Богдан Хмельницкий

2)

Histor. Jan. Kaz., I, 198.

3)

Grabowski. Ojczyste Spominki, II, 122—127.

4)

Рукоп. И. П. Библ. Akty Histor. od 1648 do 1680.

342

казнил до двадцати человек Козаков за убийство х) шляхтича Голуба, совершенное

незадолго перед тем. Когда воевода подал ему свой креденциальный лист, то-есть

уверительную гранату в том, что он действительно назначен коммиссаром,

Хмельницкий поцеловал подпись королевскую и, от умиления, заплакал.

«О, как милостив король!—восклицал Хмельницкий. — 0, еслиб мы могли

возблагодарить ему, благодетелю нашему!»

С удовольствием смотрели коммиссары на чувствительного козацкого вождя.

Началась попойка, пиры, праздники; гетман, казалось, выбивался из сил, чтоб угодить

гостям. Все носило вид искреннего согласия. С обеих сторон сыпались уверения в

неразрывной дружбе и вечном мире. Кисель рассказывал, как король любит и уважает

гетмана, величал милосердие своего монарха. Хмельницкий уверял, что ищет случая

доказать свою преданность его величеству, и готов, если нужно, пролить кровь за Речь-

Посполитую. Но гетман протягивал время и, под разными предлогами, долго

отклонялся от требований Киселя поскорее впустить дворянство 2). «Наступает зима,—

говорил Кисель, — каждый хочет согреться на своем пепелище, каждому дом свой мил

после двухлетней, передряги; поверьте, каждый будет вести себя скромно и стараться

привлечь к себе подданных; только ваша милость прикажите, чтоб те, которые не

войдут в козачество, оставались послушными панам, и не смели, под страхом

войскового наказания, собирать шаекъ» 3). Не прежде, как уже получив от короля

универсал от 16-го января 1650 года *), извещавший об окончательном утверждении

сеймом Зборовских статей, Хмельницкий выдал позволение панам вступить в их

украинские имения.

Помещики и шляхтичи посыпали в Украину 5). Прежде прибытия в имения,

владельцы приходили сами или присылали поверенных своих к гетману, давали ему

подарки, как хозяину, и просили покровительства 6). Хмельницкий уверял их, что все

будет хорошо, что они будут жпть счастливо и спокойно, и выдал универсал, которым

приказывал всем невошедшим в реестр повиноваться своим господам, под опасением

смертной казни 7). Всем более или менее хотелось быть вольными, но не все могли ИМИ

быть, потому что не все могли уместиться в ограниченном числе козацкого звания.

Даже те, которые успели записаться в реестр, подвергались затруднениям: живя в

панских селах, они должны были покидать свои дома и перебираться в козацкия

селения 8).

Вместе с этим выдал универсал ко всем жителям Украины и ко-

Н Рукой. И. П. Библ. Akty Histor. od 1648 do 1680.

2) Annal. Polon. Clim., I, 177—Histor. Jan. Kaz., I, 107—108,—Pam. do pan. -Zygm. Ш,

W i. IV i Jan. Kaz., II, 120.—Latop. Jerlicza, 111.

3)

Ojcz.,spom., 125.

4)

Памяти, киевск. коми., II, 3, 1.

5)

Annal. Polon. Clim., I, 177,

6)

Histor. Jan. Kaz., I, 119.

7)

Annal. Polon. Clim., I, 178.—Пам. киевск. коми., II, 3, 62.

8)

Ojcz. spom., 125..

343

роль; он извещал, что, в случае бунтов хлопов против владельцев, коронное войско

вместе с запорожским будет давать отпор как бы пограничному неприятелю *).

Как только разошлись эти универсалы, как только узнали невошедшие в реестр, что

они обязаны будут снова работать панщину, вдруг вспыхнуло всеобщее волнение.

«Как! — кричал народ:—где же обещания гетмана? Разве мы не были козаками?»

