Грани русского раскола

История открытия на итальянском острове Капри школы для революционных пропагандистов из народа хорошо известна в литературе. Однако ряд выявленных архивных документов позволяет взглянуть на это горьковское детище более обстоятельно. Своего рода идеологическим обоснованием сотрудничества народных масс и интеллигенции стала повесть М. Горького «Лето», вышедшая в 1909 году. Сюжет ее таков: интеллигент приезжает в деревню – вести революционную работу; основным его помощником становится раскольничий начетчик, беспоповец Петр Кузин. Именно он собирает подходящих людей из уездной бедноты, очевидно своих единоверцев, среди которых и разворачивается антиправительственная агитация. Кстати, по поводу православия господствующей церкви он замечает, что это вера денежная [1595]; и делает такие, например, заявления:

В таком именно ключе и решил действовать Горький: готовить агитаторов для староверческого большинства из старообрядцев. Поэтому кадры для школы набирались, как правило, из регионов со сложившейся староверческой репутацией: Владимирской и Нижегородской губерний, из Лефортовского и Рогожского районов Москвы [1597]. Как установила полиция, в школе занимались некий крестьянин И. Панкратов с характерной кличкой Старовер, рабочий И. Казанец – с такой же кличкой, и еще один персонаж – с фамилией Староверов. Был здесь и гражданский муж Елизаветы Шмидт – сестры погибшего Николая Шмидта, также беспоповца [1598]. Именно этим слушателям Горький адресовал лекции о русской душе и о роли староверия в русской истории. Для обоснования своих мыслей он использовал, в частности, рассказ В.Г. Короленко «Река играет» [1599]. По мнению Горького, в образе героя этого рассказа, раскольника с Ветлуги, удачно:

Достойно внимания и организационное устройство школы. Все дела в ней, кроме мелких хозяйственных, решались советом, состоящим из шести лекторов и шестнадцати слушателей. А исполнительный комитет состоял из двух преподавателей и трех воспитанников, так что ученики имели полную возможность высказывать свое мнение и, по сути, руководить школой [1601]. Именно от лица этого совета последовало приглашение В.И. Ленину – прочитать лекции; тот отказался, пригласив всех к себе в Париж: так будущий вождь мирового пролетариата выражал свое недовольство. Слушатели школы написали ему в ответ:

 и

(особенно примечательна последняя фраза). Лекции Ленина на Капри не состоялись; как мы понимаем, обосновывать перспективы революции в Европе, увлекавшей вождя и его свиту, в данной аудитории было не совсем правильно. Да и Горький считал, что Россия должна собственными силами освободиться от царизма, не дожидаясь Запада; такой подход, в отличие от большевистских интеллектуалов, представлялся ему более верным. [1603]

Заметим, что эта горьковская мысль была не лишена смысла. Маститый писатель лучше представлял психологию русского народа, чем его оппоненты по партии. Перспективу он видел в переориентации наиболее организованных слоев русского народа, т.е. тех же старообрядцев, с преобладавших монархических позиций на революционные. Как известно, низы рассматривали царя в качестве заступника, способного отобрать землю и фабрики у ненавистных богатеев. Перед пропагандистами стояла задача продемонстрировать им новый – реальный, а не мифический – инструмент для решения своих нужд: народную революцию. Неслучайно Горький с энтузиазмом пишет о трансформации черносотенных воззрений в революционную практику. В упомянутой повести «Лето» начетчик П. Кузин, помогающий налаживать агитационную работу среди единоверцев, раньше числился активистом черной сотни [1604]. Или взять воспоминания Горького о слушателе школы на острове Капри М. Вилонове, который рассказывал писателю, насколько болезненно происходило у староверов-уральцев изживание монархических иллюзий: рушились семьи и родственные связи, но ненависть к старому миру брала свое [1605].

Чем ближе к 1917 году, тем явственнее ощущались изменения в староверческой среде. Полицейские источники фиксировали, что в 1910 году, после провала вероисповедных законов, староверческая масса сильно полевела [1606]. Ее монархические пристрастия постепенно таяли, причем -что особенно важно – их вытесняли отнюдь не либерально-конституционные взгляды, с начала XX века овладевшие большой частью российской интеллигенции. Староверы оставались абсолютно равнодушны к знаменам либерализма. О беспоповцах, представлявших главным образом бедные крестьянско-пролетарские слои, уже говорилось выше: шкала их жизненных ценностей слабо соотносилась с принципами либерализма. Даже у поповцев Белокриницкой иерархии группа либеральных миллионеров, которая заправляла делами согласия, с огромным трудом продавливала нужные им политические решения. На XIV старообрядческом съезде, в августе 1915 года только неимоверными усилиями П.П. Рябушинского, Д.В. Сироткина, М.А. Пуговкина, Г.М. Кузнецова и др. была принята резолюция о поддержке Прогрессивного блока [1607].

Вместо либеральной идеологии старообрядческие низы проявляли интерес к радикальным рецептам, а именно к завладению землей и собственностью правящих сословий. О том, как протекал этот процесс, свидетельствует видный оппозиционный деятель П.Н. Милюков. Он посетил Москву в октябре 1916 года и был поражен тем, насколько изменилось старообрядческое лицо Первопрестольной; консервативные низы Преображенского, Замоскворецкого, Рогожского районов заговорили языком, более свойственным швейцарской эмиграции. Лидер кадетов замечал:

На этом фоне заметно выросла и популярность социалистов. Например, если для социал-демократов город Москва как поле политической деятельности раньше просто не существовал, то теперь их пропаганда силового решения социально-экономических проблем находила здесь живой отклик [1609]. О тех же процессах говорили не только оппозиционеры, но и правительственные чиновники. Так, представитель правящей царской бюрократии С.Е Крыжановский обращал внимание на схожесть чаяний правых низов и социальной программы левых партий: просто одни жаждали перераспределения собственности именем самодержавного царя как защитника интересов народа от утеснения богатых, а другие предлагали проделать то же самое именем республики [1610].