Площадь павших борцов

Внутрь "фольксвагена" забрался Ганс Фриче в черном мундире зондерфюрера СС (Паулюс отметил, что его зять в таком же звании). Артур Шмидт, явно заискивая перед помощником Геббельса, щелкнул зажигалкой с "чертиком", говоря любезно:

- Вы, зондерфюрер, забыли раскурить свою сигару, которую и таскаете во рту, как младенец пустышку.

- Благодарю, - задымил сигарою Фриче. - И когда же вы, шестая и непобедимая, рассчитываете ловить осетров в Волге?

- Вам бы потерпеть до двадцать пятого июля, когда мы врежемся в улицы Сталинграда с музыкою оркестров.

Фриче ответил, что его шеф обожает оперативность:

- Геббельс требует срочной информации. Я думаю, что стоит вам начать, и русские иваны устроят нам хороший концерт с музыкой "сталинских органов" и тарахтением "кофейных мельниц" под облаками... Серию репортажей о подвигах вашей армии доктор Геббельс хотел бы дать по радио в шумовом сопровождении боя. Не нужно получить от вас возгласы артиллерии, грохот танковых гусениц, торжествующие крики наших гренадеров, увидевших Волгу, и вопли отчаяния бегущих Иванов.

- Вы это получите, - обещал ему Шмидт.

- Послушайте, полковник, - недовольно выговорил ему Паулюс, - министр пропаганды, навестив наш ресторан, вправе заказывать любое блюдо, но вы еще не метрдотель, чтобы поставлять продукты для изготовления фронтовых деликатесов...

Заодно Паулюс предупредил Фриче: он хотел бы прослушать репортажи еще до того, как их запись будет выпущена в эфир.

- Во избежание возможных ошибок, - добавил тактично.

- Ошибок не будет, - заверил его Фриче. - Я устрою в эфире такой трам-тарарам, что радиослушатели просто ошалеют от восторга, а больше ничего и не требуется... У меня большой опыт пропагандиста, и потому успех обеспечен.

- Но это не мой успех, а... ваш!

- Какая разница, - захохотал Фриче...

Он выразил желание глянуть в оперативные карты, и Шмидт побострастно предложил ему свои услуги;

- Не могу ли помочь? Что вы ищите в излучине Дона?

- Станицу Цимлянскую, - отвечал Фриче. - Говорят, тамошнее вино сродни рейнскому, а доктор Геббельс просил меня привезти пару бутылок, чтобы сравнить его с французским шампанским.

Артур Шмидт, достаточно наблюдательный, заметил, что Паулюсу не по душе вся эта возня с Фриче, и, видя озабоченность командующего армией, он приписал ее предстоящему наступлению.

- Вы, очевидно, волнуетесь, как перед стартом?

- Я не спортсмен, - резко ответил Паулюс. - Ухаживайте за приятелем министра пропаганды. Я спокоен за свою армию, но меня волнует напряжение флангов. Барон Вейхс - человек крайне медлительный, а бравый Манштейн никак не может покончить с Севастополем, чтобы прикрыть меня и Листа с юга...

Паулюс машинально глянул на часы и кратко сказал:

- Можно начинать. Дирекция - на Сталинград...

* * *

Севастополь держался, а по специально проложенным и особо укрепленным железным дорогам в Крым двигались сразу 60(!) длинных составов. На мощных платформах немцы перевозили крупповское чудовище "Дора" - пушку-монстр с длиною ствола в 30 метров, в дуло которой можно было легко пропихнуть даже теленка. Высота лафета этой пушки равнялась трехэтажному дому. "Дора" готовилась для сокрушения "линии Мажино" во Франции, но там она не понадобилась. Теперь о ней вспомнил Манштейн, и паровозы, часто пыхтя, тянули ее под Севастополь - для последнего штурма русской твердыни.

Близились последние дни обороны. Даже враги признавали небывалое мужество наших бойцов и жителей города-героя. Манштейн писал:

"Плотной массой, ведя отдельных солдат под руки, чтобы никто не мог отстать, бросались они (русские) на наши линии. Нередко впереди всех находились женщины и девушки-комсомолки, которые, тоже с оружием в руках, воодушевляли бойцов..."

4 июля, обессиленный, Севастополь пал!