Хлопы наотрез отказались служить панам. Большая часть панов едва только

вступила в свои имения, как тотчас же доля;на была спасаться бегством, а многие

заплатили жизнью за попытку управлять удалыми головами. Беглецы стекались в Киев

под защиту воеводы, но жители самовольно не впускали их в средину города;

шляхтичи скитались по предместьям и пригородным селам около Киева, и редкий, при

их бедности и тогдашней дороговизне, мог иметь кусок белого хлеба или воз сена.

Голод день ото дня достигал ужасающих размеров. По свидетельству современника,

мера или маца ржи стоила 45 злотых. Зажиточные покупали хлеб от московских

купцов, -которым царь дозволил вывоз, а бедняки пухли и умирали по дорогам и

улицам, напрасно стараясь травою и листьями поддержать существование. Это

положение усиливало буйство и мятеж s).

Между тем богатые и знатные папы вступили в свои имения с надеждою воротить

прежнее положение дел. Князь Корецкий, как только приехал в свои имения на

Волыни, тотчас велел отыскать между подданными тех удальцов, что во время

всеобщего восстания возбуждали свою братию к мятежу. «Князь, говорит современный

историк, брал пример с Тарквиния, припоминая как он сбивал маковые головки и этим

показывал, что для прочного господства надобно посбивать головы зачинщикам, и

тогда нечего бояться народа, потому что народ сам по себе бездушное тело, если нет

духа, который бы оживлял его и возбуждал к деятельности». Притом же до князя

доходило, что эти самые люди, недовольные исходом восстания, не получившие

свободы, теперь слишком громко роптали и других волновали, йх поймали, заперли в

тюрьму, а потом, по приказанию князя, посадили на кол. «Надобно показать пример

строгости на страх прочимъ», говорил князь Корецкий. Пример этот, действительно, не

остался без последствий и навел страх на весь околоток, особенно на подданных князя.

«Прежния беды рушатся на наши головы: паны уже начинают мстить нам и мучить

нас!—роптали хлопы. Одни бежали, другие же собрались в толпу и волновались, не

зпая что делать. В ту толпу явился православный священник и говорил им:

«Вот награда за все, что мы терпели; вот до чего довела нас потеря нашей крови,

пролитой на то, чтоб добыть свободу и скинуть с себя невыносимое польское ярмо!

Вот образчик панской милости. Вот вам клейноты польской славы—трупы нашей

братии на кольях; не одолели ляхи нашей крепости силою, так одолевают лестию. Это,

братия, значит, свирепство поля-

г) Памяти, киевск. коми., П, 3, 6.

2) Arinal. Polon. Clim., I, 179.—Latop. Jerlicza, 113.

344

ков! Сам Бог теперь открывает нашей простоте глаза, чтоб мы не поверяли панской

злобе своих душ. Много нас паны обижали, много мы пострадали от панского

тиранства, а теперь по доброй воле вложили свои головы в то же ярмо, чуть только

скинули его с шеи. Лисица зверь—и та не пойдет в другой раз в капкан, и птица не

полетит в другой раз на приманку! А человеку на то и разум дан, чтоб он разбирал и от

беды уходил. Кто, братия мои, только захочет пановать, тот на все дурное пойдет, лишь

бы самому усидеть на панстве. Вот они нашего брата хитро засядут, а после скажут, что

это не вероломство, а благоразумие. Такой почет дают паны своим делам. В панских

дворах обман похваляется, и когда нельзя кого одолеть силою, так паны одолевают

обманом и еще тем величаются. Паны не смотрят на то, что праведно: лишь бы им

корыстно было. Давно ли высохла кровь нашего доблестного Павлюка, как после

Кумеек паны заманили его, уверили клятвою, что ему ничего не будет, а потом казнили

в Варшаве на целом своем сейме? Да что давнее вспоминать: посмотрите на ваших

братьев: они еще на кольях,—может быть, еще дышат и призывают вас беречь себя

самих и соделаться слугами божьими на праведное мщение за их муки!»

Эта речь была произнесена с силою и вдохновением, личность и сан оратора

помогали впечатлению. Толпа заволновалась. Ожесточенные хлопы кричали: «оружия!

оружия! бить их, бить всех и больших и малых! Кара им за их злодейства!» Весть

разнеслась по окрестностям, и в разных местах составились партии, соединялись