Сакалиба

применения названия сакалиба к волжским булгарам. Такое наблюдение само по себе

указывает, кажется, на то, что Ибн

Фадлан лучше знаком с титулом правителя, чем с именем народа. Однако данный вопрос

заслуживает отдельного исследования.

Для того чтобы понять, на чем основывается Ибн Фадлан в своем употреблении названия

сакалиба, необходимо выяснить, когда именно он впервые применил его к волжским

булгарам. Маловероятно, чтобы ошибочное употребление понятия сакалиба появилось у

Ибн Фадлана в результате его поездки. Находясь в Булгаре, Ибн Фадлан много раз мог

убедиться в том, что название сакалиба не применялось ни к самим волжским булгарам, ни к их правителю. Несколько раз Ибн Фадлан приводит имена, которыми назывались

народы и правители Булгара.Он знает суваровизскелов[305,с. 140и 141 соотв.], а несколько

ранее говорит о баранджарах [305, с. 135]14. Алмуш же именовался <правителем

Булгара>, причем как до прибытия посольства, так и после него [305, с. 117, 118].

Если отождествление волжских булгар с сакалиба не могло иметь места у Ибн Фадлана ни

в ходе его поездки, ни после нее, остается предполагать, что впервые оно появилось еще

до путешествия. Под влиянием чего? Предполагать, что Ибн Фадлан стал жертвой каких-

то расхожих и неверных географических представлений, согласно которым волжские

булгары назывались сакалиба, безосновательно, ибо такое отождествление у других

авторов (за исключением тех, кто механически копировал текст Ибн Фадлана) не

встречается. Но объяснить появление идентификации сакалиба с волжскими булгарами

можно исходя из послания царя Алмуша к ал-Муктадиру. В начале своего трактата Ибн

Фадлан приводит подробное изложение содержания послания, что указывает на его

знакомство с этим документом [305, с. 67-68]. В этом изложении Алмуш называется

<правителем сакалиба>, и можно предполагать, что так было и в оригинале.

Следовательно, Алмуш, составляя письмо халифу ал-Муктадиру, добавил к своему титулу

<правитель сакалиба>.

Предположение, что именование Алмуша <правителем сакалиба> исходило от него

самого, объясняет ту легкость, с какой арабы (включая самого Ибн Фадлана) приняли на

веру эту титулатуру. В Багдаде почти наверняка располагали текстом описания северных

народов неизвестного автора (см. след. главу), в котором Алмуш характеризуется только

как правитель Булгара. Нужны были веские основания, чтобы считать его правителем

сакалиба. Послание Алмуша и дало, очевидно, такие основания.

Если предположить, что Ибн Фадлан впервые узнал о <правителе сакалиба> из послания

Алмуша к халифу ал-Муктадиру, его представления о Булгаре предстают вполне

объяснимыми. Зная об Алмуше как о <правителе сакалиба> из такого заслуживающего

доверия источника, как дипломатическая переписка, Ибн Фадлан последовательно

называет его так на всем протяжении своего повествования. Но как называть жителей

Булгара, Ибн Фадлану неизвестно: опыт показывает, что они не именуются сакалиба, но и

другие фигурирующие в рассказе названия неприменимы ко всему народу в целом, ибо

относятся лишь к отдельным племенам. В результате Ибн Фадлан вообще никак не

называет волжских булгар, ограничиваясь упоминаниями о <жителях страны> или об

отдельных племенах. Там же, где он все-таки говорит о сакалиба, например, во фрагменте

6 или - возможности чего в принципе нельзя отрицать - во фрагменте, процитированном

Йаку-том, это слово употребляется скорее как производная от <правителя сакалиба>. Во

фрагменте 6, например, Ибн Фадлан движется в своем повествовании следующим

образом: правитель сакалиба - правитель хазар, страна хазар - страна... - и, будучи

вынужденным как-то назвать подданных Алмуша, применяет к ним название сакалиба.

Руководствуется он при этом, кажется, именно титулом царя Алмуша.

