Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

и добро и зло также одинаковы. Все эти выражения обозначают худшие

виды единства, о которых не может быть речи в спекулятивной

философии, и только не вышедшее из варварства мышление может употреб-

гое». Он, правда, говорит на стр. 14 о таких умах, — а эти умы, по его мнению,

и суть настоящие философы, — которые принимают второе положение (это,

надо полагать, то, что раньше он называл первым положением) и устраняют

противоположность между безусловным и обусловленным бытием, принимая

существование безразличного первобытия, в котором все соотносительные

противоположности взаимно проникают друг друга. Но не замечает ли г. Толюк,

говоря таким образом, что безразличное первобытие, в котором, по его словам,

противоположности взаимно проникают друг друга, есть совершенно то же

самое, что и то безусловное бытие, односторонность которого, как он утверждал

раньше, должна быть устранена? Г. Толюк, таким образом, единым духом

говорит, что надо устранить эту односторонность и заменить ее тем, что является

точь–в–точь той же односторонностью, что, следовательно, надо не устранить эту

односторонность, а оставить ее нетронутой. Если хотят выразить то, что творит

ум, то нужно уметь постигать факт при помощи ума, а то не успеешь оглянуться,

как факт исказится. — Я должен, впрочем, заметить, что то, что я здесь и дальше

говорю по поводу представления г. Толюка о философии, я не могу и не должен

говорить, так сказать, индивидуально о нем; то, что Говорит он, нам приходится

читать в сотнях сочинений и, между прочим, в особенности в предисловиях

теологов. Я процитировал здесь г. Толюка отчасти потому, что его произведение

случайно имеется под рукой, и отчасти потому, что проникающее его

произведения глубокое чувство, ставящее их, повидиМому, по ту сторону теологии

рассудка, более всего приближается к глубокомыслию; основное его опре-

351

лять их для выражения идей. Что же касается указания, что в спино-

зовской философии не признается различия между добром и злом,

взятыми сами по себе или в собственном смысле, то мы должны задать

вопрос: что это «собственно» означает? Если оно означает природу

бога, то ведь никто не будет и требовать, чтобы в нее было перенесено

зло. Субстанциальное единство в философии Спинозы есть само добро;

зло есть лишь раздвоение; в спинозовском субстанциальном единстве,

следовательно, менее всего имеется одинаковость добра и зла,

последнее, наоборот, исключается из него. Поэтому и в боге, как таковом,

также мало существует различие между добром и злом, ибо это

различие существует лишь в раздвоенном, в чем–то таком, в чем существует

и само зло. Далее мы встречаем в спинозизме также и различие;

человек в этой системе отличен от бога. Пусть система с этой стороны

нас не удовлетворяет в теоретическом отношении, ибо в ней человек

и все конечное вообще, хотя они и низводятся этой системой на степень

модусов, все же выступают в ходе рассмотрения лишь па–ряду с

субстанцией. Все же здесь, в человеке, где существует различие, оно

существует также и как различие добра и зла, и лишь здесь оно собственно

существует, ибо только здесь его настоящее место. Если при

рассмотрении спинозизма имеют в виду лишь субстанцию, то в ней, разумеется,

деление, примирение, вовсе не похоже на безусловное первобытие и тому

подобные абстракции, а представляет собою то же самое содержание,

которое есть спекулятивная идея; последняя выражает это содержание в ферме

мысли, — и глубокомыслие г. Толюка скорее всего должно было бы заметить

его в идее.

Однако бывает, что г. Толюк в этой его книге, как и в других своих

произведениях, тоже пускается в ходячие рассуждения о пантеизме, о чем я говорю

пространнее в одном из последних примечаний к «Энциклопедии». Здесь я только

отмечу своеобразную несуразность, в которую впадает Г. Толюк. Поставив на

одной стороне своей мнимо–философской дилеммы первооснову и назвав ее

затем (стр. 33, 38) пантеистичяой, он характеризует другую сторону дилеммы,

как точку зрения социнианцев, пелагианцев и философов–популяризаторов,

и говорит, что, согласно этой точке зрения, «не существует бесконечного бога,

а существуют многочисленные боги, каковыми именно являются все те существа,

которые отличны от так называемой первоосновы и которые на–ряду с этой

так называемой первоосновой обладают самостоятельным бытием и действова-

нием». На самом же деле на этой стороне дилеммы даны не только

многочисленные боги, а все и вся (все конечное признается здесь обладающим

самостоятельным бытием) суть боги. На этой стороне дилеммы, следовательно, Г. Толюк

должен находить свое всебожие, свой пантеизм, а не на первой стороне

дилеммы, богом которой он ясно и определенно делает единую первооснову

и где, значит, имеется только монотеизм.

3O2

ПРЕДИСЛОВИЕ

нет различия между добром и злом, но этого различия нет именно

потому, что с этой точки зрения зло, как и все конечное, и мир вообще

(см. § 48), вовсе не существует. Но если мы будем иметь в виду ту

стадию системы, в которой мы встречаем также и человека и отношение

человека к субстанции, с точки зрения которой только и может найти

себе место зло в его отличии от добра, то мы должны заглянуть в те

части этики, которые рассматривают человека, аффекты, человеческое

рабство и человеческую свободу, и лишь тогда мы будем в состоянии

дать правильный отчет о моральных выводах системы. Тогда мы, без

сомнения, убедимся как в возвышенной чистоте морали Спинозы,

принципом которой является исключительно лишь безграничная

любовь к богу, так и в том, что эта чистота морали является

последовательным выводом из системы. Лессипг сказал в свое время, что со

Спинозой обходятся, как с мертвой собакой. Мы не можем сказать,

что в наше время лучше обходятся со спинозизмом и вообще со

спекулятивной философией, когда видим, что те, которые излагают их и судят

о них, даже не дают себе труда правильно понять факты и верно их

передать. Последнее было бы минимумом справедливости, а такого

минимума спекулятивная философия, во всяком случае, имела бы

право требовать.

История философии есть история открытия мыслей об

абсолютном, составляющем ее предмет. Так, например, можно сказать, что

Сократ открыл определение цели, которое было развито и определенно

познано Платоном и, в особенности, Аристотелем. «История

философии» Брукнера так некритична не только в отношении внешних

исторических фактов, но также и в своем изложении учений, что она

приписывает древнейшим греческим философам по двадцати, тридцати и

более положений, как принадлежащие им философемы, в то время как

на самом деле ни одно из них не принадлежит им. Все они — выводы,

которые делает Бруккер, руководствуясь современной ему дурной

метафизикой и ложно приписывая их греческим философам. Выводы

бывают двоякого рода: есть выводы, которые представляют собою лишь

более подробное развитие некоего принципа, и есть выводы,

представляющие собою переход к более глубоким принципам. Исторический

момент в исследовании состоит именно в том, чтобы указать, каким

лицам принадлежит такое дальнейшее углубление и раскрытие мысли.

Но способ изложения, применяемый Бруккером, недопустим не только

потому, что излагаемые им древнейшие греческие философы сами не

извлекли тех выводов, которые, по его мнению, содержатся в их прин-

353

ципах, не только, следовательно, потому, что эти философы не

высказали определенно этих выводов, а главным образом потому, что, делая

эти выводы за древних греческих философов, им навязывается