Солдатами не рождаются (Живые и мертвые, Книга 2)

- Что значит правильно? - переспросил Захаров.

- Правильно мы поступили, товарищ член Военного совета. Так я считаю.

- То есть как правильно?

- А что ж, человек в разведку пошел, "языка" взял, мы сначала за это "Звездочку" обещали, но побоялись, что в армии зажмут, и дали что в нашей власти - "За отвагу". Лучше бы, конечно, "Звездочку", но "За отвагу" медаль тоже хорошая. Так что, я считаю, правильно.

- Опять отклоняешься, - сказал Захаров. - Тебя не про награды спрашивают, а про другое.

- Я считаю, одно с другим связано, - сказал Бережной. - Он за сентябрьские бои одну "За отвагу" получил, за ноябрьские - вторую, теперь - третью. Семь "языков" на его счету. А теперь, значит, после третьей "Отваги", из дивизии по шапке?

- Разрешите задать вопрос полковому комиссару, товарищ член Военного совета, - сказал Бастрюков.

- Задавайте.

- Вас с соответствующим приказом знакомили?

- Знакомили.

- Вам, что ваш боец по национальности немец, когда известно стало?

- А мне это так давно известно, - сказал Бережной, - что я уже и забыл об этом. И считал, что к нему этот приказ уже не относится. Когда человек три "Отваги" получил еще до этого приказа!

- Для точности не три, а две.

- Для точности две. Пойдите попробуйте получите их, эти две "Отваги". Я лично не берусь. Может, вы возьметесь?

- Эй ты, шахтер, попридержи язык! - прикрикнул Захаров на Бережного.

- Меня это мало трогает, товарищ член Военного совета, - спокойно сказал Бастрюков. - Мне суть надо выяснить. А суть, по-моему, ясна. Приказ злостно нарушен. С ведома замполита дивизии.

- Не с ведома, - сорвался Бережной, - а по совету и настоянию, на полную мою ответственность. И не копайте ни под кого другого. Не трудитесь!

- Шахтер! - снова прикрикнул Захаров.

- Извините, товарищ член Военного совета.

- Я доложил все, что мне известно, товарищ член Военного совета. Бастрюков закрыл лежавшую перед ним папку. - Прошу извинить, но не ожидал, что заместитель командира дивизии по политчасти позволит себе проявить в вашем присутствии такую партийную невоспитанность по отношению ко мне. Надеялся, что хотя бы вы пресечете! Разрешите идти? - И поднялся, стремясь подчеркнуть, что он, человек, выполнивший свой долг, уходит, оставляя его наедине с Бережным, у которого, не то что у него, Бастрюкова, наверное, найдется с членом Военного совета общий язык.

Но Захаров не дал ему такой возможности.

- Останьтесь. Мы с вами еще не закончили.

Он повернулся к Бережному и, прежде чем сказать ему то, что собирался, встал. Бережной тоже встал. Вскочил и Бастрюков.

- Чтобы завтра этого немца в дивизии духа не было, - сказал Захаров, глядя в глаза Бережному. - Об исполнении донесете.

- Ясно.

- И если будут новые случаи нарушения, - пеняйте на себя. А в связи с докладом товарища Бастрюкова изложите в рапорте на мое имя, как вы дошли до жизни такой - приказы нарушать. Рассмотрим ваш рапорт на Военном совете. После окончания боев. Сейчас нет времени заниматься вашими художествами. Только этого нам не хватало... Вы свободны, идите, - резко заключил он и покосился на Бастрюкова.

Тот стоял замкнутый, с неподвижным, окаменевшим лицом. Понимал, конечно, что член Военного совета уже наполовину вывел Бережного из-под удара, и притом так, что не подкопаешься. Понимал и молчал, даже бровью не повел, пока Бережной не скрылся за дверью.

Захаров, сам не садясь и не приглашая садиться, подошел к Бастрюкову.

- Все, что заслуживает внимания в вашем докладе, учту. А вам рекомендую с завтрашнего же дня начать бывать в частях, чтобы не выслушивать от замполитов дивизий того, что сегодня слышали.

- Слушаюсь, товарищ член Военного совета, - сказал Бастрюков. - Но только вы сами знаете, как у нас до сих пор с начальником политотдела складывалось. - Сказал это с видом бедного Макара, на которого все шишки валятся. "Везу воз за всех, - говорило его лицо, - не вылезаю из писанины и черной работы и за это еще получаю упреки!" - Кому-то из нас все же надо и здесь быть.

