Давид против Голиафа

Секрет в том, что небытие может даже на стихийном дооперативном уровне уже быть предметом утверждения. Выше мы говорили о том, что разница, образованная вычитанием ограниченного воспринимаемого из безграничности самого восприятия образует предполагаемый невидимый мир, область субтильного или тонкого, которое созерцатель полагает в качестве духовного неба. Эта операция известна любому народному мистику, любому деревенскому визионеру, и с нее, собственно, начинает свой путь к сомнительному выздоровлению кн. Мышкин.

Впрочем, само это переживание – не иллюзия. Действительно, нам дан знак об инобытии в виде явной несоразмерности того, что нас окружает, уровню нашей открытости в качестве перцепторов. Если сравнить нас в этом плане с зеркалами, то мы обнаружим одно шокирующее своей очевидностью различие: зеркала воспринимают абсолютно все, любой предмет, который только им не предъявишь; все, кроме темноты. Отсутствие потока фотонов отражающая поверхность зеркала не регистрирует. А мы воспринимаем темноту, абсолютную тьму, мы ее переживаем как фундаментальный зрительный опыт! Парменид решил свести людей до статуса механических зеркал, а Аристотель это институционализировал, превратив невидимый мир в абстрактные категории, прилагаемые опять-таки к миру видимому. Именно эти абстракции стали на долгие века гарантом имманентной вечности мира. Для профанов.

Потому что у «непрофанов» совсем другие отношения с вечностью и временем.

ГЛАВА 2 Законы циклов в традиционной метафизике

Задолго до того, как гениальный Лобачевский отменил пятый постулат Эвклида, мыслители и визионеры знали, что в пространственновременном континууме луч света летит по кривой и параллельные линии пересекаются в неопределенной дали. Эвклидовская геометрия с ее ледяной строгостью и красотой – это «философия неба», которая может быть только созерцаема духовными очами и постижима интеллигибельно, т. е. без привязки к чувственному опыту, из одних только законов чистого разума. В таком небе, естественно, ничего нет – оно пустое, хотя это уже и не первопространство, ибо в первичной протяженности невозможна и сама геометрия в силу совершенного тождества всех элементов этого начального состояния пространства между собой.

Метафизика, в отличие от того, что о ней думают многие, крайне конкретна и учитывает реальное положение дел. Мы живем не в эмпиреях, а в хтонических низинах, где Эвклид «не работает».

То, что древние знали о кривизне луча, прекрасно подтверждается традиционной мифологией о змее, медленно, но неотвратимо сжимающем вселенную. Эта кривизна не только существует как данность, она еще и прогрессивно возрастает. Впрочем, если луч не идет по прямой, то это уже сразу означает, что его кривизна не может быть постоянной величиной. Кривизна – неустойчивое состояние, и постоянные величины в мире относительных форм – это абсурд.

Мир движется по спирали, которая сжимается к центру, и когда змей додавит вселенную до конца, она исчезнет вместе с ним; но как только исчезнет сам змей, вселенная освободится, вернувшись в состояние первопространства, того самого, упомянутого выше, в котором еще не существуют тела и формы, а время представляет собой четвертое измерение протяженности.

Вот в этот момент, технически говоря, наступает некое подобие имманентной вечности, потому что в течение какого-то изначального недлящегося мига времени нет, оно есть четвертое измерение пространства. Ничего не происходит, ничто не нарушает простой и чистой гомогенности белого листа бумаги, с которого начинается возродившаяся вселенная. Но этот «недлящийся» миг все равно кончается. Следующий шаг, и маятник закачался, время пошло, родился змей, и новая удавка спирали исказила и сморщила – пусть сначала совершенно незначительно – идеальное пространство.

