голову между острых худых плеч. Но почему? Чего он боится? Дина перетащила мальчика на тюфяк, подложила ему под голову подушку и, сама еще не понимая почему, строго посмотрела на старшего, Юрко. Но тот уже спал или притворился спящим.

Ганка следила за каждым движением Дины широко раскрытыми глазами.

- А ты, Гануся, почему не спишь?

- Я с тобой... рядом, - девочка указала на два матраца с краю.

- Хорошо, ложись, я сейчас...

Дина хотела дунуть на свечу, но тут поднялась Надийка, тихая, угловатая девочка. Она побрела, как лунатик, натыкаясь на стол и лавки.

- Ты куда? - удивилась Дина.

- До ветру...

Дина растерялась, выходить в сени она боялась, а в доме ничего не было для этого случая. Снова выручила Ганка.

- Ось, ось поганое ведро...

Теперь и Ганка с наслаждением растянулась на постели.

- Мягко как, - она погладила шершавую поверхность тюфяка, уткнувшись головой в подушку. Видно, даже это ложе представлялось ей роскошным. Дина задула наконец свечу, сбросила платье и улеглась рядом с Ганкой. Тотчас маленькая горячая рука коснулась ее плеча.

- Ты чего, Гануся, - прошептала Дина, тоже невольно придвигаясь к девочке.

- А не подпалят нас? - прошептала Ганка.

- Ну что ты, - неуверенно ответила Дина, - спи спокойно...

- И не покрадут наши харчи?

Несмотря на усталость, они долго не могли уснуть.

НАХОДКА

В то лето даже росы скупо орошали землю мелким бисером, который мгновенно испарялся.

Только запасливая росянка недолго сохраняла в своем граммофончике свежую каплю влаги.

Засуха бродила по селам и полям Украины. Обожженные ее дыханием, зеленые гаи уронили в середине лета буйную листву. Люди мечтали о дожде. Были уже съедены все тайно припасенные крохи, собрана каждая зеленая травинка.

Оставалось ждать чуда или смерти, смиренно ждать.

Лишь один человек не желал предаваться терпеливому ожиданию. То был начальник политотдела Кухарский. Он принадлежал к той славной плеяде партийных работников, которые в тридцатые годы с удивительной настойчивостью и гибкостью осваивали различные отрасли народного хозяйства, куда, по выражению тех лет, их "бросала" партия.

Сын мелкого ремесленника в пограничном с Польшей городке, Кухарский имел весьма смутное представление о сельском хозяйстве.

Конь и сабля, да высокий красноармейский шлем со звездой, вот с чем он сроднился в годы гражданской войны! Из армии его мобилизовали сначала "на уголь", потом "на хлопок", а вот теперь "на село".

Четыре класса земской школы в то время считалось приличным образованием. Остальные науки молодому большевику приходилось осваивать самостоятельно. Кухарский уже ознакомился с геологией и минералогией, потом с техническими культурами, теперь приступил к изучению агрономии и земледелия.

Прежде чем отправиться по новому назначению, в политотдел МТС, он подобрал себе библиотечку. Вместе с шеститомником В.И.Ленина, учебником политграмоты Ингулова, историей партии Ем.Ярославского он положил в чемодан целую кипу книг по агрономии, культурному земледелию, садоводству, огородничеству, справочники трактористов. Но то, с чем он столкнулся в селе, выходило за рамки учебного материала.

Долгая, изнурительная засуха. Что нужно делать в таком случае? Надеяться на дождь?

Кухарский не мог мириться с таким решением. Свое назначение он видел в том, чтобы бороться!

Начальник политотдела пошел по селам. Пылился под окнами "газик", изредка позванивал телефон на стене, а он шагал под палящим солнцем, по мягкой и горячей пыли из села в село, искал стариков, которые помогут ему советом. Должны же старые хлеборобы, повидавшие за долгую жизнь и суховеи, и потопы, и морозы, должны они знать, как надо помочь горю. Но многих стариков уже прибрала смерть, иные не слезали с печи.

И только в колхозе "Красный маяк" нашел Кухарский старого бандуриста, который сказал так:

- Бывали, сынку, засухи в наших краях. Шо люди робыли? Молебны правили, крестным ходом в поле выходили, а еще землю-матушку мотыжили.

- Мотыжили? - удивился Кухарский, - но ведь она и так вся высохла.

- Э, сынок! Корням продух нужен, душно корню. Об себе скажу: выйду я в поле, солнце печет, пить охота, а как ветерок подул, враз легче стало... Вот так и хлебушек, и всякая городина, и кукуруза, и ячмень, дыхнуть они хочут. Глянь на кукурузу: от засухи в ствол она пошла, будяками ее заглушило, она и метелку не выкинет... А ты ее промотыжь, прополи, так не один початок пойдет... Вы же одно долдоните - дощу треба. Будет и дощ, да не враз.

- Спасибо тебе, отец! - воскликнул Кухарский, - спасибо за добрый совет!

Ночью, перелистывая учебники, он наткнулся на фразу - "рыхление - это сухая поливка". Ясно, не сидеть в ожидании, а выйти навстречу засухе и дать ей бой! На коротком совещании со специалистами МТС было решено разработать во всех колхозах график ухода за посевами и неукоснительно его выполнить.

Правда, предложение Кухарского встретили с холодком, трудно было возлагать большие надежды на то, что оно себя оправдает.

- Это вопрос технический, - заметил директор МТС Сидоренко, - да и не новый, всегда пропалывали посевы, рыхлили, только... - он не закончил, пожав плечом.

- Нет, товарищ Сидоренко, - возразил Кухарский, - соблюдение графика по уходу - вопрос не только технический, но и политический. Люди отчаялись, потеряли веру... Очень важно указать им цель, занять делом. Это подымет моральный дух колхозников!

Он был прав. Люди отчаялись. Как всегда в тяжкую для народа годину, появилось множество провидцев и кликуш. Они проклинали Советскую власть, колхозы, безбожников, возвещали всеобщий мор и скорый конец света. Горькое семя их прорастало отчаянием и тоской. Колхозники пали духом.

Но вот каждый день бригадиры начали обходить хаты, стучали в окна, скликая народ на работу. И может быть, этот стук в окошко, эта обязанность встать и идти многим в ту пору сохранили жизнь.

...Один только дом в селе не знал забот о пропитании. Ясли, обособленный мирок со своими хлопотами и маленькими заботами. Колхозницы, в первые дни интересовавшиеся порядками в яслях, убедились, что дети сыты, а большего в то время и не требовалось. Только Ангелина не забывала Дину и малышей, помогала чем могла. Ножницами Ангелины Дина неумело подстригла ребят, оставив на головах маленькие щетинистые лесенки. Жалко было отрезать льняные Ганкины волосы, они красиво спадали на худенькие плечики, но девочка, мотнув головой, сказала: