Богдан Хмельницкий

силу, когда им пренебрегают, и внушает к себе веру, когда за него гневаются»2).

Давняя подозрительность шляхетства к св.оим королям, которым всегда готовы

были приписывать замыслы ограничить шляхетскую свободу и ввести в Польше

самодержавие, обратилась на недавно избранного короля. Ему приписывали тоже,—в

чем упрекали его покойного брата,—намерение утвердить королевское самовластие

при помощи Козаков. Тогда иные политиканы толковали: всяк может признать, что

война эта была с королевского позволения: король чуть не попал в руки татар, и они,

вытребовавши от него условия, вредные для Речи-Посполитой, отпустили его. Всем

ведомо, что татары люди ладные, не то что короля, и обыкновенного шляхтича

стараются взять в неволю, и видя стесненное положение своего врага тем сильнее

нападают, а взять короля в плен они бы для славы своей всячески домогались. Если бы

эту войну козаки не вели против нас с королевского дозволения—иначе бы дело

кончилось 3).

Ненависть к Оссолинскому не кончилась пасквилями и сатирическими

стихотворениями. В ноябре 1649 г. был собран чрезвычайный сейм с целью утвердить

Зборовский договор, назначить задержанную уплату жалованья войску и принять меры

к увеличению регулярного войска в Польше. Когда еще собирались предварительные

сеймики для выбора послов, Хмельницкий писал к Киселю и уполномочивал его

держать на предстоящем сейме сторону русского народа. «Нижайше просим вашу

милость,—писал он,—стараться, чтоб на этом сейме утверждены были наши права и

вольности, успокоена наша вера и уничтожена уния, возвращено было домам Божиим

все, что предки наши на них пожертвовали и каждый пользовался бы своими

вольностями и более не было бы в отечестве раздоровъ» 4). На этом сейме чуть было не

возродилась старинная рознь между шляхетством польской Короны и шляхет-

*) Histor. belli cosac. polon., 112.

-) Annal. Polon. Сииш., I, 166—169.

3)

А. Ю. л 3. P., III, 402.

4)

Ojczyste spom., 2, 121.

333

ствол Великого Княжества Литовского. Послы из литовских поветов говорили на

сейме: «причина войны идет от коронных панов сенаторов и урядовых особ, а мы,

литовцы, не подавали козакам никакого повода к возмущению: пусть же одни коронные

несут на себе все издержки н убытки». Послы из белорусского края изъявляли на сейме

опасение, что из королевских и шляхетских маетностей хлопы станут уходить в

Украину и вписываться в козаки, и вместо дозволенного Зборовским договором числа

Козаков 40.000, будет их тысяч сто или более, и с ними без войны нельзя будет

обойтись. Вспыхивала, кроме того, еще более древняя рознь между знатным панством,

так называемыми можиовладцамн, и мелким шляхетством. Представители последнего

на сейме подавали мнение, что следует обложить поборами маетности светских и

духовных сенаторов по количеству дымов, истребовавши от владельцев сведения под

присягою: сколько у них дымов; и сверх того надобно наложить поголовное на иудеев.

Сенаторы воспротивились: подымный побор был бы для них тяжел, и казался более

легким побор с волоков ‘) земли, так как у них в маетностях приходилось но меньшей

мере человек по восьми хлопов на один волок, тогда как у шляхетства в маетностях

было на одном волоке по человеку, а иногда на четыре или на пять волоков один

человек. За иудеев заступались знатные паны, потому что иудеи были у них в

маетностях арендаторами п корчмарями 2). Тогда паны Речи-Посполитой обратили всю

злость на виновника своего унижения. Обвинители подали на сейм краткий очерк

действий канцлера. «Вся последняя междоусобная война есть плод правления

Оссолннского, гласило это сочинение. — Овладев умом жадного к славе и власти

короля Владислава, он затеял войну с Турциею, и когда представители Речи-

Посполитой не одобрили его замыслов, вздумал начать ее с помощью Козаков и

уговорил короля раздать им приданое королевы: с этими-то деньгами козакп н

поднялись 3). Он раздражил всех наших соседей: Турцию оскорбительными письмами,

шведского короля—непризнанием титула, московского царя— разными выходками и);

наконец, он с Владиславом замышлял сделать в государстве переворот и употребить

Козаков орудием к уничтожению шляхетской нации 5). Он один не советовал собирать

посполитого рушенья, и во время похода не велел посылать подъездов для того, чтоб

мы не знали о неприятеле; а когда привел короля в беду, то предложил мириться с

ханом, и с первого раза согласился на все, чтб предложили хан и Хмельницкий» 6).

«Легко понять,—говорили на сейме,—чего заслуживает тот, кто короля нашего послал

безоружным против врагов, как на бойню; кто довел его до такого унижения, что он,

отдав булаву Забускому и объявивъ

') Волок в Великом Княжестве Литовском заключал до 20 нынешних десятин.

") Анты Южн. и Запади. Росс., III, 399—400.

3)

Pam. о Копиеср., 420.

4) Annal. Polon. Clim., I, 166.—Hist. Jan. Kaz., I, 98.—Pam. do pan. Zygm. III, Wlad. IV

i Jan. Kaz., II, 110.

5)

, Histor. belli cosac. polon., 176.

6)

Pam. о Koniecpols., 424—426.—Annal. Polon. Clim., I, 167.

334

Хмельницкого изменником, снова переменил свое постановление; кто прежде не

хотел давать татарам жалованья, а потом обязался платить постыдную дань; кто

наложил вечное ярмо на жителей воеводств: киевского, черниговского и брацлавского и

довел Речь-Посполитую до заключения такого унизительного договора, о каком наши

деды и не слыхивали!» ').

Часть этих обвинений была справедлива. Канцлер удержался на месте, потому что

на его стороне были король, придворные и множество клиентов. Но эти обвинения

были для него последним ударом. Оссолинский не прожил года после этого тяжелого

сейма.

Поражая всеобщим поношением Оссолинского, паны в то же время величали врагов

его. Соперник его, Иеремия Вишневецкий, встречен был в Варшаве с такими

почестями, какими пользовались в Варшаве только короли.

2-го декабря он с царским великолепием въехал в Варшаву, перед ним ехало сто

слуг его на аргамаках, около него шла пехота в числе двухсот человек с мушкетами;

всей челяди, пахолков ИИ гайдуков прибыло с ним до пятисот. До самой столицы его

путешествие было триумфальным шествием 2). Толпа народа всякого звания ожидала

его за городом; рукоплескания, восклицания оглашали воздух: «вот он,—кричал народ,

—поборник правоверия, единственная защита нашей свободы!» Из уст в уста

переносились свежие рассказы о его геройских подвигах под Збаражем; духовенство

всенародно оказывало ему знаки признательности от имени церкви 3), а послы, в

вознаграждение за труды, постановили отдать ему в наследственное владение страну,

омываемую Городом, и приписать к Збаражу 4). Королю, придворным и Оссолинскому

не нравилось это предпочтение, оказываемое воинственному князю; но, сильный

любовью шляхетства, Иеремия только радовался бессилию злобы нелюбивших его и

громко произносил сочиненное им латинское двустишие: Hoc erat vetus Ossolinseiorum

opus corrumpere semper reipublicae corpus (фамилия Оссолинских издавна действует ко

вреду Речи-Посполитой) 5). «Во всей Речи-Посполитой (сообщал московский гонец,

бывший тогда в Польше) от мала до велика только о том и речи, что Оссолинский

изменник и все желали, чтоб он был убит. Канцлер не съезжал со двора своего,

страшась расправы над собою 6). Бго положение было критическим, особенно в те дни,

когда шляхта выходила из себя, чтоб оказать уважение к его сопернику, Иеремии

Вишневецкому. Когда, по прибытии последнего в Варшаву, явилась к нему толпа

обожавшей его шляхты, он говорил ей, что желал быть коронным гетманом, чтоб