Тавриз туманный

- Как ты вышел из дому в такой поздний час, Асад! - спросил я его с упреком.

- У меня есть пропуск. Кого же и чего мне бояться? Жизнь моя ведь не дороже жизни сестры!

- А кто тебе сказал о болезни Нины?

- Гасан-ага. Он не мог оставить дом. А мне за свой дом беспокоиться нечего, там, кроме старушки-матери, никого нет.

- А что в корзине? - спросила Нина.

- Виноград, зимние персики, айва и еще арбуз. Это твоя доля. Я все боялся, что со мной что-нибудь случится и я не сумею принести. А мать говорит: "Нина-ханум больна, фрукты утоляют жажду: возьми, пусть отведает".

Никогда не видел я Нину такой счастливой и ласковой, как в эту ночь.

- Спасибо, братец! - сказала она и, подозвав Тутунчи-оглы, поцеловала его в щеку. - Я всей душой сроднилась с вами и никогда не покину вас.

Когда мы кончили ужинать, было два часа ночи. Если бы даже можно было оставить Нину одну, мы все равно не могли уйти домой, так как было опасно.

- Сегодня я не выпущу вас отсюда, и сама не лягу, - сказала Нина.

- Ну, раз мы вынуждены оставаться здесь, то надо найти занимательную тему для разговора, чтобы время прошло незаметно, - предложил я присутствующим - Согласны?

- Пусть Мешади-Кязим-ага расскажет что-нибудь из своей жизни, из своей революционной деятельности, - предложила Нина.

Мешади-Кязим-ага заерзал на стуле.

- Сестра моя, что я могу рассказать о себе? Правда, я революционер, но ведь я же купец. А коммерческие разговоры будут не интересны присутствующим. Хотя наш Абульгасан-бек великолепно знает все коммерческие уловки и несколько раз помог мне ловко обставить американцев; на этом мы с ним кое-что заработали, и революции от этого перепала небольшая толика. Тем не менее надо мной станут смеяться. Нина-ханум, голубушка, прошу вас, не настаивайте.

- Да, но разве вы не можете рассказать о революции? - не отставала Нина.

- Почему это не могу? Разве я не принимал в ней участия?

- Вот об этом я и прошу. Я хочу знать, какое участие принимали вы в революции. Что может быть интереснее этого? Рассказывайте же! Как же вы участвовали в ней?

- Ну, так... - Мешади-Кязим-ага остановился и, смущенно потирая руки, стал оглядывать нас.

Я великолепно понимал его. Нина затронула самый щекотливый для него вопрос. Ей хотелось понять, как и с какой целью пришел к революции коммерсант, а Мешади-Кязим-ага не желал раскрывать этого, обнаруживать свое подлинное лицо.

- Как это - "ну так"? - спросила Нина.

- Ну, очень просто, так вот. Ну, я революционер...

- Принимали ли вы участие в революции? Будете ли принимать в дальнейшем?

- И будем и не будем, а как же?

Мы рассмеялись над уклончивостью ответов Мешади-Кязим-аги. Но как он ни старался уклониться, Нина вынудила его начать рассказ.

- Я прошу, чтобы вы рассказали, как и почему вы приняли участие в революционном движении

- Участвовали и будем участвовать. Да и как было не участвовать? Участвовали. Но говорю не за глаза, а в лицо Абульгасан-беку. Раз даже, переодевшись, я отправился в окопы. Забрал с собой винтовку и все прочее, когда же товарищ метнул бомбу, я растерялся, но превозмог себя и остался. Потом товарищ сам предложил мне отправиться домой, дескать, придут гости, надо приготовиться к встрече. Я и ушел. Все же аллах свидетель, что за революцию я готов отдать и жизнь и состояние и буду счастлив, если революционеры согласятся принять мой скромный дар.

Мешади-Кязим умолк, думая, что Нина довольствуется этим.

- Вы оказали революции немалые услуги, - сказал я. - Вы купец-революционер и не похожи на других. Когда революция нуждалась в средствах, вы не жалели своих денег. И даже, когда к вам не обращались, вы предлагали свою помощь. Другие же поступили совсем не так. Люди, бывшие в стократ богаче вас, предпочитали переходить в лагерь контрреволюции, лишь бы не дать революции пяти копеек. Все это мы знаем, и это - большая заслуга, но этим не исчерпывается ваша революционная деятельность. Есть же причина, влекущая вас в ряды революционеров. Об этой-то причине и спрашивает Нина

Невестки Мешади-Кязим-аги, Санубэр и Тохве, став одна справа от него, а другая слева, также стали настаивать, чтобы он ответил на вопрос Нины.

Видя, что большинство ждет его объяснений, Мешади-Кязим-ага повернулся ко мне.

- Как прикажете, продолжать или нет? Будет ли уместно?

- Очень даже. Раз вы включились в революцию, почему не рассказать о ваших мотивах? Все равно Нина не отстанет от вас.