Рене Генон в своей фундаментальной работе «Знаки времени и космические законы» подробно описал проблематику космических циклов, согласно которым существует, исчезает и возрождается вселенная, точнее, «пакет» миров, образующих одну великую Вселенную. (Согласно традиционным данным, наш простанственно-временной континуум, представляющийся нам таким грандиозным, необъятным и единственным, со всеми его галактиками и туманностями – это тоненький листик бумаги в громадной стопе, которая уходит вверх от нашего «неба» и вниз от нашей «земли». Миры суть веер или гармоника неограниченных в числе модальностей проявления, развернутых между большим небом и большой землей. Но мы для удобства изложения выносим это понимание за скобки и будем говорить о мире как о некой единственной и всецелой данности, совпадающей с нашим опытом.)

Наиболее разработанной теория циклов оказывается в индийской метафизике. Хотя, разумеется, мудрость Египта, Вавилона, ацтеков, китайцев содержит идентичную информацию, совпадающую до нюансов. Просто с индийской философией западное общество познакомилось поподробнее, чем с ацтеками или Вавилоном, благодаря британским востоковедам, по большей части пасторского сословия, которые после колониальной оккупации субконтинента с жадностью накинулись на санскритские тексты. Кстати, это же послужило основанием новых научных представлений, явившихся именно в это период покорения Индии, о том, что мир существует какие-то чудовищные миллиарды лет! Это было крайне убедительно после того, как на протяжении веков всем объясняли, что мир сотворен всего только семь тысяч лет назад. Христианский человек Европы был в интеллектуальном плане несчастнейшим из созданий. С одной стороны, он должен был верить, что все существующее вспыхнуло посреди «буддийской» пустоты всего лишь каких-нибудь несколько тысячелетий до него (т. е. время жизни пары–тройки поколений хороших секвой или баобабов!), с другой, в подкорке у него плотно сидел Аристотель и оптимистичные греки, которые нашептывали ему, что мир никогда не начинался, а существовал всегда. И на подсознательном уровне Аристотель вышел все-таки сильнее церкви, потому что когда английские пасторы-масоны привезли из Индии сногсшибательную весть о том, что не семь тысяч, а семь миллиардов лет существует Земля и Солнечная система, западный человек ухватился за ту подсказку, как за якорь спасения. Тут мир вроде бы и возник (т. е. нет голого материализма), но при этом так давно, что он как бы почти вечен (по Аристотелю).

С тех пор – с конца XVIII века – убеждение в миллиардах лет стало основной догмой западного научного сознания, ничем не вышибаемой. Все остальное, как то: радионуклеиды, красное свечение разбегающихся галактик и прочие «доказательства», – подстраивалось под эти цифры, приобретшие практически статус интеллектуальных идолов. Самое удивительное, что при этом типовой ученый, кажется, сохраняет веру в единственность этого мира, т. е. все равно вынужден признать, что он-таки возник в момент «икс» из буддийской пустоты (или из сверхатома по теории большого взрыва, но откуда взялся сверхатом?)

В действительности эти цифры были сознательной дезинформацией ученых брахманов, которые шифровали реальные цифры длительности циклов, чтобы те не стали известны профанам. Подлинные же данные выглядят следующим образом.

Главной единицей измерения циклического времени является так называемый «большой год», который в западной традиции еще имеет название «халдейского». Это время оборота Большой медведицы вокруг Полярной звезды, когда она описывает на небе полную свастику. Срок этого движения – 25 960 лет. В течение этого года Солнце последовательно пребывает в 12 зодиакальных знаках – созвездиях – по 2 160 лет в каждом.

Время проявленного человечества (человеческого цикла) – 2,5 халдейских года или 64 800 лет. Этот срок состоит из четырех эпох, которые греки и индусы называли по разному, имея в виду одно и то же: Золотой век, или Сатья-юга, длящийся в течение 4/10 общей длительности цикла, т. е. один халдейский год, или 25 960 наших лет; Серебряный век, или Двипа-юга – 19 440 лет (3/10 срока); далее Бронзовый век, или Трета-юга – 12 980 лет, или 2/10 срока; и, наконец, последний, Железный век, или Кали-юга, который длится всего 1/10 срока, или 6 480 лет.