Жаклин Кеннеди. Американская королева

В том же месяце, когда историк Тедди Уайт, прихватив свои торопливые заметки, покинул ненастный Хайаннис-Порт, Джеки предприняла следующий шаг по сохранению памяти возлюбленного Джона, одновременно пресекая несанкционированные вторжения на сокровенную территорию. По слухам, Джим Бишоп, автор книги «День, когда застрелили Линкольна» (The Day Lincoln Was Shot), обратил пристальное внимание на убийство Кеннеди. Осенью он приезжал на день в Белый дом, чтобы собрать материал для статьи в Reader’s Digest, и вызвал неудовольствие Джеки, так как задавал слишком много личных вопросов. Выпытывал Прови о режиме сна президента, а Джорджа Томаса – о содержимом президентского гардероба. Президент тогда посмеялся над возражениями Джеки, сказав, что статья Бишопа дойдет до миллионов людей и обеспечит отличную рекламу. Джеки, однако, этого не забыла. Если что и будет написано об ужасных событиях в Далласе, то только под ее контролем.

Уильям Манчестер, уважаемый профессор-историк из Уэлслианского университета и безоговорочный почитатель Кеннеди, написал книгу о президенте, которого охарактеризовал так: «Он был умнее меня, смелее, начитаннее, красивее, остроумнее и проницательнее, единственное, что я умею лучше, – писать». Он даже переслал гранки книги Джону на проверку. «Боб Кеннеди, – писал он, – впоследствии рассказал мне, что после одного из вечеров, проведенных мною в Белом доме наедине с его братом, президент рассказал жене о своем уважении ко мне, и миссис Кеннеди вспомнила об этом после похорон». Впрочем, Манчестер не слишком обольщался по поводу причин, побудивших Джеки остановить выбор на нем: «История хорошая, но я в нее не верю. Не так уж я нравился президенту. Думаю, Джеки выбрала меня, поскольку считала сговорчивым».

«“Мистер Манчестер!” – произнесла она своим неповторимым голосом, войдя в гостиную и порывисто закрыв за собой раздвижную дверь, потом слегка поклонилась. Первая встреча состоялась за несколько минут до полудня 7 апреля 1964 года. Джеки была в черной вязаной кофте и желтых брюках, она лучезарно улыбалась мне, и я подумал, что в свои тридцать четыре года она казалась намного моложе, больше двадцати пяти не дашь, – вспоминал историк. – Первое впечатление, которое позднее не изменилось, – передо мной великая трагическая актриса. В лучшем смысле слова. В те трагические дни американской истории нам, чтобы объединиться в скорби, был необходим высокий образ осиротевшей первой леди, и Жаклин Кеннеди – в отличие от Элеоноры Рузвельт, женщины в иных отношениях куда более выдающейся, – предстала перед нами в незабываемом образе национальной героини. Одна из причин этого триумфа – ее чисто женские инстинкты. Встретив тебя в аэропорту Хайанниса, она тут же протягивала ключи от автомобиля. Мужчина ведет машину, женщину везут – вот ее логика, невозможно себе представить, чтобы Джеки сожгла бюстгальтер, как это делали феминистки, или объявила романтическую любовь контрреволюционной». Манчестер получил от Джеки полную дозу неотразимой беззащитности, ранимости и смирения.

Почти половина из сотен интервью, которые взял Манчестер, собирая материал для книги, потребовали большого эмоционального напряжения, но самыми мучительными были часы, проведенные с Джеки. На кассетах слышен стук кубиков льда, звук чиркающих по коробку спичек. (Манчестер тогда уже два года не курил, но тут не выдержал, снова начал дымить и бросил лишь еще через восемь лет.) За литрами дайкири и множеством сигарет он задавал вопросы, а вдова обнажала душу в многочасовых магнитофонных записях, ныне запечатанных и хранящихся в Библиотеке Кеннеди, откроют их лишь в 2067 году. Книга Манчестера началась слезами, ими же и закончилась.

Многие месяцы после Далласа не было ни малейшей эмоциональной отдушины. Особенно большого напряжения требовали публичные мероприятия. 25 мая Джеки летала в Нью-Йорк на открытие выставки, посвященной Джону Ф. Кеннеди. 29 мая, в день рождения Джона, его память почтили телепередачей, которую транслировали по всем каналам и в которой участвовали ведущие мировые лидеры. Поминальная служба в вашингтонском соборе Св. Матфея, как сказал Дэвид Ормсби-Гор Макмиллану, стала «для Джеки подлинной мукой. Ведь она осознала, что ничуть не примирилась со случившимся в минувшем ноябре».Джеки не ведала покоя. Лето 1964 года она проводила в Хайаннисе, работала с Лорой Бергквист и фотографом Стэнли Тетриком над мемориальным выпуском журнала Look, который выйдет к годовщине смерти президента. «Мы приехали в Хайаннис сделать несколько снимков Джеки и детей, – писала Бергквист, – и я убедила ее написать несколько слов о президенте. Она согласилась и серьезно работала. Писала и переписывала…»:

...