- Кому-то надо, - сказал Захаров. - Но не вам. Если потребуетесь и не найду, доложат, что Бастрюков в войсках, обещаю, что голову с вас за это не снимем. Завтра буду в Сто одиннадцатой, надеюсь встретить вас там. Вопросы ко мне есть?

И, провожая взглядом Бастрюкова, подумал: "Нет, друг дорогой, я с тобой не примирюсь, буду воевать до конца, как с фрицами. И хорошей характеристики, по принципу "гони зайца дальше", тебе не подпишу! Или сам загремлю от твоих подкопов, - а ты под меня уже копаешь, больше чем уверен, - или докажу, кто ты есть. Хотя это не так-то просто, потому что не ты один такой!.."

Когда за Бастрюковым закрылась дверь, Захаров позвонил командующему. Батюк уже вернулся. Захаров накинул на плечи бекешу - идти было недалеко и вышел.

Батюк сидел у себя вдвоем с Серпилиным и пил чай. Несмотря на это мирное занятие, судя по обрывкам фраз, которые, скидывая бекешу, услышал Захаров, разговор шел на полубасах.

- К нашему шалашу, Константин Прокофьевич, - сказал Батюк, увидев входившего Захарова, - чай пьем.

- Ну что ж, если третий не лишний. - Захаров сел к столу.

- Обстановка в целом складывается неплохая. На завтра - посидели с ним - кое-что дополнительно предусмотрели, - кивнул Батюк на Серпилина. Думаю, днем все же соединимся или на фронте Сто одиннадцатой, или на фронте Сто седьмой.

- Видимо, на фронте Сто одиннадцатой, - сказал Серпилин.

- Когда ты вошел, как раз говорили о Сто одиннадцатой, - сказал Батюк. - Хочу этого, понимаешь ли, крестьянского вождя с дивизии все же убрать. Тем более рана у него открылась... Причина законная и необидная. Потом тяжелей снимать будет. Ты не в курсе, я тебе расскажу.

- Я в курсе, - сказал Захаров. - У меня Бережной был, докладывал.

- Уже забегали всеми обходными путями, - ревниво сказал Батюк. Заскулили, зажаловались...

- Почему обходными? С каких пор, если замполит дивизии идет с таким вопросом к члену Военного совета, это обходной путь? - спросил Захаров. Он не давал Батюку наступать себе на ногу, не дал и сейчас.

- Ладно, вернемся к сути дела, - сказал Батюк.

- Вернемся. Кстати, почему ты Кузьмича крестьянским вождем окрестил? Скорей, уж рабоче-крестьянский. В восемнадцатом году в Донбассе первой повстанческой армией командовал...

- Вот именно, - сказал Батюк. - Армией командовал, а до командира дивизии так и не дорос. "Ишь ты", "поди ж ты", "надоть", "мабуть"... Можно подумать, что не с генералом, а со старшиной разговариваешь.

- Вы не совсем правы, Иван Капитонович, - сказал Серпилин. - Я к своей бывшей дивизии, сами понимаете, отношусь ревниво, но командует он ею неплохо - и по результатам скажу, и по настроению, и по телефонным переговорам, в частности с Пикиным. И воюет, надо отдать ему должное, грамотно и, я бы сказал, находчиво, хотя человек своеобразный... Надо к нему привыкнуть.

- А мне времени не отпущено ко всем привыкать. К тебе привык, что ты каждое второе слово поперек, - и на том скажи спасибо. - Батюк усмехнулся.

К Серпилину - это была правда - он действительно привык, даже за последнее время привык не тягать его к себе с докладами, а утром и вечером сам ходил к нему в штаб смотреть обстановку. Привык к целесообразности этого, хотя, если бы месяц назад ему сказали, что он будет делать так, ни за что бы не поверил! Вообще ему повезло - сначала на члена Военного совета, теперь на начальника штаба. Оба были из тех, над которыми не покуражишься. А Батюк, имея дело с такими людьми, незаметно для себя сам делался лучше. Отсутствие сопротивления доводило его до самодурства, а наличие, наоборот, возвращало в рамки здравого смысла, которого он отнюдь не был лишен. Так было и сейчас.

- Хорошо, скажем, не я, а ты решаешь за свою бывшую дивизию, - вдруг обратился он к Серпилину.

- Если я решаю, то до конца операции его не трогаю.