Зачем понадобилось Алмушу называть себя правителем сакалиба! По-видимому, причину

следует искать в характере отношений между Волжской Булгарией и халифатом

'Аббасидов. Помимо духовной миссии в поездке Ибн Фадлана хорошо прослеживается и

четкая политическая направленность, именно - создание антихазарской коалиции1*. В

этих условиях для правителя волжских булгар, от которого исходила инициатива на

переговорах, было бы вполне естественно показывать себя мощным правителем, которому

повинуются многие народы, и с которым, следовательно, выгодно поддерживать

союзнические отношения. Нечто подобное делал позже хазарский каган Иосиф, приводя в

письме к андалусскому писцу и дипломату Хасдаю Ибн Шапруту длинный список

народов, которые считал подчиненными себе (13, с. 98-99]. Так Алмуш стал <правителем

сакалиба>. Ибн Фадлан, веря ему на слово, называет его так на всем протяжении своего

повествования.

Таким образом, применение Ибн Фадланом названия сакалиба к волжским булгарам

основано не на его собственных наблюдениях, сделанных во время поездки в Булгар, а на

титулатуре царя Алмуша, именовавшего себя <правителем сакалиба" в послании к халифу

ал-Муктадиру. Такое употребление названия сакалиба правомернее считать не

свидетельством его отнесения ко всем северным народам без разбора, а результатом

следования автора неверному указателю, которым стало упомянутое выше послание.

3. Ибрахим Ибн Йа'куб16

Рассказ еврейского путешественника из мусульманской Испании Ибрахнма Ибн Йа'куба о

сакалиба-наиболее полное из сохранившихся в восточной географической литературе

описаний Западной и Центральной Европы. В то же время оригинальным текстом

сообщения Ибрахнма Ибн Йа'куба мы не располагаем и вынуждены судить о нем по

цитатам у других авторов.

4 Зэк. 101

Среди произведений, где встречаются фрагменты рассказа Ибрахима Ибн Йа'куба,

наибольшее значение имеет географический трактат <Книга путей и государств> (<Китаб

ал-Масалик ва-л-Мама-лик>) ал-Бакри (ум. в 1094 г.). Из сообщения Ибрахима Ибн

Йа'куба ал-Бакри приводит часть рассказа о сакалиба [232, с. 330-340], а также описания

Галисии [232, с. 913] и <страны ифранджа> (Франция и Германия за исключением

Баварии, которую путешественник выделяет особо) [232, с. 913-914].

Сведения, восходящие к рассказу Ибрахима Ибн Йа'куба, можно встретить также в книге

ал-Казвини <Достопримечательности стран и поселений> (<Асар ал-Билад>), второй

части его географического свода <Диковины творений> (<'Аджа'иб ал-Махлукат>). Ал-

Казвини приводит рассказы о <городе М.ш.ка> [226, ч. 2, с. 415]", т.е. столице польского

князя Мешко I (960-992), <городе амазонок> [226, ч. 2, с. 408], Фульде [226, ч. 2, с. 387], Руане [226, ч. 2, с. 396], Шлезвиге [226, ч. 2, с. 404] и Майнце [226, ч. 2, с. 40]. Во всех

рассказах, кроме описания <города М.ш.ка>, ал-Казвинн ссылается на Ибрахима. В

сообщении о <городе М.ш.ка> ссылки на Ибрахима нет, но сопоставление его текста с

описанием <страны М.ш.ка> в трактате ал-Бакри ясно указывает на первоисточник. В

историографии Ибрахиму Ибн Йа'-кубу часто приписывают рассказы о других

европейских городах, которые мы находим в труде ал-Казвини1*. Аргументируя эту точку

зрения, Т.Ковальский писал, что ал-Казвини, работавший над своим трактатом вдали от

Европы, вряд ли мог иметь более одного источ-. ника по христианским странам [137, с.

24]. Но надо заметить, что ал-Казвини, по-видимому, пользовался не оригинальной

версией рассказа Ибрахима Ибн Йа'куба. Во фрагменте о Лорке ал-Казвини ссылается на

ал-'Узри (1003-1085), который, в свою очередь, цитирует Ибрахима Ибн Йа'куба [226, ч. 2, с. 373]". Заимствования из трактата ал-'Узри обнаруживаются и в других фрагментах