Минул почти год с того дня, как он ушел. Сколько раз – в день его рождения, в годовщину свадьбы, глядя, как его дети бегут к морю, – я думала: «В прошлом году он видел это в последний раз». Он всегда был полон любви и жизни. И теперь, когда понимаешь, что тогда все это было в последний раз, он кажется таким ранимым…

Теперь я понимаю, что его присутствие было волшебством. Я и раньше знала… но могла бы догадаться, что волшебство не продлится долго.

Он стал легендой, а предпочел бы быть человеком…

Для мемориального выпуска Джеки подобрала цитаты из любимых авторов Кеннеди, выписала отрывки, которые Фредерик Марч и Флоренс Элдридж продекламируют на ужине в Библиотеке Кеннеди, а потом на съезде демократов: «Улисса» Теннисона (тот отрывок, который выучила для него наизусть и читала ему); строки из «Ричарда III» и «Генриха V» Шекспира; надгробную речь Перикла; «Остановившись на опушке в снежных сумерках» Роберта Фроста; «Тело Джона Брауна» Стивена Винсента Бене; элегию Томаса Дж. Дэвиса на смерть ирландского патриота Оуэна О’Нила. Выписала строки из «Пути пилигрима» Джона Бакана, оплакивающие смерть его блестящего друга Реймонда Асквита, погибшего в Первой мировой; Джон очень любил эти строки, а Джеки казалось, они написаны о нем самом:

...

…для немногих избранных, вроде Реймонда, нет разочарования. Они вступают в жизнь с мальчишеским достоинством, и полдневный их час сохраняет всю свежесть утра. Добрые феи конечно же принесли к его колыбели все свои дары. Наделили его красотою личности, талантом красноречия, умом, который легко справляется с любой задачей, поэтичностью и любовью к всему прекрасному, обаянием, что привлекало друзей, нежным и храбрым сердцем. Лишь одного они ему не дали – долголетия.

Она работала с редакторами Look над макетом, предлагала конкретные фотографии к конкретным цитатам, подчеркивала строки, которые ему особенно нравились. О «Свидании со смертью» Сигера она писала: «Это самое потрясающее из всех стихотворений, какие он любил».

Бергквист характеризовала тогдашнее настроение Джеки как «печальное и тоскливое»: «Она говорила, что порой, просыпаясь по утрам, не верит, что мужа больше нет. Не верит, что никогда больше не увидит его, разве что в ином мире, который наверное существует. Она размышляла о том, как будет жить дальше, и говорила, что рассказывать о нем в записанных на пленку интервью для Библиотеки Кеннеди… было мучительно».

На самом деле весь этот год Джеки находилась на грани нервного срыва, и только Бобби помогал ей держаться. Временами она погружалась в бездну отчаяния, думала, что жизнь кончена и ей осталось проживать один тягостный день за другим, пока дети не вырастут. У нее даже возникала мысль отдать детей Бобби, поскольку она чувствовала, что заражает их своими страданиями, ведь, по ее словам, она как «кровоточащая рана». Буквально все вокруг напоминало ей о Джеке – особенно в Хайаннис-Порте. Она часто плакала, и Каролина утешала ее. Девочка стала задумчивой и печальной, смерть отца повлияла на нее куда сильнее, чем на малыша Джонни. Только с Бобби она расслаблялась и шепотом поверяла ему секреты, как когда-то отцу.

Джеки и Бобби всегда были близки, и смерть Джона сблизила их еще больше – и эмоционально, и духовно. Соланж Батсель, давняя подруга Джеки с парижских времен, после развода с мужем поселилась в Нью-Йорке по соседству и довольно часто виделась с Джеки. Она пишет, что подруга была «очень печальна»: «Она тогда спряталась в своей раковине, а Бобби заставлял ее устраивать ужины. И на все эти приемы Джеки надевала одно и то же старое желтое платье. Мне кажется, в те дни ей вообще было плевать на себя, она не думала о том, чтобы принарядиться или купить новое платье».