Восстание против современного мира

Исторический элемент будет подчеркнут во второй части этой работы, в которой рассматривается возникновение современного мира и процессы, приведшие к его развитию. Однако так как точкой отсчета всегда будет традиционный мир в своем качестве как символической, надысторической и нормативной реальности, и, таким же образом, так как будет использован метод, с помощью которого мы постараемся понять, что действовало и продолжает действовать за пределами двух поверхностных измерений исторических явлений (пространства и времени), окончательным результатом станет набросок метафизики истории.

Мы полагаем, что тем, кто уже готов или готовится пробудиться, в обеих частях дано достаточно сведений.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

МИР ТРАДИЦИИ

 Те, кто в древности претворял Путь,

Погружались в утонченное и изначальное,

сокровенно все проницали.

Столь глубоки они были, что познать их нельзя.

Оттого, что познать их нельзя,

Коли придется описать их облик, скажу:

Сосредоточенные! Словно переходят реку в зимнюю пору.

Осторожные! Словно опасаются беспокоить соседей.

Сдержанные! Словно в гостях.

Податливые! Словно тающий на солнце лед.

Могучие! Словно один цельный ствол.

Все вмещают в себя, словно широкая долина.

Все вбирают в себя, словно мутные воды.

Если мутной воде дать отстояться, она станет чистой.

А то, что долго покоилось, сможет постепенно ожить.

Кто хранит этот Путь, не знает пресыщенья.

Не пресыщаясь, он лелеет старое и не ищет

новых свершений.

Дао дэ цзин [11] , 15

ГЛАВА 1. ПРИНЦИП

Для понимания как традиционного духа, так и современного мира, каковой является отрицанием этого духа, необходимо начать со следующего основополагающего пункта: доктрины двух природ. Существует физический порядок и порядок метафизический. Существует смертная природа и природа бессмертных. Существует высшее царство «бытия» и низшее — «становления». Обобщая, можно сказать, что существует зримый и осязаемый мир, но прежде, по иную его сторону, существует незримый и неосязаемый мир, являющийся источником, принципом и истинной жизнью первого.

Во всем традиционном мире, как на Востоке, так и на Западе, в том или ином виде всегда присутствовало это знание, подобное несокрушимой оси, вокруг которой выстраивалось все остальное —именно знание, а не «теория». Поскольку для современного человека осознать это сложно, необходимо начать с идеи, состоящей в том, что традиционный человек знал реальность куда более широкого порядка бытия, нежели тот, которому нынче соответствует слово «реальное». Сегодня, по сути дела, под реальностью мыслится лишь чисто телесный мир, ограниченный временем и пространством. Конечно, отдельные люди допускают существование чего-то, выходящего за рамки чувственного мира. Но поскольку это допущение всегда принимается в порядке гипотезы или научного закона, умозрительной идеи или религиозной догмы, то в действительности оно остается в указанных рамках: на практике же, то есть на непосредственном опыте, который может отличаться от его «материалистических» и «спиритуалистических» верований, обычный современный человек создает себе образ реальности, опираясь исключительно на телесный мир.

Именно таков настоящий материализм, в котором повинны современные люди: их прочие материалистические воззрения, проявляющиеся как философские или научные взгляды, являются вторичным явлением. Таким образом, под подлинным материализмом понимается не мнение или «теория», но реальное состояние, присущее определенному человеческому типу, опыт которого более не позволяет ему уловить нечто большее, чем просто телесные предметы. Поэтому в большинстве случаев современный интеллектуальный бунт против «материалистических» взглядов по сути своей остается тщетной попыткой противодействия периферийным и второстепенным последствиям, порожденным далекими и глубокими причинами, которые кроются в совершенно иной сфере, нежели в области «теорий».

Опыт традиционного человека, сегодня сохранившийся в качестве пережитка у некоторых так называемых «первобытных» народов, выходил далеко за рамки этих границ. «Незримое» было для них столь же и даже более реально, чем данные физических органов чувств. Кроме того, оно обусловливало и сам образ жизни как индивида, так и коллектива.

Таким образом, если в традиционном понимании то, что сегодня принято называть реальностью, было всего лишь одной из возможностей значительно более широкого порядка, то незримое, тем более, не было тождественно «сверхъестественному». Согласно Традиции понятие «природа» значило куда больше, чем просто телесный мир видимых форм, на котором сосредоточена современная секуляризированная наука. Напротив, по самой своей сути она составляла часть той же незримой реальности. Существовало живое чувство «низшего» мира, населенного всевозможными темными и двуличными силами —демонической души природы, основы основ всех ее форм и энергий, которому противостоял недоступный обыденному человеческому сознанию небесный свет высшего царства. Кроме того, к «природе» традиционно причисляли также все чисто человеческое, то есть подчиненное общей судьбе, обрекающей на рождение и смерть, непостоянство, зависимость и деградацию, свойственную низшим областям. По определению, порядок «того-что-есть» не имеет ничего общего с человеческими или временными состояниями и условиями: «люди составляют одну расу, боги —другую» [12] , —хотя считалось, что обращение к высшему, потустороннему порядку может направить интеграцию и очищение человеческого в нечеловеческом, что, как станет ясно в дальнейшем, являлось сутью и целью всякого подлинно традиционного общества.

Мир бытия и мир становления затрагивает вещи, демонов и людей. Впрочем, любой гипостатический [13] образ этих двух областей —астральный, мифологический, теологический или религиозный —возвращал традиционного человека к двум состояниям, служил символом, требующим разрешения во внутреннем опыте или в предчувствии внутреннего опыта. Так, в индуистской традиции и особенно в буддизме идея сансары — «потока», который властвует над всеми формами нижнего мира—тесно связана с состоянием жизни как слепой жажды, неразумного отождествления. Равным образом, в эллинизме «природа» зачастую была олицетворением вечной «лишенности» того, что, имея собственный принцип и собственную причину вне себя, нескончаемо течет и ускользает от себя —αεί ρέοντα, —обнаруживая в своем становлении изначальную и радикальную заброшенность, вечный изъян ограниченности [14] . «Материя» и становление в этих традициях выражают то, что в существе составляет неустранимую неопределенность и темную необходимость, бессилие обрести совершенную форму, овладеть собой законным образом: что греки называли αναηκαϊου и άπειρον, называлось на Востоке адхармой. Схоласты также выражали сходные идеи, признавая в cupiditas и appetitus innatus корень всякой неискупленной природы. Таким образом, в той или иной форме, человек Традиции обнаруживал в опыте жаждущего уподобления, который помрачает существо и делает его ущербным, тайну этого состояния, в котором нескончаемое становление, вечная неустойчивость и возможность нижней сферы предстают как космически-символическая материализация.

С другой стороны, в обретении и придании себе надлежащей формы, в обладании принципом жизни в себе самом —цельной жизни, не мятущейся более в поисках другого или других ради достижения собственной полноты и оправдания себя, жизни, более не расколотой потребностью в чем-то отличном от себя и иррациональной тягой к внешнему —одним словом, в опыте аскезы видели путь к постижению иного царства, мира состояния «бытия», уже не физического, а метафизического мира —«пробужденной разумной природы», традиционными образами которого служили солнечные символы, небесные сферы, светоносные шеи огненные существа, острова и горные вершины.