Немцы и калмыки 1942-1945

Хотя 16-я мотопехотная дивизия не могла спорить с полномочиями экономических отделов вышестоящих инстанций, тем не менее она старалась в меру своих сил максимально ограничить военный ущерб местному населению.

Это в особенности касалось и неизбежных в правовом отношении военных реквизиций, для проведения которых 4-я танковая армия руководствовалась другими установками, чем, например, соседняя 6-я армия.

До лета 1942 года правила в целом сводились к тому, чтобы реквизиции осуществлялись «по возможности» через местные власти (бургомистров, старост, старейшин, хуторских и станичных «атаманов»). Теперь же в принципе снабжение должно было опираться на местную сельхозадминистрацию. Так, по распоряжению 52-го армейского корпуса от 20 августа 1942 года требования по снабжению (мясо, зерно, молочные продукты, яйца, масло, овощи), поставки лошадей, кормов, предметов обихода ставились строго в рамки инструкций по снабжению и под полную ответственность командиров частей. Потребности частей должны были доводиться до сведения бургомистров — во избежание излишней жёсткости к населению — и от тех уже соответственно распределяться по дворам и хозяйствам. Насколько корректны были инструкции, указывает и категорический запрет на покупку «последней свиньи» или «последней коровы» — знаменитой «сталинской коровы», и указание на запрет приобретения незаменимых в домашнем хозяйстве «вёдер и сковородок». В принципе предусматривалось, что любая реквизиция даже «в самом малом количестве» должна быть немедленно оплачена наличными в размере до 1000 марок, при большем обьёме-выдачей служебной квитанции.

По словам командующего генерал-полковника Гота, «калмыки тоже должны нести тяготы войны».

Но тем не менее принцип максимального ограничения ущерба населению действовал в Калмыкии в ещё большей мере, чем в русско-украинских регионах.

Реквизиции ограничивались только самым необходимым и немцы несли строгую ответственность за исполнение соответствующих обязательств. Любые «дикие» реквизиции исключались, добывание продуктов питания и разного рода предметов отдельными солдатами запрещалось «со всей строгостью».

16-я МПД первоначально вообще отказалась от реквизиции скота в Калмыкии, а когда это оказалось нереальным перед лицом снабженческих трудностей, ограничилось ежемесячным изыманием 800 голов скота и 800 овец исключительно из ещё неподелённых совхозных стад.

Для обеспечения частей мясом были проведены переговоры с Экономической Инспекцией «Кавказ», поскольку как подчеркнул командир дивизии генерал граф фон Шверин на совещании с руководителем экономического отдела армии 28 декабря 1942 года, личный скот калмыков может быть использован только в самом крайнем случае.

Естественно, что вызванное войной уменьшение поголовья скота, которое калмыки заботливо берегли, было в любом случае чувствительным ударом.

(О «чрезвычайно сильно выраженной у калмыков любви к их стадам» говорит и полковник Ничке, начальник экономического отдела армии в докладе группе армий «Дон» от 22.10.1942 года.)

Тем не менее, военные акты свидетельствуют, что население с пониманием относилось к этим трудностям, которые так или иначе были связанны с войной.

Даже органы Экономического управления «Ростов», откуда исходили многие неприятные меры, говорили об «очень хорошем» опыте сотрудничествa с калмыками.

В противном случае это могло привести лишь к беспорядкам, и даже к мятежам и нападениям, как это иногда имело место в украинских и казачьих регионах. Естественно, что и в немецких частях, сражавшихся за пределами Калмыкии, невозможно было не обнаружить признаки ослабления военной дисциплины.

Так, командир экономического отдела 4-й танковой армии подал официальную жалобу о бессмысленной, грубой и преступной, разрушительной злости некоторых частей, которая имеет место, если солдаты чего-нибудь домогаются, а остальное разрушают и уничтожают. Не только общественные склады и производства были порой бессмысленно разрушены или повреждены, солдаты пытались даже, угрожая расправой, попасть в дома местного населения.