Об этом в тот же день помянули во всем мире, а радиовещание США откликнулось словами, которые полезно припомнить и в наши дни:

"Эта оборона (Севастополя) наглядно показала всему миру, что Гитлер не может выиграть войну. Он может еще добиться кое-каких местных успехов, но вынужден будет платить за них чрезмерно высокую цену. Оборона Севастополя является героической страницей всей мировой истории..."

Итак, за южные фланги Паулюс теперь мог быть спокоен, а что касается Воронежа, то он надеялся на танки Гота:

- Герман Гот нетерпелив, и Воронеж, считайте, наш...

Армия Паулюса уже рванулась в большую излучину Дона!

4. На рубежах - ближних и отдаленных

Что там, в излучине Дона, творится - этого не узнаешь.

Чуянов зачастую узнавал о положении на фронте от рядовых телефонисток области. Самый верный источник информации, когда в трубке слышался испуганный девичий голосок:

- Они уже здесь! Я осталась одна. Совсем одна, в окне вижу их танки с крестами. Все разбежались, а я не успела... Ой, ради Боженьки, скажите скорей, что мне делать?

Ответ из Сталинграда всегда был одинаков:

- Ломай коммутатор и - смывайся, пока жива...

Орел, Курск, Воронеж - как-то дико сознавать, что война пришла в эти края, где бытовал чисто русский язык, еще не испорченный всякими "измами", откуда вышли классики нашей литературы - Кольцов и Тургенев, Фет и Лесков, а теперь...

- Мать их всех за ногу! - в сердцах выругался Чуянов. - Доигрались сволочи до того, что никаких слов не сыщешь, как объяснить людям, где лево, где право, где зад, где перед... И не хочешь, да станешь материться, когда вспомнишь аксиомы от маршала Ворошилова, еще довоенные: "бить врага на чужой территории" и "ни одного вершка родной земли не отдадим..."

С женою Чуянов был еще откровеннее, и он сказал ей:

- Где же она, эта великая русская армия с ее суворовской "наукой побеждать"? Где, наконец, не липовые, а подлинные герои? Куда все это подевалось, черт побери?

* * *

На этот риторический вопрос Чуянова наш передовой советский читатель уже готов назвать имена, осиянные вечным отблеском Сталинградской битвы, Чуйкова, Еременко, Рокоссовского, Людникова, Родимцева, Шумилова, Москаленко, Баданова и прочих. Да, имена этих героев давно высечены на скрижалях руин Сталинграда, но еще не пришло время им появиться на этих страницах, да и сам город на Волге еще не дымился руинами...

Среди этих героев - не липовых, а настоящих! - невольно припоминается и Василий Тимофеевич Вольский, генерал бронетанковых войск. Он умер от горловой чахотки сразу после войны, и о нем понемногу забыли. А жаль! Этот человек в самый разгар битвы на Волге высказал особое мнение о событиях, не согласное с мнением самого Сталина и Генштаба, о чем не побоялся тогда же заявить открыто и честно, хотя рисковал не только карьерой, но рисковал и своей головой. С этим гордым человеком мы еще встретимся, читатель, но позже...

А сейчас Вольский командовал 4-м танковым корпусом, который в штабах именовали "четырехтанковым", ибо весь корпус насчитывал лишь четыре танка.

- Чем богаты, тем и рады, - иронизировал Вольский...

Ему доложили, что в штаб привели пленных итальянцев.

- Сопротивлялись? - вопрос естественный.

- Не, сами пришли. С листовкой. Вот с этой...

В листовке было сказано: "Итальянцы! Ваш народ никогда не забудет имен Кавура, Мадзини и Гарибальди, изгнавших немцев-австрийцев из вашей прекрасной страны... Дело, которому служили патриоты Италии, теперь поругано Муссолини, подчинившим Италию гитлеровскому режиму... Россия никак не может быть вашим врагом, она никогда не угрожала и не может угрожать вашей родине. Вы, итальянцы, и сами понимаете это..."

- Понимают. Давайте их сюда. Поговорим...

Вошел офицер, за ним и солдаты, явно робеющие от непривычности обстановки. Пленные ожидали чего угодно, вплоть до зуботычин, но были потрясены, когда русский генерал в измазанном комбинезоне танкиста заговорил с ними на их же родном языке.