Мешади-Кязим-ага приготовился говорить. Вопрос этот интересовал меня, пожалуй, не меньше Нины Ответ нашего друга дал бы возможность провести параллель между русскими и иранскими капиталистами. Без сомнения, в психологии царских капиталистов, бывших господами положения, и капиталистов Тавриза, находившихся в колониальной зависимости, разница существовала.

Была и другая причина моего интереса к ответу Меша-ди-Кязим-аги: желание изучить политическую физиономию человека, которого мы знали давно и средства которого тратили сотнями тысяч, желание узнать, с кем мы имеем дело.

- Нина-ханум! - начал Мешади-Кязим-ага. - Вы спрашиваете меня, с какой целью служу я революции. Должен заметить, что вопрос этот относится не только ко мне, но и ко всем иранским купцам, сочувствующим революционному движению. В Иране существует особенность, заставляющая всех коммерсантов бороться как против правительства царя, так и против правительства шаха. Тем не менее на ваш вопрос я отвечу не от имени всего купечества Ирана, а лично от своего. Возможно, что другие глубже подходят к вопросу и мыслят иначе. Иранские купцы, и я в их числе, люди необразованные, люди, как принято называть - восточные, азиаты, но в торговых и вообще экономических делах мы разбираемся лучше любого англичанина или русского. И несмотря на это, ни я, ни другие иранские купцы не в силах бороться с русскими и английскими купцами, мы бессильны против них. Отсутствие у местного правительства самостоятельной экономической политики, политическая и экономическая зависимость от иностранцев привели к тому, что каждый местный источник доходов находится в руках иностранных концессионеров. Лондон и Петербург великолепные, цивилизованные города. Английские и русские деревни много лучше наших. Каждый бы желал жить там. Тем не менее культурные англичане и русские предпочитают наши грязные деревушки с их глиняными домишками, наши узкие, кривые, извилистые улочки и тупички. Иностранных капиталистов влечет к нам не древняя культура нашей страны и не то, что она родина величайших поэтов Хафиза, Саади, Хайяма и других. С севера и с юга ринулись русские и английские капиталисты на Иран, чтобы захватить его естественные богатства, стать хозяевами его экономических ресурсов. Они поделили между собой Иран и пожирают его, а иранские купцы, иранские капиталисты вынуждены стоять, скрестив руки, и смотреть со стороны на этот грабеж. Каждая медная денежка, выходящая из сундука крестьян, мелких торговцев, кустарей и ремесленников и поступающая в иностранные карманы, выужена из карманов иранских купцов, иранских капиталистов. Всякий знает, что мы, иранское купечество, иранские капиталисты, лучше и легче, чем русские, английские и германские предприниматели могли бы использовать экономические ресурсы Ирана. Но делать это мы не можем, потому что нам мешают, нас не допускают к делу. Нашему прогрессу и расцвету мешают не только иностранцы но и наш собственный образ правления, и правители, на каждом шагу готовые продать наши интересы потому, что наше гнилое правительство этим и живет Иранские шахи, желающие сохранить в Иране отживший феодальный строй и свою деспотическую власть, ради собственного спасения распродают страну иностранцам. Наши падишахи могут существовать, только опираясь на иностранцев, ибо внутри государства они не пользуются никакой популярностью Мы не можем создать в Иране ни фабрик, ни заводов, ни других промышленных предприятий. На это имеются две причины. Договоры и соглашения, заключенные нашим правительством, не дают этому возможности. За что бы мы ни взялись, тотчас же какой-нибудь русский или германский предприниматель достает свои концессионные договоры и приостанавливает нашу работу. Мы построили сахарный завод, пришлось прикрыть. Хотели создать фабрику фарфоровой и фаянсовой посуды - не разрешили. Короче, при каждой попытке начать какое-нибудь крупное дело, мы убеждались, что все находится в руках концессионеров. Каждая отрасль промышленности продана по какому-либо договору. Это одна причина. Что касается второй, то она состоит в том, что местные правители чинят нам на каждом шагу препятствия. В нашей стране нет твердого правопорядка. Наши законы основаны на произволе шахов, визирей-грабителей и местных правителей. Вот почему иранский купец, иранский капиталист не может пустить в оборот имеющийся в его руках капитал. Шах и его чиновники ищут наличных денег, чтобы роскошнее устроить свою жизнь дармоедов и паразитов. И мы вынуждены отдавать местным чиновникам и правителям последние копейки, вырванные ценой тысячи уловок из лап иностранных капиталистов. Все это вместе взятое и заставило нас сплотиться вокруг революции. Мы должны и будем бороться до тех пор, пока не будет создан соответствующий образ правления. Нам нужен строй, способный обеспечить нам экономическую независимость. И если мы не добьемся создания такого образа правления сейчас, мы поднимем второе и третье восстание. Нам нужно свое правительство, своя собственная, независимая экономическая политика. Вот причина моего сочувствия революции, вот почему я помогаю ей добиться победы.