(Из протокола бесед переводчиков фон Рача и Кишке с населением в с. Маринской и с. Барабанщиково.)

«О грабежах разного вида, уничтожении ценных запасов ...» докладывал и шеф тыловых частей 4-й танковой армии генерал-лейтенант фон Фабер дю Фор 8-го августа 1942 года.

Нетрудно было догадаться, что подобные действия в степных районах Калмыкии могли вызвать враждебность со стороны до сих пор более чем дружеского населения.

В связи с этим немецкие власти предприняли в августе жёсткие меры по укреплению воинской дисциплины в частях. И это произошло, конечно, не только с целью заполучить в свои руки экономические ценности Калмыкии, но и с ясной целью привлечь на свою сторону население политически.

По настоянию шефа экономического отдела армии, охарактеризовавшего поведение частей как «преступный саботаж», командующий 4-й танковой армии напомнил 19 августа 1942 года всем командирам о категорическом запрете грабежей.

Командир 52-го армейского корпуса генерал Отт призвал в раздражённом приказе от 20 августа 1942 года к категорическому запрету неразрешённых реквизиций и подобных действий, «которые равносильны грабежам».

«Мне стало известно», — говорится в приказе, — «что местные жители принуждаются к насильственному раскрытию сундуков, у них отбираются деньги, одеждa, платки ... иногда под угрозой насилия. Подобные факты должны быть категорически запрещены, а виновные должны отвечать по законам военного времени.»

К каким мерам можно было прибегать в данных случаях, говорится, например, в приказе генерала Рокса, командующего тылом сражающейся на Кавказе группы армий «А».

5 сентября 1942 года он ещё раз напомнил всем солдатам его частей о самом точном исполнении известного солдатам «Указания о поведении по отношению к кавказским народам» и предупредил о недопустимости грабежей.

Любое нарушение должно быть немедленно рассмотрено в служебном порядке. Ответственность возлагалась на командиров частей, которые должны были самым строжайшим образом препятствовать малейшему отступлению от указанных правил. «Кто нарушает правила поведения по отношению к дружеским нам кавказским народам, основанным на нашей воинской чести, должен рассматриваться как саботажник наших военных целей» и быть осуждён военным трибуналом, офицеры в таком случае должны привлекаться к личной ответственности и отстраняться от должности.

Постоянное напоминание об этом в частях и во всех вновь прибывающих соединениях являлось прямой задачей командиров.

Без сомнения, такие строгие приказы командования достаточно сильно дисциплинировали части в Калмыкии, хотя в связи с ухудшением военной ситуации к концу года нередко появляются сообщения о снижении дисциплины.

Какие меры принимались к нарушителям, свидетельствует эпизод, который вызвал огромное возмущение среди калмыков в сентябре.

Отряд русских полицейских из Пролетарской получил задание местной администрации найти в Калмыкии бесхозные стада скота и перегнать их в Пролетарскую.

Как и следовало ожидать, при проведении этой акции русские полицейские ввязались в бой с местным калмыцким населением, к которому на помощь пришли немецкие солдаты.

Русские полицейские были арестованы и приговорены к расстрелу трибуналом 16-й мотопехотной дивизии в Элисте в связи с имевшим место вооружённым грабежом и убийством четырёх калмыков.

Хотя шеф экономического отдела армии и возражал против приговора, командир дивизии настоял на исполнении приговора как из юридических, так и военно-политических соображений.

Главной причиной он назвал выполнение своих обязательств по сотрудничеству с калмыками, доверие которых в противном случае было бы серьёзно подорвано.

Против главы администрации в Пролетарской было возбуждено дисциплинарное дело.

Как в данном случае, немцы решительно выступали против случаев грабежа и насилия, что с благодарностью воспринималось населением Калмыкии, как об этом говорят документы.