Сократ

Мерин не разделял озабоченности соседа. Засмеялся:

- К чему раньше времени голову ломаешь? Там ведь будет Ксантиппа. Она все и решит. Представляю, что она будет вытворять! Вот когда пригодится Сократу ее красноречие! Увидишь - на колени бухнется, с плачем будет молить нас о милосердии, будет рвать свои роскошные волосы... Так разжалобит всех присяжных, так разделает на все корки - и тебя тоже! Вот мы и размякнем. Бедняки ведь! Сам посуди: у него мальчонка, да еще другая жена - неужто же мы проголосуем, чтоб из него еще штраф выжимали? Или отправим в изгнание? Он так любит свои Афины - станем ли мы... И думать нечего!

Люстрат покачал головой:

- Ну, не знаю, не знаю, скажу только, очень уж запутанное дело. Говори что хочешь, а у старика рыльце-то изрядно в пушку, это уж как есть. И не все на это так легко смотрят, как ты.

- Хочешь, поспорим - не будет ему ни штрафа, ни изгнания?

- Не хочу.

В сверкающей полосе над восточным горизонтом вынырнул золотой сегмент, всплывая все выше и выше.

Сократ приветственно поднял руки:

- Привет тебе, великое светило! Благословенно будь, что явилось!

Низко поклонившись солнцу, он повернулся. Медленно прошел по двору, от камня к камню. Проходя, прикасался к ним, гладил шероховатую поверхность. Куб гранита заиграл сверкающими крупинками, когда на него упали солнечные лучи.

А вот и Мом! Мой старый милый Мом, насмешник, мой дядюшка и учитель! Ты и сегодня усмехаешься мне, хотя знаешь, какой день меня ждет. Что ж, братец, ты остановился на полпути: не понял, что насмешка - меньше, чем смех...

Сократ повернулся к Артемиде и преклонил колени перед ее красотой. Моя любимая! Ты оберегала мое рождение, когда солнце было в зените своего пути. Ты приветствовала мой первый смех...

Он помолчал, затем, как всегда, поцеловал прекрасное колено.

Под Гиметтом уже замелькали рои золотистых пчел.

- Пора, - сказал Сократ, вставая из-за стола.

- Идем, - одновременно отозвались Ксантиппа и Мирто.

- Вы со мной не ходите.

Они не ответили; молча взяли в руки давно приготовленные кошелки.

Молча вышли во двор - прежде Сократа. Ксантиппа, обернувшись, тихо сказала Мирто:

- Лампрокл придет прямо туда с моим отцом.

- Прошу тебя, Ксантиппа! И тебя очень прошу, Мирто, не ходите со мной, останьтесь дома.

- Сократ, - перебила его Ксантиппа, - я взяла лепешки для тебя. Быть может, это затянется. - И она грустно улыбнулась.

- Я вернусь до захода солнца. Подумайте лучше о том, чтоб встретить меня добрым ужином.

- Ох, если б нам было дано встретить тебя добрым ужином! - вздохнула Ксантиппа.

- Чего ты боишься? - спросил Сократ.

- А этого мало, что тебя обвиняют в ниспровержении богов? Как ты из этого выпутаешься? Я-то ведь лучше всех знаю, что в богов ты не веришь. Подсмеиваешься над ними. С этой вот мраморной Артемидой забавляешься потому только, что она - женщина...

Он засмеялся.

- Ну, если б судьей была Ксантиппа - плохи были б мои дела, пришлось бы последовать за Анаксагором! Как я выпутаюсь, говоришь? Ты, моя милая, не можешь сказать обо мне ничего хорошего. Но не все я делал плохо! И Афины это знают. Сегодня ночью я слышал их.

Женщины не ответили. В это время в калитку постучали. За воротами стояли два скифа.

- Нас послал архонт басилевс...

- Знаю. Я готов, - ответил Сократ.

Он вышел на улицу, где уже собралась кучка любопытных. Ксантиппа с Мирто вышли следом. Сократ примирительно сказал им:

- Ладно, проводите меня немного. А что у тебя в этой большой кошелке, Мирто?

Она было отдернула руку, но Сократ поймал ее и заглянул в кошелку.

- Что такое? Ба, клянусь всеми псами - тут венок из роз!

Он мягко улыбнулся Мирто, подумав: вот как хочет она меня встретить, когда я выйду оправданный из судилища, - розами увенчать мою старую голову!

Но вокруг стояли зеваки, и он сказал:

- Как это славно с твоей стороны - когда я выйду после суда, ты украсишь себя розами в мою честь!

Демагог Анит тоже не спал всю ночь. Ложе его не стояло неподвижно на мозаичном полу: оно покачивалось на пружинах. Но тщетно пытался Анит усыпить себя качанием. Сократ стоял перед его глазами. Анит повернулся на правый бок, ложе закачалось сильнее, но Сократ не исчез; повернулся на левый бок и снова перед ним Сократ, с тем самым ироническим выражением лица, с каким он говорил на агоре: богач хочет стать еще богаче, демагог желает быть сверхдемагогом, Анит - Архианитом... Что за наказание, все время вижу его! Эдак и с ума сойдешь!

До зари было еще далеко, когда Анит поднялся: вот уже и с постели сгоняет его этот...

Анит почувствовал неприязнь, даже отвращение к сегодняшнему судебному разбирательству. Нельзя ли отменить суд? Притвориться больным? Выдумать срочный отъезд? Неблагоприятное предсказание? Нет, нет. Я не должен отступать.

Взор его упал на статую Афины. Он и тебя оскорблял, когда - как мне сказал сын - перечислял в гимнасии, сколько есть Афин! Благослови же меня и укрепи! Сегодня вечером я принесу тебе за это жертву...

Чего я, собственно, боюсь? Когда осудим его - все от него отвернутся, начнут валить на него самое худшее, правду и клевету - и конец любви афинян к их любимцу! Или любовь их потеряю я? Да пользуюсь ли я ею?

- Махин! - позвал он раба. - Анисовки! И - в большой чаше!

Аполлодор сидел за столом над кружкой молока; мать стояла рядом. Озабоченно наблюдала за лицом сына - по щекам его текли слезы. Мать погладила его по голове.

- Не плачь и ешь, - сказала. - Увидишь, все кончится хорошо.

Аполлодор разрыдался, как дитя.

- Не была ты на агоре! Не читала объявление архонта басилевса! Ничего ты не знаешь, мамочка!

- Не плачь, сынок. Он наверняка докажет свою невиновность. Гелиэя, несомненно, оправдает его...

А юноша кричал:

- Страшно, что такого человека вообще можно предавать суду! Такого праведника!

- Ну не плачь, мальчик мой. Если он праведный человек - ничего дурного с ним не может случиться.

Но Аполлодор не успокаивался. Вскипел:

- А откуда мне знать, праведны ли те, кто будет его судить? Кто его обвиняет? Приживальщик Мелет, хамелеон Ликон и мстительный Анит!

- Заклинаю тебя Герой, молчи! Знаешь ведь, сколько в Афинах сикофантов... Услышат, донесут, и на суд потащат тебя...